Славные. Предательство на Калте (ЛП) - Страница 36

— Стелок, истина Хаоса повсюду вокруг нас, — взывает он. — Отдайся ей!

Капитан воплощает собой холодный огонь гнева своего примарха. Опытный, убежденный, смертоносный. Эфон идет к капеллану. Его поступь уверенна, оружие наготове. Он загнал в угол своего старого друга — нет, своего нового врага. Кажется, что яростная битва рядом с ними затихла где-то вдали. Есть лишь Стелок Эфон и Курта Седд.

Капеллан откидывает свой плащ вбок. Он держит крозиус и плазменный пистолет по бокам от себя, осторожно входя в тень громадной колонны.

— Октет силен здесь. Пламя тьмы поглотит вас всех!

В сознании Эфона вспыхивает раскаленная добела ярость. Все рациональные мысли изгнаны прочь.

— Заткнись, предатель! — ревет он, бросаясь вперед.

Плазменный пистолет Курты Седда рывком взлетает вверх и выпускает обжигающий заряд, но Эфон, не думая, делает шаг вбок и наносит удар цепным кулаком. Несущий Слово уворачивается в сторону, используя преимущество более легкого доспеха, чтобы опередить атаку Эфона, и цепной кулак вгрызается в колонну, разбрасывая каменную пыль.

— Не будет никакой капитуляции, — рычит капитан. — Ни для кого из нас. У тебя был шанс на почетную смерть.

Двое генетически усовершенствованных воинов сшибаются, вкладывая все, что у них есть, во взрыв яростной ненависти. Курта Седд описывает крозиусом страшную дугу и разносит «Морикорпус» на куски. Эфон уклоняется от пылающей сферы очередного плазменного заряда и взмахивает цепным кулаком с не знающей пощады силой. Яростная схватка разворачивается так, словно рок обретает свой облик.

Стелок Эфон и Курта Седд.

Капитан и капеллан.

Ультрамарин и Несущий Слово.

Друг и враг.

Цепной кулак Эфона с ревом вырывает плазменный пистолет прямо из содрогающейся перчатки капеллана. Его движения натренированы, уверенны — безупречный образец кодифицированного совершенства примарха и вершина выучки XIII Легиона, только теперь им придали резкости неверие, предательство и злодейство. Курта Седд же, напротив, действует с налетом маниакальной неуязвимости. Он замахивается и бьет, словно человек, который верит, что попросту не может проиграть.

Эфон наносит удары с яростью Жиллимана — той яростью, которая не нарушает равновесия, а улучшает воинское мастерство. Он не дает противнику проскользнуть мимо, удерживая капеллана между собой и зияющей чернотой с другой стороны.

Двое кружат и бьются на краю бездны. Для стоящего летописца это могло бы стать спектаклем, обладающим горькой красотой. Воины на пике доблести сражаются, чтобы уничтожить — или, быть может, спасти? — друг друга.

Они начинают замедляться. Не от усталости, но от ужасного осознания, что мог быть и иной путь. Эфон скрежещет зубами. Несмотря на все, что он видел, и все, что совершил... на весь кошмар, всю резню и все кровопролитие... есть иной путь.

Он пытается подобрать слова, но Курта Седд описывает крозиусом мощную дугу и зацепляет его плечо со вспышкой питаемой энергией силы.

Эфон оступается на кромке разлома, чувствуя, как скала подается под его тяжело бронированными ногами. Расходятся трещины. Он отшатывается назад, отбрасывая собственный вес от края, и камни падают вниз во тьму. На протяжении долгого мгновения он покачивается на грани. Затем делает твердый шаг назад, поднимая цепной кулак в защитной стойке.

В другой руке Курты Седда изукрашенный жертвенный кинжал.

Он уже прошел оборону Эфона под вытянутой рукой.

Миг растягивается в вечность. Кинжал мучительно блестит перед глазами.

Капеллан делает шаг навстречу, заключая Эфона в братские объятия. Клинок проскальзывает сквозь уплотнения под наплечником, погружаясь глубоко между ребер Ультрамарина.

Нет никакой боли. Никакого искаженного выражения ярости. На лице Эфона маска пустого ошеломления, в его глазах, похожих на темные острия булавок, стоят безнадежность и предательство. Он делает несколько коротких судорожных вдохов. От смертельной раны расходится леденящий холод.

Курта Седд приближает свой лицевой щиток к уху Эфона, но его слова так же далеки и неразборчивы, как инфернальные нашептывания, которые теперь поднимаются из бездны.

12

[отметка: 141.02.01]

Уркус смотрит, как нож погружается: в его капитана, в его друга. Сержант содрогается от шока. Сцена кажется нереальной, но при этом, когда клинок проскальзывает между керамитовых пластин и входит в плоть Эфона, ощущение практически такое же, как если бы нож вошел в него самого.

Курта Седд держит капитана, полностью всадив клинок и пронзив Эфона на краю обрыва.

Бездна манит к себе. Уркус чувствует, как его тянет в удушающую тьму и хаос непрекращающейся битвы. Отчаяние легионеров, которые бьются не только за идеалы павшего Империума, но и за собственные жизни. Уничтожить врагов. Спасти друзей и братьев. Уркус удерживает секунды, как Курта Седд удерживает его капитана. Сержант не может позволить этому произойти. Должен быть иной путь. Если бы только он прибыл раньше, если бы не дал авангарду отряда так сильно от них оторваться.

Но самообвинение меркнет от насущности мгновения. Нет времени обвинять. Только действовать. Держа молниевые когти наготове, сержант тяжело движется вперед. Судьба — или нечто темное вроде нее — ведет его все дальше, разбитая броня гремит на нем.

Повсюду вокруг, словно призраки во мраке, легионеры XIII и XVII Легионов бьются насмерть на краю разлома. Сталкиваются мечи, цепные клинки высекают искры, огонь болтеров рвет тела в силовой броне и бьет по голому камню. Одни воины пытаются помешать другим затоптать и задушить друг друга. Ножи мелькают в темноте, и безжизненные тела падают в чрево планеты. При каждом новом толчке, исходящем с поверхности, сверху сыплется дождь камней и гальки, который покрывает пылью доспехи друзей и врагов и превращает их фантомов во мгле.

Все это время Несущие Слово продолжают петь, заклинания торжественным унисоном исходят из их решеток. Тошнотворные слова и звуки стали исступленным боевым кличем, который эхом отдается от свода пещеры над головами и кажущейся бездонной пропасти, что простирается внизу.

И в центре всего этого стоит Курта Седд.

Предатель Курта Седд. Мнящий себя убийцей героев.

Сосредоточение Уркуса нарушает обезумевший Несущий Слово, который спрыгивает с выступа наверху и приземляется на бронированный панцирь сержанта. Рыча, Уркус вбивает спину доспеха вместе с предателем и всем остальным в скальный выход. Несущий Слово еще падает, а вперед уже бросается новый, выставляющий перед собой болтер. Уркус взмахивает кулаком с клинками, выбивая оружие из руки изменника, а затем, отведя коготь назад, потрошит того, выдирая ему кишки, раскручивает и перекидывает через край.

Падают и другие тела в багряном облачении, вынуждающие Уркуса отклоняться туда-сюда, чтобы увернуться от них. Он слышит выстрелы Ультрамаринов, теснящих Несущих Слово назад. Вражеских целей так много, что грохот не прекращается.

Мертвый груз врезается в него, опрокидывая вбок. Уркус отчаянно вгоняет правый коготь в крошащийся камень на самом краю разлома, как раз когда ноги в тяжелой броне срываются в ничто.

У него екает в животе. Холодная тьма манит к себе.

Ему не отклониться, чтобы воткнуть в скалу второй коготь, и пальцы перчатки скребут в поисках любой зацепки, которую он сможет использовать.

Силясь снова обрести опору, пока тяжелый доспех катафрактия тянет его вниз, будто якорь, Уркус поднимает взгляд вверх. Он обнаруживает Несущего Слово на выступе над собой — на том самом выступе, за который он держится.

Это не просто какой-то предатель. Уркус узнает отметки с брони одного из пленников в командной башне. На воине нет шлема, и он яростно глядит сверху вниз из-за болт-пистолета. Он одаривает сержанта злобной улыбкой и взводит оружие.

Уркус рычит от бессилия и выдергивает коготь из выступа, вырывая у Несущего Слово опору из-под ног. Изменник валится вперед с застывшей на лице маской ошеломления и вопит в пустоту, падая навстречу своевременной смерти.