Слабая герцогиня. 10 способов унизить невесту (СИ) - Страница 5

В памяти всплывают красивые скулы, которые кажутся очень знакомыми, но кому принадлежат — не помню.

На мне длинное закрытое ночное платье с множеством воланов, поэтому рассмотреть фигуру толком не удаётся. Но тело выглядит несколько грузным, и это кажется мне непривычным.

Надо же, даже себя не узнаю. И чем же это меня так приложило?

— Госпожа, вам доставлено королевское послание, — Миа протягивает мне бумагу с внушительной белой печатью. Надламываю и пытаюсь различить буквы, но они всё никак не хотят складываться в слова.

— Миа, пригласи ко мне, пожалуйста, господина лекаря.

Служанка убегает, а я расхаживаю по комнате, получая удовольствие от самого факта ходьбы, хотя и ощущаю себя жутко неуклюжей. Иногда мне с трудом удаётся заставить слушаться собственные пальцы, иной раз подворачивается нога. Пару раз ступни скрутило судорогой, после чего я и вовсе перестала их чувствовать. Сначала страшно испугалась, но вскоре чувствительность вернулась, и я облегчённо продолжила свои “тренировки”.

В голове всё та же липкая, до оскомины надоевшая патока. Я вроде бы всё понимаю… но как во сне. Меня не покидает ощущение нереальности происходящего и иной раз я боюсь признаться даже самой себе, что, вероятно, повредилась умом.

Пожилой лекарь проводит у меня каждый день по нескольку часов кряду, объясняя элементарные вещи. Моя голова при этом работает странно.

Например, я знаю, что нужно поблагодарить, человека за помощь, что леди всегда обязана улыбаться и недопустимо показывать своё дурное настроение. Знаю, что нужно содержать своё тело в чистоте и пить по утрам чуть тёплую воду, уважать старших и не встревать в мужские разговоры… но я совершенно, вот совершенно не помню своих родителей! А теперь ещё выясняется, что я не могу читать.

— Вы хотели меня видеть, ваша светлость?

— Да, проходите. Миа, принеси нам с господином лекарем чаю, пожалуйста.

— Я мигом, ваша светлость.

Миа исчезает за дверью, а я протягиваю лекарю королевское послание.

— Вот!

— Что?

— Я не могу его прочитать! Мне кажется, что буквы знакомы и я точно помню, как раньше что-то читала, мне знакомо само это чувство. Но я не могу вспомнить эти символы! Поясните мне, пожалуйста, что здесь написано.

Лекарь благоговейно кончиками пальцев забирает у меня королевское послание и вчитывается в его содержимое:

— Здесь говорится, что Его Величество недоволен столь долгим промедлением с вашей стороны. Он узнал, что вы до сих пор не прибыли в имение Фрэй Дау и требует незамедлительного исполнения договорённостей. В связи с этим за вами отправлен королевский кортеж, который прибудет уже завтра утром, цитирую: “чтобы помочь вашей светлости добраться в комфорте и безопасности”.

— Оу… значит, Его Величество сердится?

Моя рука непроизвольно тянется к шее, и я делаю несколько глубоких вдохов. Я уже заметила, что это успокаивает меня.

— Ну что вы, наоборот, король опекает вас. И его беспокоит ваше благополучие, равно как и благополучие вашего герцогства. Королевский кортеж — это большая честь.

— Я могу отказаться от поездки или перенести её?

— Боюсь, что лишь в том случае, если готовы поведать королю о покушении. Врать монарху недопустимо и опасно. Но тогда вас ожидают допросы и выяснится, что вы ничего не помните. А, как я вам уже говорил, это может привести к разным последствиям. Например, Его Величество назначит вам опекуна, не дожидаясь свадьбы. А ещё, прознав об этом недуге, многие постараются использовать ваше беспамятство в своих интересах.

— И что же мне делать? — начинаю паниковать.

— А у вас есть выбор? Нужно собираться и надеяться на лучшее, ваша светлость. Я могу поехать с вами, сославшись на недавно перенесённую вами простуду. Это объяснит вашу задержку и позволит мне хоть как-то помочь.

— Благодарю вас, дио Хэмис. Вы не представляете, как я ценю вашу поддержку!

— Госпожа, я подготовила всё, что вы отбирали.

— Я отбирала?

— Да, ваши наряды, я проверила их. Всё в порядке.

— Ах да, конечно! — нужно учиться изображать невозмутимость. — Значит, всё уже упаковано?

— Да, госпожа. Кроме дорожного платья.

— Благодарю тебя, Миа, не знаю, как бы я без тебя справлялась, — улыбаюсь, ей, потому что мне всё больше нравится эта девушка. Миа вспыхивает и опускает взгляд, при этом безуспешно пытается скрыть довольную улыбку.

— Как давно ты работаешь у меня?

— Эм… прислуживаю? Так не так уж давно, ваша светлость. Меня наняли, когда… ну…

— Когда что?

— Когда закончился траур по кончине его светлости, вашего батюшки.

— А где предыдущая горничная?

— Так… кого вы выгнали, госпожа, а кто и сам ушёл потом, — запинается и бледнеет. — Пока траур-то шёл, вы балы не посещали, и вам Мариса прислуживала. А как срок вышел, так сразу и начали в свет выходить. И тут как раз Мариса-то вам и не угодила. Не могла волосы уложить, как прежняя горничная, что ещё при батюшке вашем служила. Вы Марису тогда сильно отругали, госпожа, да сказали, что накажете, а она на сносях была, да за ребёночка будущего испугалась. Вот и сбежала. А потом оказалось, что горничных и вовсе не осталось и меня перевели из прачечной вам служить.

Каждое слово Мии тупой иглой вонзается мне под кожу. Что же я за монстр такой, что готова была наказать беременную женщину? Пытаюсь представить, что отдаю приказ наказать живого человека и меня едва не выворачивает от ощущения накатывающей тошноты.

— Вам плохо госпожа? Вот, погодите, здесь лекарство. Выпейте, пожалуйста.

Послушно вливаю в себя терпкую жидкость, стараюсь дышать глубже и несколько минут прихожу в себя, собираясь с мыслями.

— Значит, прежде ты горничной не работала?

— Не работала, но убирать умею, за одеждой следить. И травы знаю, вы же потому меня и взяли, что я знахарству прежде училась да работала. И ванны, вон, умею делать с травами. Да вы только скажите, если что не так, я многому и научиться могу. Я очень стараться готова, потому как работа мне сильно нужна…

— Миа, остановись, я не собиралась выгонять тебя. Просто запамятовала немного.

— Простите, ваша светлость, вы после болезни совсем другая стали. Я никак привыкнуть не могу. Ах! — закрывает ладошками свой рот и таращится на меня испуганными глазищами. Потом бросается на колени, чем повергает меня в ступор. — Простите, простите, госпожа, не хотела я дурного сказать! Глупый мой язык!

— Да успокойся же! Разве я тебя ругаю? Но объясни мне, что ты имела в виду?

— Когда? — напряжённо замирает.

— Когда сказала, что я теперь другая. Миа, присядь рядом и не бойся, я не буду сердиться, но только, если честно ответишь, что именно во мне изменилось. Со стороны ведь виднее! — немного лукавлю, чтобы хоть как-то объяснить свои странные вопросы.

— Ну вы… стали больше… много больше улыбаться. Вы были… эмм… строже.

— Строже? Поясни.

Миа сглатывает и начинает ещё больше нервничать.

— Сейчас мне очень хорошо у вас работается, спокойно, а прежде я всё время боялась.

— Чего?

— Гнева вашего, госпожа. И что прогоните.

— И часто, по твоему мнению, я гневалась?

— Так, каждый день, госпожа. А теперь и не наказываете вовсе. Где ж тут не радоваться?… Простите, я… вы сами просили рассказать, а я…

— Раз я сама просила, то нечего извиняться. А теперь объяснит вот что: ты прежде сказала, что тебе работа очень нужна. И наказаний, похоже, боялась меньше, чем того, что тебя выгонят. Почему?

Миа бросает настороженный взгляд, снова мнётся, потом вздыхает и всё ж таки рассказывает…

— Мать у меня в городе не ходит уже, а братьев и сестёр кормить надо, им пока тяжело самим на хлеб зарабатывать. А у вас жалованье шибко больше, чем в лавке травницы, — смущается служанка.

— Так, — представившаяся картина ужаснула, — а отец?