Сквозь пепел и прах - Страница 13

А столичный маг выразил желание пообщаться с юным поджигателем. Хитроумие и тонкость, с которыми была организована выходка, заинтересовали его. Иртана долго нервничала, измеряя шагами коридор возле кабинета, где гость беседовал с ее сыном. Они провели вместе два часа. А когда вышли, гость сообщил взволнованной хозяйке, что ее сын обладает недюжинными магическими способностями.

Хозяину он предложил свои услуги в качестве учителя талантливого подростка. Сначала Эйдас пришел в ужас. Кэрдан без магических навыков переворачивал вверх тормашками все поместье. Отцу было страшно представить, что натворит его сын, научившись магии.

С помощью Иртаны гость сумел убедить лорда Кедара. Решение было принято. Маг остался в Кедари учить наследника. А через несколько недель последовал новый сюрприз. В случайном инциденте учитель Кэрдана обнаружил, что у хозяина поместья тоже имеются магические способности. Иртана написала об этом не сразу, а несколько дней спустя. И поводом для записи стало не само открытие способностей у ее мужа, а его решение заниматься с учителем сына.

Возмущению супруги не было предела. «Он бредит! В его возрасте, с его статусом учиться магии! Кэр – ребенок, ребенку пристало учиться. Но не взрослому лорду, которому надо уже готовиться к кущам Создателевым, а не магией заниматься!» К кущам Создателевым надо было готовиться в тридцать два года. Эдере было интересно, готовилась ли к ним сама Иртана, будучи лишь на несколько лет младше мужа.

Эйдас сумел настоять на том, чтобы заниматься вместе с сыном. Эдера подозревала, что несчастный муж и отец, чужой в собственной семье, просто хотел отвлечься от семейных неурядиц и восстановить порушенную самооценку.

А может быть, он хотел сблизиться с сыном за счет общего занятия. Если так, то план потерпел поражение. Кэрдан всячески унижал отца в процессе занятий, демонстрировал собственное превосходство, возмущался, что вынужден отставать в учебе из-за «этого тупицы и бездаря». В итоге он добился того, что Эйдас стал заниматься с магом отдельно, в гораздо меньших объемах, чем сын.

Его спасло лишь то, что магу был интересен редкий феномен латентных способностей, раскрывшихся во взрослом возрасте. Ведь Эйдас служил при дворе, а значит, общался с королевскими магами. Никто не обнаружил его способностей, а они оказались не столь малы.

Иртану дико раздражало, что муж настойчиво обучался магии. Она видела в этом желание сравняться с сыном, заведомо превосходившим его, как способностями, так и местом в материнском сердце. Эдере была омерзительна эта женщина. Своим баловством и опекой она позволила Кэрдану вырасти настоящим чудовищем. Она пресекала любые попытки отца наказать сына надлежащим образом. Она не дала возможности привить ему общечеловеческую этику, внушить, что такое хорошо и плохо.

Девушка продолжила чтение. Похоже, учеба подействовала на Кэрдана благотворно. Буйные проказы уменьшились: Иртана стала куда реже жаловаться на «облыжные наветы злобной черни».  Количество желающих оболгать ненаглядного сыночка значительно уменьшилось.

Шесть лет спустя маг сообщил, что способности Кэрдана превышают его собственные, и он далее не способен обучать его. Он рекомендовал отдать юношу в обучение к магу-отшельнику. И даже обещал самолично выбрать такового и привести к нему парня. Подходящим магом он счел отшельницу по имени Фаэлон, обитавшую относительно недалеко, в атрейской части Гевазийского Хребта.

Реакция Иртаны была предсказуемой. Забрать ее ненаглядного сыночка, отдать какой-то волшебнице за тридевять земель, чтобы она растлила Иртанино золотце. «Все знают, маги спят с учениками противоположного пола, а некоторые – и своего! Как можно отправлять Кэра к какой-то старухе-магичке, которая растлит его?! Будь он проклят, этот Глисар!» Столичного мага, первого учителя Кэрдана, звали Глисаром.

В кои-то веки от Иртаниной воли ничего не зависело. Решение принял сам «сладкий Кэр». Он заявил, что отправится к Фаэлон и продолжит у нее обучение. Материнское сердце было разбито. Но повлиять на сына Иртана не смогла. Он жаждал учиться, даже если ради этого предстояло покинуть надежное маменькино крыло. Иртана лишь сумела настоять, что сама отправится проводить сына к отшельнице.

Следующий год был заполнен излияниями материнской тоски вперемешку с восторгами от успехов сына. Иртана приводила длинные цитаты из писем Фаэлон, где волшебница не скрывала своего удовлетворения талантом, усердием, дисциплинированностью и – послушанием!!! – нового ученика. По ее словам, Кэрдан был едва ли не идеальным. Ни одной жалобы на хулиганские выходки.

Эдера могла бы подумать, что Иртана преувеличивает, но она приводила слова волшебницы в кавычках. У девушки не было оснований сомневаться, что Иртана переписывала их дословно. Если бы Фелион жаловалась на Кэрдана, то мать наверняка возмущалась бы ее лживыми наветами. Да и обучение быстро закончилось бы.

Нет, восторги Фелион имели одно очевидное объяснение. Лишенный всеохватного материнского покровительства, Кэрдан начал вести себя так прилежно, что даже мудрая волшебница купилась на его фальшивое поведение. Он вовсе не хотел вылететь с начала обучения. Он всячески старался произвести положительное впечатление на новую учительницу.

Судя по всему, с магом Глисаром у него тоже были хорошие отношения. В самом начале обучения от Иртаны последовала пара жалоб на гнусные наветы мага в адрес Кэрдана. А затем – ни слова. Эдера истолковала отсутствие «наветов» так, что маг сумел приструнить ученика-хулигана, и тот не распространял свои выходки на учителя. Наветы «жалкой черни» и «завистливых соседей» продолжались. Но на отношениях с Глисаром это никак не сказывалось.

Итак, сладкий Кэр оставил матушку и учился у Фелион, притворяясь пай-мальчиком. Опасения Иртаны сбылись, и волшебница уложила ученика в свою постель – Иртана не знала об этом и ничего не писала в дневнике по сему поводу, но у Эдеры была информация из первых рук: признание самой Фелион. Каково же приходилось матери в разлуке с ненаглядным сыночком, оставшейся с постылым супругом?

Упреки в адрес Эйдаса возросли. Если раньше он появлялся на страницах только как жестокий тиран и глупец, верящий лживым наветам, то теперь у Иртаны нашлись новые поводы для недовольства и раздражения. Откровенное сожительство с одной из служанок, чрезмерная поглощенность занятиями магией – Глисар остался в поместье и продолжил обучать Эйдаса, – пренебрежение хозяйственными делами.

Под нерадивым управлением Эйдаса поместье стало убыточным. Тогда Иртана взяла дела в свои руки. Появилось много записей о ее новой деятельности в качестве полновластной хозяйки Кедари. Она оказалась на удивление успешна. Счета поместья  вышли из минуса, мал-помалу прибыль начала возрастать. Записи стали более четкими, сдержанными и позитивными. Кажется, после отъезда сына леди Иртана научилась получать удовольствие от жизни и сумела реализовать себя.

В 1427, на третий год отъезда Кэрдана из Кедари, изменился тон ее записей об Эйдасе. Супруг стал намного чаще упоминаться на страницах дневника, и жена отзывалась о нем уважительно. Как будто через двадцать пять лет брака Иртана вдруг разглядела достоинства мужа. Она признала его любовницу. Ненависть к сопернице исчезла. Хозяйка начала называть ее по имени и писать в таком же расположенном тоне, как о муже.

Один абзац сильно заинтриговал Эдеру и показался ей непонятным. «Как я могла винить его… Ведь я сама дала ему ложную надежду и побудила жениться на мне. Заманивала любовью, которой не могла дать. Я использовала его, чтобы остаться на Ремидее, чтобы перебраться ближе к Ларгусу… Чего я от него ожидала? Конечно, он имел право искать любви, которой не мог получить от меня…» Эдера истолковала этот абзац так, что Иртана любила другого человека, когда выходила замуж за Эйдаса. Но при чем здесь Ларгус?.. Что означало – «использовала его, чтобы остаться на Ремидее»?

Кэрдан регулярно гостил в родовом гнезде, радуя матушку визитами. Радуя ли?.. С прибытием сына Иртана возвращалась к прежнему тону, почти ушедшему за годы разлуки с ним – экзальтированному, полному болезненного надрыва. Даже почерк менялся: глубже нажим, резче очертания букв, наклон разбросанный, хаотичный.