Сладкая месть - Страница 13

– Уверяю вас, что я просто сопровождающий, леди Пемброк. Я обязан следить за вашей безопасностью и удобствами.

– А если я не пожелаю ехать?

Вызывающее поведение Жервез не оставляло никаких сомнений, но Уолтеру не хотелось ни утруждать себя мольбами и объяснениями, почему ее супругу так необходима эта поездка, ни расточать угрозы. Он отнесся к этой дерзости как к бесполезной выходке, как к попытке запугать его, поставить в неловкое положение, облегчив тем самым собственную беспомощность и разочарование. Уолтер отлично понимал, что Жервез не перестанет работать своим ядовитым язычком, пока не покинет замок Пемброк.

– Я не инструктирован и не уполномочен сопровождать вас в Брекон и Билт против вашей воли, – спокойно сказал Уолтер. – Если вы не пожелаете поехать, ваше право. Мне останется лишь сожалеть об этом, ибо вы пропустите интереснейшее зрелище. Любой праздник, совершаемый под покровительством принца Ллевелина, обыкновенно бывает переполнен весельем.

– Принца! – презрительно воскликнула Жервез. – Принца чего? Пяти паршивых овец, бесплодных гор и дюжины голых дикарей?

Уолтер опустил взгляд, чтобы скрыть выражение глаз. Его ветвь рода де Клеров жила и сражалась с валлийским кланом Марчей почти два века. Многие англичане могли думать так же, как Жервез, но Уолтер оставался при своем мнении. Валлийцы действительно в большинстве своем до сих пор жили по старинке – охотой и скотоводством; все их богатство заключалось в стадах коров и овец, которые паслись, кочуя с места на место; но никто, как бы он ни ненавидел валлийцев, не посмел бы назвать уэльскую знать «дикарями». И все же, несмотря на возрастающее раздражение, лицо Уолтера сохраняло прежнее спокойствие.

– Я не отрицаю, что вы столкнетесь с иными манерами и обычаями некоторых гостей, – заметил Уолтер, – но там будут и англичане. Возможно, приедет кузен короля Генриха лорд Джеффри Фиц-Вильям, поскольку жених приходится ему шурином.

Уолтер знал, что именно подобной приманкой и можно было привлечь такую женщину, как Жервез, но прилив тепла, нахлынувший на мужчину изнутри, не имел никакого отношения к интересу, который не смогла скрыть графиня. Он понимал, что с семьей приедет и Сибель. Тотчас же Уолтер ощутил смутное чувство вины в отношении того, что его так привлекала Мари. Отвлеченный этой мыслью, он на мгновение удивился, поскольку не последовало ни возгласов удивления, ни криков неверия. Мари, изучавшая письма, отложенные сестрой в сторону, вдруг вскочила на ноги и принялась что-то шептать Жервез на ухо.

Небольшая заминка дала Уолтеру достаточно времени, чтобы осознать тот факт, что женщины не в курсе политической ситуации; возможно, они и понятия не имели о том, что идет война. Он колебался, говорить ли им об этом, затем решил, что лучше всего сообщить о войне немного погодя. В нынешнем расположении духа Жервез наверняка откажется ехать, если решит, что отказ нанесет ущерб репутации ее супруга. К тому же Уолтер не знал ее достаточно хорошо и не мог угадать, пересмотрит ли она свое решение позже, уразумев, что, навредив Ричарду, она навредит и самой себе, или, в силу необыкновенной тупости и упрямства, станет действовать себе во вред, желая досадить мужу.

Уолтер был готов к любого рода вопросам, но только не к тому, что последовало. Подняв и перечитав письмо Ричарда, Жервез снова отложила его и уставилась на мужчину, нахмурив брови.

– Вы приходитесь дядей графу Глостерскому? – наконец спросила она.

– Да, – ответил Уолтер, гадая, какое отношение к данному делу имели его узы с бедным маленьким Ричардом.

– Но, любезнейший, – воскликнула Жервез, поднявшись и направившись к нему в то время, как Мари зазвонила в маленький колокольчик, вызывая слуг, – почему вы сразу об этом не сказали? И что заставляет вас быть на посылках у Ричарда?

На первый вопрос Уолтер вообще не мог придумать благоразумного ответа. Неужели эта женщина думала, что он ворвется в зал с криком: «Я – дядюшка графа Глостера»? Да и какую ценность имело его родство с беспомощным мальчиком, чьи владения находились в руках короля? Позже Уолтер понял, что для Жервез имело значение лишь его отношение к титулованному роду, но в эту минуту он полностью сосредоточился на ее втором вопросе, ответить на который мог с наибольшей выгодой для своих целей.

Уолтер улыбнулся, поднял брови и сказал:

– Вам непременно должно быть известно, почему я приехал. Я просто жаждал познакомиться с вами. Возможно, Англия находится на краю света, но мы не настолько далеки от его центра, чтобы до нас не дошла слава о вашей красоте, леди Жервез.

Явная лесть достигла своей цели. Хотя Жервез не сказала, как польщена, она немедленно принялась отдавать распоряжения относительно всяческих удобств для Уолтера, браня служанок, будто именно по их недосмотру с мужчины до сих пор не сняли плащ, не приготовили ему сухую одежду и баню. На мгновение Уолтера посетила неблагопристойная мысль: а не зашел ли он в своих комплиментах столь далеко, что женщина теперь с готовностью предложит ему и себя? Такое случалось неоднократно, но для Уолтера жена друга всегда оставалась особой священной, какой бы аморальной она ни была. Однако повода для беспокойства не возникло. К немалому восторгу мужчины, его проводила в подготовленную палату Мари. Но, к сожалению, она там не задержалась. Несмотря на соблазнительную улыбку, подобную ее первому мимолетному взгляду, Мари лишь отдала распоряжения пожилой – и довольно безобразной – служанке, которая помыла его и помогла одеться.

Когда Уолтер снова присоединился к дамам – чистый, сухой, выбритый, аккуратно причесанный, – он обнаружил у очага накрытый ужин. Его в самой любезной форме пригласили присоединиться к трапезе, а он в свою очередь, как и принято, с благодарностями ответил на любезность необыкновенно изящным поклоном. Безусловно, он получил одобрение, а манеры Жервез не оставляли желать ничего лучшего. Уолтеру пришлось напомнить себе, как неучтиво она вела себя каких-то несколько часов назад.

Обменявшись с женщинами комплиментами и избитыми приветственными и благодарственными фразами, Уолтер был готов удовлетворить любопытство, которое наверняка, по его мнению, испытывали хозяйки к предстоящей свадьбе. Однако он опять ошибся. Все вопросы касались лишь его самого: был ли он женат, каким состоянием располагал. Уолтер удивился, но решил, что дамы, возможно, из вежливости сочли нужным проявить интерес к гостю.

Кроме того, Уолтер должен был поддерживать хорошее настроение леди Жервез, чтобы потом удалось убедить ее не забывать о вежливости при валлийском дворе. Следовательно, он отвечал на вопросы женщин вполне исчерпывающе, если не считать одного нюанса. Он не обмолвился о своей надежде заполучить в жены Сибель, поскольку просто не имел такого права; тем не менее он без утайки рассказал им историю о своем наследстве, совсем позабыв о намерении не упоминать о войне, после чего приготовился к крикам ужаса и пугливым вопросам о конфликте с королем, в который оказался втянут и Ричард, но на лице Жервез не появилось и тени тревоги, а Мари смотрела на него так, будто гораздо больше интересовалась его лицом, нежели речами.

– Вы хотите сказать, что, несмотря на то, что в настоящее время вы не имеете власти над землями, они все равно принадлежат вам, – задумчиво проговорила Жервез. – Разве не возникло спорного вопроса о праве на собственность со стороны графа Глостерского, например?

– Ричард всего лишь ребенок, – машинально ответил Уолтер, гадая, уж не пропустили ли Жервез и Мари каким-то образом его упоминание о войне мимо ушей. – Глостер не наделен властью, чтобы оспаривать мое право на земли, да и, кроме того, он бы никогда так не поступил. Он любит меня и отличается исключительно мягким нравом. Да, земли принадлежат мне, но в такие времена никто не скачет прямо в замок, чтобы заявить о своем праве на собственность. Это ошибочный ход. Существует множество кастелянов, которые дорожат своей клятвой верности, но, опасаюсь, люди моего брата к ним не относятся. А может быть... я и не прав по отношению к ним. Так или иначе, мои дела могут подождать.