Славы жаждут дураки - Страница 6

– Это все?

– Да, все. Весь фокус заключается в том, что он тебе ответит. Тебе, артистке, нетрудно ведь сыграть нумизмата?

– Я многое могу сыграть.

– Тогда сделай одолжение. Не бойся, это не страшно… Да, подожди! Вот сто долларов. Без них он не станет с тобой разговаривать.

Инга вышла, поправила прическу и протянула руку.

– Сумочку!

– Что? – не понял я.

– Мою сумочку дай!

– Да, конечно! – усмехнулся я, взял с сиденья маленький черный чемоданчик размером с книгу и протянул Инге. Не доверяет, подумал я.

Инга не очень решительно зашагала по улочке, оборачиваясь и глядя на меня, словно проверяя, не розыгрыш ли это? Я пересел за руль и развернул машину. Инга шла посреди улицы, рассматривая утонувшие в садах дома. Ее бежевый костюм блестел и отливал металлом. Она выглядела слишком броско для этой пыльной дачной улицы и совсем не была похожа на нумизматку.

Ничего он ей не скажет, думал я. Зря на него собак вешаю.

Инга скоро вернулась. Я подумал, что она не застала Кучера дома.

– Ну? – поторопил я ее, когда она села рядом.

Кажется, девушка получала удовольствие от того, что могла испытывать мое нетерпение.

– Значит, так, – начала она и посмотрела на потолок кабины. – Он дал адрес. Улица Набережная, дом два. Это там, где ремонтируется частная гостиница…

Гравий вылетел из-под задних колес машины с силой пулеметной очереди. Ингу швырнуло на спинку сиденья; она хотела ухватиться за поручень над дверью, но промахнулась, и ее ладонь, описав дугу, шлепнула меня по лицу. Набирая скорость на предельных оборотах, я послал машину на шоссе, выскочил на встречную полосу и, уступая место идущему в лобовую грузовику, пропылил по обочине.

– Вот именно так… – произнесла Инга, придя в себя, когда «шестерка» гладко покатилась в город. – Я тоже так хочу…

– Занятия закончены, – зло сказал я.

– А мороженое? – мгновенно расстроилась Инга.

– Мороженое отменяется!

Сволочь, подумал я. Зарою!

Кто сказал, что вспыльчивые быстро отходят, в отношении меня были весьма далеки от истины. Если я вспылю по какой-либо причине, то успокаиваюсь лишь тогда, когда начисто устраняю причину, заставившую меня нервничать. А до этого я всю свою эмоциональную энергию просто заталкиваю в маленькую крепкую емкость и до поры до времени навешиваю чеку. Словом, я весь из себя – очень взрывоопасный человек. Инга, естественно, этого не знала.

– Остыл? – заботливо спросила она меня, когда мы покатились по центральной улице города, такой же пересушенной, как и до дождя. Отдыхающие, как куры на птицеферме, разбегались из-под колес «шестерки» во все стороны. Меня это забавляло.

– Ты ожидал, что он назовет какой-нибудь другой адрес? – снова спросила Инга.

– Я ожидал, что он вообще ничего тебе не скажет и не возьмет деньги, – пояснил я. – А вообще не спрашивай меня ни о чем, все это тебя не касается.

– Ты проехал поворот в автошколу, – заметила девушка.

Я в самом деле забыл, что еду на чужой машине и что Ингу пора возвращать туда, где взял. Но из-за упрямства я не стал тормозить и разворачиваться.

– Поздно, – проворчал я.

– В каком смысле?

– Какая же ты непонятливая, – покачал я головой. – Просто диву даюсь, как это таких, как ты, берут в актрисы.

Инга ответила не сразу, и я сначала подумал, что ей можно хамить безнаказанно.

– Знаешь, дорогой мой тиче, – сказала она звонко, – если у тебя не ладятся какие-то дела, то не надо срывать злость на малознакомом тебе человеке. Это дурной тон.

– Во! – Я вздернул кверху указательный палец. – Точно! Ты права! А потому надо познакомиться еще ближе.

– Особого смысла я в этом не вижу.

– Напрасно! Никто не научит тебя мгновенно разворачивать машину вокруг своей оси… Так я не понял, ты хочешь мороженого или тебя высадить?

– А почему ты так со мной разговариваешь?

– Потому что я битый час учу тебя вождению, а ты по-прежнему не различаешь педали тормоза и сцепления, – откровенно хамил я.

– Останови машину! – крикнула Инга.

– Как же, сейчас! – закивал я. – Я тебя отпущу, а ты потом посеешь повсюду сплетни, что я бездарный педагог. Да Макаренко и Сухомлинский в сравнении со мной – младенцы памперсные! Ты лучше выгляни в окно и посмотри, не отвалилось ли правое переднее колесо – что-то нас в сторону стало уводить.

– Останови немедленно! – пискнула Инга и стукнула меня кулаком в плечо.

Это меня рассмешило, и я страшно захохотал, отчего машина стала вилять, как лыжник на трассе слалома. Беспрерывно подавая сигналы, я на большой скорости взлетел на подъем у кладбища, как бы между делом заметил, что на этом опасном участке каждый день водители насмерть бьются, с воем промчался по Приморской, отравляя курортный воздух выхлопами с повышенным содержанием СО2>, и наконец остановился у музея.

Инга притихла. Она съехала куда-то под «бардачок», отчего ее коленки оказались на уровне лица. Я коснулся ее щеки пальцами и нежно потрепал за кончик уха. Она мне понравилась еще больше.

– Ты сумасшедший? – доверительно спросила Инга.

– Я хочу с тобой переспать, – признался я.

– Наглец, – устало ответила Инга и открыла дверь.

– Постой! – Я тронул ее за плечо. – Еще одна просьба.

– А не много ли просьб на первый раз?

– Тебе это ничего не будет стоить, а мне приятно.

– Ну?

Если бы обиделась, то непременно бы ушла, умозаключил я. А раз не ушла, значит, мое предложение ей понравилось.

– Посиди в машине, а я загляну на минутку к своей давней подруге.

Инга шумно выдохнула, снова села рядом и с деланым интересом стала изучать ногти.

В самом деле, подумал я, выходя из машины, я веду себя как идиот. Во всем виновата Анна. Женщины вообще виноваты во всем. Мужчины – святые!

С этими мыслями я поднялся по ступеням к двери выставочного зала и подергал отполированную ручку. Дверь была заперта. Я взглянул на часы: четверть третьего. Все ясно. Тетя Шура ушла за пирожками.

– Ты хотел сводить меня в музей? – спросила Инга, когда я вернулся.

Мне хотелось выговориться. Мне очень не хватало друга.

– Видишь ли, к заведующей недавно подходил какой-то мужичок из Прибалтики, мной интересовался. Ну, Лебединская из добрых побуждений дала ему от ворот поворот. А я сейчас подумал, раз Кучер за сто баксов кому хочешь дает адреса местных коллекционеров, то зачем от этого эстонца прятаться. Правда?

– А ты коллекционер?

– Да как тебе сказать?.. Когда в школе учился, то выменял у друга за жвачку два полтинника пятьдесят третьего года.

– Какая интересная у тебя была школьная жизнь! – заметила Инга. – И в самодеятельном театре ты участвовал, и монеты менял.

– Это что! Вот познакомимся ближе, я тебе еще и не такое расскажу.

– А что ты сейчас хотел от этой Лебединской?

– Во-первых, чтобы подробно обрисовала мне этого эстонца – вдруг случайно встречу его на пляже или на рынке. А во-вторых, надо предупредить ее, чтобы смело дала мой адрес, если он снова к ней придет. Познакомлюсь, поговорю, узнаю, что ему от меня надо. Но Лебединская ушла в пирожковую. Она всегда ровно в два идет к кинотеатру за пирожками… Мороженого хочешь?

– Послушай, ты уже десятый раз спрашиваешь!

– Разве? А я и не заметил… Ну, раз не хочешь мороженого, поехали ко мне, покажу свою гостиницу. Кажется, в холодильнике пара бутылок шампанского валяется.

Я развернул машину, посигналил Валерке, начальнику спасательной станции – тот чуть авоську с бутылками не выронил, когда увидел меня на такой экзотической машине.

Инга опустила руку мне на плечо.

– Знаешь что, тиче? Не будем форсировать события. У меня сейчас нет времени ехать к тебе.

– Что значит – нет времени? Еще не прошел первый академический час!

– Уже прошел второй астрономический. Отвези меня, пожалуйста, на набережную, к «Прибою», где чешское пиво.

– Ты хочешь пива?