Славы жаждут дураки - Страница 11

– Очень может быть! – огрызнулась Инга, помолчала и тише добавила: – Я помыла.

Стараясь не смотреть в глаза Инге, я повернулся и подошел к машине. На первый взгляд никаких следов не осталось. Но это только на первый взгляд. Криминальная экспертиза при желании отыщет частицы крови даже после мойки горячей водой с шампунем.

– Я почему спросил тебя о резком торможении, – сказал я, обходя «шестерку» и внимательно осматривая ее борта и колеса. – По тормозному пути можно легко определить класс машины, ее скорость и многое другое… – Я присел у переднего колеса. – Ну вот, и в протекторе кровь!.. Черт! А это что?

Инга на цыпочках приблизилась ко мне и встала за спиной.

– Колпак где? – Я повернул к ней голову. – Я тебя спрашиваю! Не моргай глазами!

– Какой колпак?

– Не клоунский же! Декоративный! С колеса!

– Не знаю, – пожала Инга плечами.

– Утром он был, – сказал я голосом, каким читают приговор. – Значит, ты потеряла его там… Все. Не надо ничего больше мыть. Можешь выкинуть тряпку… Мне очень тебя жаль, Инга, но я не могу тебя обнадеживать. Колпак – это серьезная улика. Я бы сказал, что это определяющая улика. Доказать, что женщину сбила именно эта машина, теперь будет очень просто.

В милицию! – уже уверенно думал я. Бесполезно что-либо делать. Нас высчитают в полчаса.

Инга вдруг кинулась к машине и стала отрывать колпаки с колес.

– Нет! – кричала она, закидывая их в лес. – Не пойду в милицию! Не пойду! Не пойду!

Колпаки планировали, как «летающие тарелки», ударялись о ветки деревьев и пикировали в высохшую траву. Инга выпрямилась, повернулась ко мне и, смерив меня долгим взглядом, произнесла:

– Да ты просто трус! Ты за себя боишься! Ты дрожишь только от одной мысли, что тебе пришьют укрывательство, и хочешь побыстрее сдать меня ментам!.. Дрянь! Продажная шкура! А я думала – мужик! Рыцарь!..

Ее глаза снова наполнились слезами. Она наносила точные удары, и ни один из них не прошел мимо цели, потому что она была права.

Запомни это мгновение! – сказал я сам себе, словно другому человеку. Ты идешь на это сознательно. Потом это нельзя будет уже назвать ошибкой или заблуждением.

Стиснув зубы, я пошел к машине, по пути отбивая ногой канистру, сел за руль и завел мотор. Инга, все еще не выпуская из рук тряпки, стояла перед капотом. Я надавил на газ. Машина зарычала. Я двинул вперед рычаг скоростей и почувствовал, как легко, как просто можно отпустить педаль сцепления, и машина, до дыма шлифуя колесами асфальт, рванется вперед, ударит своим горячим передком Ингу в живот, собьет с ног, подомнет под себя, разрывая нежную кожу, с хрустом и треском ломая ей череп, позвоночник, ноги и руки…

– Садись! – сказал я ей, испугавшись своих мыслей.

Инга кинула тряпку и на ватных ногах подошла к двери.

– Куда ты… хочешь? – произнесла она.

– Садись!! – рявкнул я.

Она подчинилась. Я сорвался с места еще до того, как Инга захлопнула дверь. Никогда я не водил машину так жестоко и безумно, как сейчас. Теперь мы вместе, думал я, выжимая из двигателя все, на что он был способен. Теперь у нас одна судьба. А мои друзья, моя Анна остались далеко-далеко…

Не доезжая до Морского, я свернул под указатель «RODEO-MOTORS АВТОСАЛО», в котором последнюю букву какой-то шутник замазал краской, и по разбитой донельзя грунтовке поехал по выжженному плато, обрывающемуся над морем.

– Нет здесь никакого сервиса, – сказала Инга. – Жуткое место.

– Нам с тобой теперь часто по жутким местам ходить придется, – сказал я, притормаживая. – Ну-ка выйди из машины и подожди меня здесь.

Инга послушно вышла и села на останки каменной кладки. Я доехал до ржавого сарая с прогнувшейся крышей, обставленного со всех сторон битыми кузовами, изношенными покрышками, бочками и железяками всевозможных размеров и форм.

Я затормозил напротив ворот, посигналил, но никаких признаков жизни не заметил.

Створка тяжелых ворот со скрипом отошла в сторону, и я зашел в темный, пропахший бензином и смазкой цех. Остановившись в какой-то липкой луже, я огляделся. Посреди цеха, на подъемнике, висела допотопная иномарка, с днища которой срывались маслянистые капли и со щелчком падали на дно смотровой ямы. В дальнем углу, под стеллажами с банками и ящиками с инструментами, на замасленном до блеска кресле, положив ноги на стол, сидел парень и с увлечением смотрел по крохотному телевизору какой-то сериал.

– Эй! – позвал я его. – Ты слесарь?

– Во дает! Во дает! – вскрикнул парень, не отрывая глаз от экрана, хлопнул ладонями и поменял местами ноги. – Она ж от него беременная, а думает, что он ей брат!

Я не торопясь подошел к телевизору и сел на него. Парень, с одеждой, лицом и руками, как у шахтера, обиженно взглянул на меня и опустил ноги на пол.

– Чего тебе? – недовольно спросил он, кидая под ноги окурок размером с таблетку.

– Работа есть.

– Погоди с работой! Дай кино досмотреть!

– Времени нет, – спокойно объяснил я.

– Конечно! – взмахнул руками парень. – У всех нет времени, у меня только его навалом.

Он нехотя поднялся, со стоном потянулся, пошел к смотровой яме, глянул на днище подвешенной иномарки, тронул пальцем какой-то патрубок и буркнул:

– Течет, зараза!

Он всегда будет бедным и грязным, подумал я. Но от таких, как он, почему-то зависят тысячи людей.

– Ну? – наконец снизошел до меня слесарь. – Какие проблемы?

– Надо отрихтовать и покрасить раму радиатора.

– Тачка какая?

– «Шестерка».

– Новая?

– Старая.

Парень поморщился, словно он занимался ремонтом исключительно «шестисотых» «мерсов». Вздохнул, вытащил из кармана пачку дешевых сигарет, выудил оттуда последнюю, поломанную посредине, послюнявил, склеивая, и сунул ее в рот.

– Ну, идем посмотрим на твою беду, – невнятно произнес он, прикуривая.

Мы вышли на воздух.

– Во! – проворчал слесарь. – Уже учебные тачки гробим… А ты что, инструктор?

– Инструктор, – подтвердил я.

– Что ж ты так плохо за учеником смотрел, инструктор?

Он подошел к машине и, напевая какую-то мелодию, присел у капота и, щурясь от того, что дым сигареты проедал ему глаза, стал осматривать раму.

– Вмяли вы ее прилично, – бубнил он себе под нос. – И рама, и фара, и чуток крыло задели. Работы тут много… А на что напоролись-то?

– С деревом не разошлись, – с ходу придумал я, задним умом понимая, что легенду надо было подготовить заранее.

– Ну-ну, – закивал слесарь. – Эту лапшу ты будешь кому-нибудь другому вешать. Тут не дерево было, а что-то помягче.

Я почувствовал, как у меня похолодела спина, словно за ворот вылили стакан ледяной воды.

– Дерево, – изо всех сил стараясь казаться спокойным, заверил я. – Только оно было мягкой породы. Трухлявая сосна.

– Ну, это понятно, что сосна, – тотчас отозвался слесарь и, прищурив один глаз, провел пальцами по вогнутой раме. – Я так сразу и понял, что сосна.

Он вскинул голову и взглянул на меня.

– Работы много, – повторил он и недвусмысленно добавил: – Работа сложная… Две штуки баксов будет стоить.

Слесарь, конечно, откровенно наглел. Мне показалось, что он сам обалдел от названной им же суммы, и все же интуитивно чувствовал, что я именно тот клиент, который готов заплатить сколько угодно, лишь бы уничтожить следы. Я понял: соглашусь на его условия – парень обнаглеет вконец и посадит меня на крючок.

– За две тысячи я куплю другую «шестерку», – спокойно ответил я. – А эту сожгу.

– Ну-ну! – ответил парень, жуя сигарету и стряхивая со своего немыслимо грязного комбинезона какую-то пыль. – Покупай. Если только, конечно, через пост ГАИ сможешь проехать.

Бог свидетель, я держал себя в руках до последнего, но вынести насмешку этого немытого ублюдка, который почувствовал власть над нами, было выше моих сил. Схватив слесаря за горло, я сдавил пальцы и толкнул слабеющее тело на ворота.