Слабое звено - Страница 5

Во второй раз все начиналось примерно так же, как и сейчас. Даже при строжайшем отборе и великолепной психологической подготовке люди все равно остаются самым слабым звеном любой системы. Увы, этого не изменить. Интеллект коллектива равен сумме составляющих ее интеллектов. Но когда коллектив превращается в толпу, ее интеллект мгновенно падает до уровня самого безумного индивида. Достаточно одного легкого толчка, чтобы сплоченная команда превратилась в сборище сумасшедших. Но чтобы восстановить контроль, нужны намного более сильные потрясения…

Люк в сектор «Д» открылся в автоматическом режиме. Это меня немного обнадежило. Может быть, все сведется к незначительному отклонению от штатной ситуации, которое уже ликвидировано? Я миновал последнюю дверь и оказался в Центре контроля двигательных установок.

Сурдин был здесь. И Войцех тоже, и Елена, и Ольга, и вся смена горняков, и еще человек двадцать. Всего более половины команды. Они сгрудились перед транспортной тележкой, с которой им что-то вдохновенно вещал Бартоло, ожесточенно размахивающий руками. Он стоял лицом ко входу и увидел меня первым. Замолк на полуслове, застыл в неподвижности, так и не опустив вскинутую руку. Потом в направлении его взгляда ко мне медленно повернулись остальные.

– Вы здесь очень кстати, командир, - сказал Бартоло, и в голосе его прозвучало замешательство. Впрочем, он довольно быстро справился с ним. - Странно только, что не вы нас здесь собрали.

Бартоло - лучший программист из тех, кого мне доводилось знать. Я пришел к этому выводу еще на Земле, в Центре подготовки, и не переменил своего мнения до сих пор. Худощавый аргентинец, смуглый, подвижный, импульсивный, эмоциональный - типичный представитель своей нации. Удивительно, но его подругой стала Сигрун - полная и абсолютная противоположность по темпераменту. Казалось, ее безмятежное спокойствие выковано в недрах вечных ледников родной Исландии. Лед и Пламень - так я называл про себя эту пару, вполне удовлетворенный подобным соединением стихий. Если Бартоло стал причиной кризиса - это только моя вина. Мне следовало распознать в нем потенциального бунтаря.

Те, кто находился здесь, слушали сейчас его. Не меня. Ему, скорее всего, подчинялись. Не мне - их командиру. Это было очень серьезно.

«Друг мой, существующий, когда пожелаешь! - возопил я в мыслях своих. - Отчего ты не вездесущ и не сверхпроницателен, а также не доступен для общения именно тогда, когда ты мне особенно нужен! Друг ли ты мне вообще после этого?»

Кстати, отметил я, Сигрун среди собравшихся не было. Зато присутствовал Лозовский. Он стоял справа от Бартоло - на месте первого соратника.

– Что происходит, Бартоло? - требовательно произнес я. - Почему ты здесь, а не на своем рабочем месте? Кстати, тот же самый вопрос адресован и всем остальным.

– Люди хотят знать правду, командир, - сказал он. - Вы не можете им этого запретить.

– У меня никогда не было таких намерений, - пожал я плечами. - Так в чем же, по твоему мнению, заключается эта самая правда? Полагаю, я тоже имею право ее узнать.

– Я говорил вам об этом два месяца назад, - довольно нервно сказал Бартоло. - Коммуникатор не отвечает на стандартные тестовые запросы.

– В режиме межзвездного перехода для Коммуникатора не существует стандартов, Бартоло, - мягко возразил я. - Вы как специалист знаете это не хуже меня.

К сожалению, моя фраза оказалась роковой. Первоначальное смятение Бартоло, вызванное моим появлением, мгновенно прошло.

– Я специалист! - отчеканил он, сжигая меня пламенным взглядом черных очей. - Поэтому отвечаю за каждое свое слово. А вы, командир, всего лишь администратор, который обязан доверять заключениям специалистов. И я как специалист утверждаю: Коммуникатор неисправен. Мы не в силах его восстановить. Врата не раскроются никогда!

Ожидая от него именно этих слов, я смотрел не на него, а на остальных членов экипажа. И видел по их глазам, по стиснутым челюстям и сжатым кулакам, что уровень их доверия к идиотской фантазии Бартоло на порядок выше, чем доверие ко мне или верность служебному долгу. Однажды мне довелось испытать подобное, и в тот раз я победил. Поэтому не стал отчаиваться.

– Я не буду спорить с тобой, потому что ты совершенно не прав, - сказал я очень громко и одновременно предельно спокойно. - Ты не единственный специалист в этой области. Интересно узнать, что думает Флетчер?

– Флетчер думает точно так же, - закричал Бартоло еще громче. - И я уверен, что произошедшее с ним - не случайность. Кто-то очень постарался, чтобы Флетчер сейчас ничего не мог нам сказать!

– Это неправда, - отчеканила Ольга. Она вышла из толпы и встала рядом со мной. - Я говорила с Флетчером всего несколько часов назад…

Но Бартоло грубо перебил ее.

– Коммуникатор не работает! - завопил он. - Врата мертвы, они не могут раскрыться и не раскроются никогда!

Беда в том, что это была правда. Только слово «никогда» следовало бы исключить. Коммуникатор бесполезен в полете. Врата не раскрываются в ничто. В сверхсветовом безвременье для них нет опоры. Я начал это объяснять, но речь мою прервали яростные протестующие вопли. Люди подступали ко мне всё ближе, в их искаженных лицах я едва узнавал членов своей команды - тех, кого выбирал лично и предлагал на утверждение Совету. Ольгу бесцеремонно оттолкнули в сторону, они были на грани безумия, они забыли, что командир - это я, и готовы были разорвать меня на куски.

Усыпляющий газ, изоляция, индивидуальный уход и полный контроль за процессом выздоровления - это было единственно правильное решение для каждого из них. Я не собирался терять ни одного члена своего экипажа. Так придется поступить, если мне не удастся овладеть ситуацией.

– Подождите! - я поднял руки, останавливая надвигающуюся толпу. - Кто-нибудь из вас хоть раз слышал об отказе Коммуникатора? Разве такое когда-нибудь случалось?

– Да! - заявил Бартоло. - Обломок, посланный к Вольфа-359, исчез навсегда вместе с командой. И ты об этом знаешь! Они не смогли вернуться!

– Они не смогли долететь, Бартоло, - грустно поправил я его, - это не подлежит сомнению. С ними могло случиться все, что угодно.