Сквозь века. Первая часть. Занятие «не хуже других» - Страница 13

Чудеса продолжались. Лучший врач, какого только возможно найти.

– Очень болит?

– Нет, – Михаэль дивился тому, как звучит голос: чисто и сильно – словом, нормально. Точно колдовство. – А Вы немец: у Вас акцент.

Врач внимательно и быстро проводил беглый осмотр: глянул под веко, пощупал лоб, измерил пульс…

– Да, правда, – отвечал он рассеянно, – я немец – но слышат это далеко не все. Ты ведь умеешь хранить секреты? Так вот: я – местный. Понял? – Он отвернул одеяло. Новая повязка осталась совершенно чистой: волшебное средство надёжно «запечатало» рану. Харрада хотел сесть. – Лежи-лежи, мой мальчик, вставать не нужно. Ты, я вижу, чувствуешь себя совсем неплохо? – Барон обернулся к стоящему за спиной Мигелю:

– Тот самый Ваш друг?

– Ага. Моя нянечка.

– Какой великолепный экземпляр! Ничего подобного не видал. Вы хотите сказать, что это из-за него мы так спешили, что я чуть не умер? Напрасно, коллега, напрасно. Судя по его состоянию, время вполне ждёт.

– Не ждёт, барон, Вы не видели раны. Ему куда хуже, чем он показывает, он и меня сперва одурачил. А состояние, – Мигель указал на опустевший перстень: – вот его состояние.

Врач охнул: информация сразила наповал:

– Но как же Вы?!.. Вы хоть понимаете!..

Гарсиа отвечал очень странно, и взгляд его был твёрд и ясен:

– Плата не важна.

– Ого! С каких это пор?

– Не медлите, не медлите, доктор! Посмотрите скорее, что можно сделать, пока он в силах это перенести. И пока средство может действовать.[9]

– Ну что ж, малыш, – лекарь вернулся к Михаэлю. – Давай, наконец, разберёмся с твоей раной – да и успокоим твоего друга? А то он у нас совсем извёлся, да и меня совсем извёл. Я уверен, что внутри у тебя всё цело, но надо же в этом и убедиться! Ну как, согласен?

Великан чуть не рассмеялся. Его забавляли манеры хирурга. Стало легко и спокойно; он почему-то доверял старому немцу.

– Давай-ка посмотрим, что там у тебя. Ох, какая мускулатура. Вот это рельеф! Просто редкостный рельеф.

Зубы заговаривает, понял Рыжий Чёрт. Смешно. Старик велел ему руки хорошенько сцепить под головой – чтобы сам себя «держал», переплетя пальцы в «замок» и придавив «замок» затылком. Совершенно излишняя мера: не стал бы Харрада позориться – хватать врача за руки. Что бы ни делал лекарь, где бы и как сильно ни нажимал, раненый отвечал только:

– Нет, не больно.

Рыжий Чёрт стыдился не то что пожаловаться на боль, он считал, что уронит своё достоинство, даже просто испытав страдание. Мужчина, воин не должен чувствовать боль от ран. Ещё и признаться самому?! Посмешище из себя делать? По счастью, эликсир притуплял «не те» ощущения.

Дон Мигель с напряжением следил за манипуляциями седого хирурга. Ему не было смешно. Он тревожился, очень. Сопереживал по-настоящему, словно чувствовал ту же боль. Точно, как сам Михаэль, когда шили его Чинка.

Это чего-нибудь да стоило? Рыжий Чёрт это оценил. Уж теперь-то он за Гарсию – горой.

Лекарь сказал:

– Я не понимаю, что мы ищем. Вы видите: совершенно никакой реакции. Похоже, пули всё-таки извлечены.

– Нет. Он терпит.

– Невозможно.

– Я вижу: он терпит. Он вздрагивал.

– И только? Хорошо. – Сатториус повернулся к больному. – Сынок, зачем ты скрываешь?

– Я не скрываю. Мне не больно.

– Ну вот видите! Дон Мигель, Вы уверены, что пули не извлечены? Не хотелось бы зря резать: вызовите и допросите хирурга, который здесь был.

Но Мигель с Михаэлем в один голос сказали: «Нет!» А Мигель добавил:

– Разговор у меня с ним будет другой, чуть позже. – Он подозвал Ренато:

– Ты разумный малый.

И «разумный малый» на радостях, что удостоился, вдохновенно залился соловьём: как притащил хозяина из лесу, и сбегал за полковым лекарем, и полковой лекарь быстро нашёл «ковырялкой» первую пулю. А потом час возился со второй и всё злился, что никак не найдёт, а хозяин всё был, как мёртвый. Потом лекарь отдохнул и хотел ещё поковырять, а тут хозяин как раз очнулся и как начал кричать: Мне надо идти, время, время, где мои сапоги!

Харрада побагровел:

– Заткнись, скотина! Кто тебя за язык тянет?!

– Тише, Михаэль, пусть доскажет. Говори, голубчик, не бойся.

Слуга опасливо покосился на своего господина и отодвинулся за спину Гарсии:

– А лекарь-то так и убежал без инструментов – хозяин его чуть-чуть табуреткой не пришиб, самую малость промахнулся. И послал меня за Вами, господин. А потом опять за лекарем. А лекарь сказал, что хозяин бешеный, и надо его закопать, поглубже.

Мигель с трудом сдержал ярость:

– Так ты всё знал. Почему же ты, каналья, не рассказал мне всё это раньше? Сразу почему не сказал?!

Не получилось выслужиться. Слуга готов был под койку залезть, под табуреткой уместиться, лишь бы спрятаться от гнева обоих господ:

– Я побоялся, – пролепетал он, пятясь к двери: – мне хозяин не велел. Он бы меня убил.

– Доберусь я до тебя, – прошипел Харрада. – Трепло.

Старый врач вернулся к больному:

– Да ты озорной? – глаза его смеялись. – Меня, надеюсь, не станешь прогонять табуреткой? Тогда займёмся делом? Убирай руки.

Но и повторный, ещё более внимательный, осмотр картины не прояснял. Лучший, какого только можно найти, хирург был совершенно сбит с толку:

– Почему молчишь? Неужели совсем не больно?

– Нет.

– А так? – и снова осторожно надавил на живот: – Тоже ничего?

– Нет.

– А так? – и резко убрал руку. Всего лишь. Но простой этот фокус оказался ещё хуже выстрела. Михаэля чуть не подбросило под потолок, из глаз полились слёзы. Он весь покрылся потом, но только крепче стиснул зубы, стараясь унять дрожь и выровнять дыхание.

– Я же Вас просил! – вскрикнул Мигель: – Я говорил Вам!

– Тише, тише, маленький, держись, сейчас это пройдёт. Неужели так больно?

– Нет! – прорычал «маленький». – Предупреждать надо! – Ему было ужасно стыдно за свою слабость. Чёрт, и Гарсию напугал. Снова перед глазами всё плыло.

– Извини, сынок, извини, я сам не ожидал, – врач держал руку у него на запястье. – Дон Мигель, Вы видели? Дело-то, оказывается, плохо, чтобы не сказать ещё хуже. Он действительно терпел. Бедный мальчик.

Но «мальчик» уже вполне овладел собой:

– Не смейте. И никакой я Вам не бедный! И жалость Ваша мне не нужна. Делайте своё дело или уходите!

– А всё-таки ты на меня обиделся. Прости, сынок, я же не хотел. Прости старика.

– Не обиделся я. Жалеть меня не надо. Не люблю я это.

– Хорошо-хорошо, – быстро согласился старик, – больше не буду. Ну и норов у тебя. – Старый врач отёр ему испарину и теперь тихонько гладил по непокорным рыжим кудрям, словно успокаивал ребёнка. Тихий голос, казалось, гипнотизировал: – Доктору нужно говорить всё. Игры в железных рыцарей – это сейчас немножко невовремя. Мужество – хорошая штука, когда оно кстати, сынок. Я ведь только хочу, чтобы ты немножко мне помог, а ты капризничаешь. Того гляди, табуретку схватишь, гонять меня начнёшь. Не начнёшь? Ну вот и улыбнулся. Вот и молодец. Ну что, не будешь больше скрытничать? Станешь мне помогать – покажешь, где сильнее болит?

На упрямого «железного рыцаря» снизошло умиротворение. Он почти сдался – и тут встретился взглядом с другом. Лицо дона Мигеля сохраняло, как всегда, суровое, даже жёсткое выражение – но он был так бледен, что Михаэль испугался.

– Нигде не болит, – поспешил он заверить. Суровый лейтенант совсем побелел, даже губы у него стали серыми:

– Что ж ты делаешь!..

Харрада быстро притянул врача к себе и зашептал ему в самое ухо:

– Посмотрите скорее на Мигеля. На нём лица нет, он упадёт сейчас. Сделайте что-нибудь, скорее, ему же плохо!

Сатториус внимательно посмотрел на одного, на другого…

– Вот оно что. Мне бы самому догадаться.

Марес не расслышал их разговор:

– Доктор, что он сказал?

– Давайте-ка отойдём, коллега, на два слова. Сядьте. Выпейте это. Вам, кажется, нехорошо?