Сладостный огонь - Страница 4

Губы Натана дрогнули в язвительной улыбке.

— Успокойтесь, я не торговец белыми рабынями.

Девушку смутило, что он читает ее мысли как открытую книгу. Нельзя сказать, что этот человек был похож на торговца белыми рабынями, но на пирата он был похож, это точно. У него были глаза хищника — холодные, серебристо-серые. По ним ничего нельзя было прочесть, и они не улыбались даже, когда лицо его озаряла улыбка. От уголков глаз лучами расходились морщинки, но их оставили не привычка часто смеяться и не возраст. Едва ли он был весельчаком. Что касается возраста, то ему было, очевидно, немногим больше тридцати лет. Лицо у него было продолговатое, четкой лепки; нос римский, а линия рта несколько смягчалась едва заметными ямочками, которые появлялись с обеих сторон, когда он улыбался. Его волосы были темнее, чем у нее, брови почти черные, а загорелая кожа придавала его лицу слегка угрожающее, но, безусловно, привлекательное выражение.

Судя по одежде, он был состоятельным человеком. На нем была надета белая шелковая сорочка, ладно сидевшая на широких плечах. Жилет светло-серого цвета расшит серебряной нитью. Он взглянул на карманные часы, висевшие на платиновой цепочке, и направился в спальню.

— Я дам вам несколько полотенец и одеяло, а сам застираю шаль, — сказал Натан, расстегивая на ходу жилет. — Можете разжечь камин и добавить угля. Чем скорее вы согреетесь, тем скорее мы сможем уйти отсюда.

Он вернулся через пару минут, нагруженный теплыми вещами. В комнате никого не было. Натан не удивился тому, что она испугалась. Пожав плечами, он положил одеяло и полотенца на ближайшее кресло и вернулся в спальню. Стоя перед большим напольным зеркалом, он принялся развязывать галстук-бабочку. Невольно Натан улыбнулся собственному отражению. Если бы Лидия увидела эту холодную улыбку, то испугалась бы непременно.

— Ах, Лидия, Лидия, — тихо произнес он. — Думаю, что ты лишь отсрочила неизбежное.

— Если бы ты была хорошенькой, все было бы по-другому. — Слова эти казались особенно жестокими, потому что были сказаны просто для того, чтобы констатировать неоспоримый факт. — Но для такой молодой женщины, как ты, деньги иногда являются настоящим проклятием. Думая, что мужчин интересуешь только ты, я бы так не беспокоилась.

— Мама. — Лидия отвела от зеркала взгляд. Она стоически разделяла беспокойство матери, стараясь не заострять внимания на обидной стороне ее высказываний. — Мне надо привести себя в порядок. Нельзя ли…

— Нет, мы не можем откладывать этот разговор. Ведь именно это ты хотела сказать? — Мэдлин Чедвик разгладила атласный лиф своего бального платья и незаметно бросила взгляд в то же зеркало, смотреть в которое избегала Лидия. С удовольствием отметив, что платье не топорщится, Мэдлин сосредоточила внимание на нитке жемчуга и поправила ее так, чтобы застежка была спрятана под собранными в шиньон густыми золотисто-каштановыми волосами. Она заметила, что за ней наблюдает Пе Лин, черные миндалевидные глаза которой никогда не выдавали ее мыслей. — Можешь идти, — сказала Мэдлин, жестом указав служанке на дверь. — Я сама помогу дочери собраться. Узнай, не нужна ли твоя помощь миссис Черч на кухне.

Мэдлин сделала вид, что не заметила, как Пе Лин, прежде чем уйти, взглядом попросила указаний у Лидии. Девушка едва заметно кивнула, и служанка, поклонившись, выскользнула из комнаты.

— Я никогда к ней не привыкну, — сказала Мэдлин, едва за девушкой закрылась дверь. — Она появляется и исчезает, словно темный призрак. Не понимаю, зачем ты оставила ее при себе. Я могла бы найти для тебя толковую ирландскую девушку, которая разбирается…

— Мама, — спокойно прервала ее Лидия. Мэдлин вздохнула.

— Ладно-ладно. Не будем говорить о Пе Лин. Позволь мне сделать что-нибудь с твоими волосами, — сказала Мэдлин и, остановившись позади Лидии, провела щеткой по ее локонам. — Волосы еще влажные, — заметила она.

— Перед твоим приходом я приняла ванну, — глазом не моргнув солгала Лидия. Наверное, отчаяние придало ей храбрости. Но разве могла она рассказать Мэдлин о том, что произошло с ней сегодня? Взяв щетку из рук матери, она принялась сама расчесывать волосы.

— Почему ты всегда все откладываешь на последнюю минуту? — спросила Мэдлин.

Лидия ничего не ответила. Ее пальцы с привычным проворством уложили волосы в строгий пучок, заколов его в нужных местах полудюжиной шпилек.

— Застегни, пожалуйста, платье, — попросила она, поворачиваясь спиной к матери.

— Тебе не следовало так долго спать днем. Посмотри на часы, — сказала Мэдлин, снова привлекая внимание Лидии к ее отражению в зеркале. — Под глазами темные круги. Я несколько раз подходила к двери твоей комнаты, но эта косоглазая, которую ты при себе держишь, не позволила разбудить тебя.

— Я поговорю с Пе Лин. Я действительно сегодня очень устала, но совсем не хотела запрещать тебе входить в комнату, — сказала Лидия. (Разумеется, именно этого они и хотели, и Пе Лин точно следовала ее указаниям. Наверное, девушке было не просто сдержать натиск Мэдлин. Лидия пообещала себе вознаградить служанку за преданность.)

— Пощипли щеки, — приказала Мэдлин. — Может быть, хоть это отвлечет внимание от фиолетовых синяков под глазами. Когда ты научишься следить за собой? Неужели для сегодняшнего вечера нельзя было выбрать более подходящее платье?

— Но ведь ты сама заказала его для меня, — мягко напомнила Лидия.

— Правильно. Заказала. — Темно-зеленые глаза Мэдлин окинули оценивающим взглядом бальное платье дочери.

Желтый цвет материи бледнил Лидию, отчего тени, залегшие под ее глазами, казались ярче. Лиф платья должен был подчеркивать высокую грудь, однако жесткая тафта делала бюст плоским. Складывалось впечатление, что волан, пущенный по краю декольте, был предназначен для того, чтобы зрительно увеличить маленькую грудь. Линия юбки от талии до щиколоток прерывалась двумя рядами пышных оборок. Еще одно полотнище, тяжело задрапированное вокруг талии, было собрано сзади в турнюр.

— Не понимаю, — продолжала Мэдлин, — оно изумительно выглядело на молоденькой манекенщице, которая демонстрировала его в салоне. Почему же ты выглядишь в нем такой толстой и неуклюжей?

— Возможно, потому что я действительно толстая и неуклюжая, — сказала Лидия. При одном взгляде на мать было ясно, что это заявление соответствует действительности.

Лидия привыкла считать, что Мэдлин обладает всем, чего недоставало ей. Мать была на несколько дюймов выше ростом, изящная, стройная и в то же время обладала роскошными формами. Ее лицо классической овальной формы имело тонкие черты, а широко расставленные глаза были зелеными, как изумруды. Ее блестящие золотисто-каштановые волосы всегда были в порядке. Их блеск красиво оттенял ее алебастрово-белую кожу. У нее были безупречные руки и ноги, изящные пальцы, тонкая талия и стройная шея.

Мэдлин наконец застегнула лиф платья и поправила золотой медальон, украшавший шею дочери.

— Вздор, — сказала она. — Это платье делает тебя такой. Поставив дочь перед зеркалом рядом с собой, Мэдлин с удовольствием улыбнулась. Лидия печально вспомнила, как в детстве не раз молила Господа, чтобы проснуться утром такой же, как мать. Почувствовав себя скорее двухлетней, чем двадцатилетней, она закусила нижнюю губу.

— Не делай этого. Это некрасиво, — сразу же сказала Мэдлин.

Лидии захотелось расплакаться.

— Я, наверное, напоминаю тебе о нем, поэтому и раздражаю.

Мэдлин не нужно было спрашивать, кого имеет в виду дочь.

— Как ты смеешь напоминать мне о Маркусе? — удивленно и обиженно спросила она.

— Он мой отец.

— Твой отец ждет нас внизу, готовится принимать твоих друзей, приглашенных на твой благотворительный бал, а ты вспоминаешь о Маркусе!

— Я не хотела…

— Мне кажется, я никогда тебя не пойму, Лидия, — сказала Мэдлин. Она раскраснелась, глаза ее потемнели. — Не будем обсуждать этот вопрос. А платье, кажется, действительно не очень удачное. Но в следующий раз, вместо того чтобы отдавать все свое время благотворительности, ты пойдешь в салон вместе со мной.