Сквозь круг стальных небес (СИ) - Страница 64
Вид всего этого комплекса производил на Лайонхарта примерно такое же впечатление, как на хоббитов — колдовская крепость у врат страны тьмы. Однако, как и мохноногие коротышки, он понимал, что его путь лежит туда. А потому, собрав всю свою волю в кулак, решил:
«Даже если терминал не в этой башне, мне нужно внутрь, — но тут же, глянув под ноги, забеспокоился: — Но как спуститься?»
Он стоял на ровной площадке, вымощенной потрескавшимся кафелем — создавалось ощущение, будто тут прежде располагался общественный туалет. Удивительно, как катастрофа перелопатила этот мир. Теперь перед Диком был обрыв высотой не меньше ста футов, под которым топорщились заросли боярышника и белой акации. Склон каменистый, с острыми выступами, а кое-где торчали куски арматуры: одно неверное движение при спуске — насадишься на них, точно жук в коллекции.
— Эй, парень, не поможешь мне слезть? — натянув вымученную улыбку, обратился аспирант к Максу.
Голем на него даже не глянул, оставаясь неподвижным, как горная вершина. Солнечные лучи играли на его удивительно ровной и чистой — ни единого пятнышка — броне. Ричард грустно вздохнул. Видно, рано он радовался тому, что может командовать этими тварями. Да, киборги его несколько раз спасали в трудной ситуации, но вот обычно хоть проси, хоть требуй, хоть грозись — реакции никакой. Может, он не уловил нужный эмоциональный настрой? Или превращения в мозгу кибернегра еще не завершились? Требовалась дополнительная настройка, и поэтому Макс упорно двигался к башне? Гадать проку мало, нужно было спускаться самому.
Поправив рюкзак и завязав покрепче концы своих лохмотьев, Дик шагнул к обрыву. Присел на колени, ухватился за торчавшую чуть в стороне ветку кизила и, мелко подрагивая, опустил ногу… Сердце пропустило несколько ударов, пока носок ботинка судорожно искал в пустоте какой-нибудь выступ. Наверно, так чувствует себя человек, впервые ныряющий в прорубь морозным днем. Однако вот опора была найдена. Отлегло, и вроде даже солнце начало светить ярче, а Лайонхарт поставил вторую ногу в углубление на скале. Острые камни больно впились в бок, предплечье оцарапали шипы на кусте, но это ладно. Так, теперь, не отпуская правой руки, взяться левой за кусок арматуры, который торчал на самой кромке обрыва…
Внезапно раздался сухой треск, и рука потеряла опору. По закону подлости тут же с глухим стуком осыпалась выемка, на которую опирался левый ботинок. Ричард, вскрикнув, попытался ухватиться за что-нибудь, но пальцы цапнули лишь горстку земли и несколько травинок. Перевернувшись через голову, аспирант больно ударился спиной, и его тело заскользило вниз по склону. Он то и дело натыкался на какие-то палки, острые железки, бился о камни. И без того измочаленная одежда мгновенно превратилась в жалкие обрывки, брызнула кровь. Вскоре Лайонхарта приложило темечком о булыжник, и мир расплылся в радужных кругах. Возможно, Дика бы размазало о скалы, но, соскочив с небольшого уступа, как с трамплина, он рухнул на раскидистую крону вяза. Хруст веток, вопли птиц, и Ричард повис на ветвях футах в шести над мутной лужицей.
Едва теплившееся сознание будто запечатали в мешок, набитый паклей и свинцовой дробью. Можно было подумать, что кто-то отрезал у аспиранта конечности и приделал на их место руки и ноги от гранитного памятника — тяжелые, бесчувственные, неподатливые. Впрочем, оно и хорошо, ведь в животе и грудной клетке бешеным волком металась боль. И это было далеко не единственным удовольствием. В желудке и кишечнике по ощущению плескалась лужа ртути: внутренности растягивались под ее тяжестью и готовы были лопнуть. Голове приходилось и того хуже: мозги словно превратились в жиденький кисель, в который набросали ржавых гвоздей. Они больно втыкались в еще живые нервы, в глаза и в уши, грозили вылезти изо рта.
Хотелось уползти в какой-нибудь укромный уголок, чтобы там отлежаться, но на это не было сил. Хотелось исторгнуть из себя ядовитую жижу, которая по ощущению плескалась в животе, но внутренности парализовало. Хотелось кричать, но легким не хватало воздуха. Хотелось — чуть не впервые с детства — молиться, но голова не соображала, а память молчала. Все, что смог Ричард, это с трудом — словно ворочая каменные плиты, — прошептать:
— Макс… ради бога… спаси…
Деревья, скалы, все вокруг искривилось, лес застлал багровый туман, но аспирант разглядел массивную тень на вершине увала. Похоже, за время злополучного спуска голем не только не шелохнулся, он даже не соизволил взглянуть на спутника. Но тут кибернегр переступил с ноги на ногу, однако не сделал попыток спуститься. Его будто что-то смущало. Неужели вид избитого Лайонхарта? Но ведь он без колебаний разорвал пасть церберу!
Дика начало знобить, боль усилилась, сердце, только что еле ковылявшее, пустилось галопом. Вот оно начало спотыкаться и казалось, что еще немного — и аспиранта хватит инфаркт.
— Скорее… я умираю! — просипел Ричард, как наполовину задушенная кошкой мышь.
Макс присел, с сомнением разглядывая крутой склон, потрогал камни обшитой броневыми пластинками лапищей. И снова — никаких попыток спуститься! В чем дело? Раньше эти железяки, причем тот же кибернегр, неплохо слушались Дика.
Ричард собрал остатки сил, вкладывая их в отчаянный призыв:
— Сюда, будь ты проклят!!!
В голове будто взорвалась сверхновая. Мир перед глазами поглотила ослепительная вспышка, а когда она угасла, повсюду замелькали разноцветные искры. Боль была настолько невыносимой, как если бы миллионы коготков торопливо разрывали мозг на отдельные клетки. Уши наполнились шипением, похожим на звук расстроенного приемника. Тело аспиранта изогнулось в мучительной судороге, и его вырвало: не ртутью, конечно, а чем-то черно-желтым с красными прожилками. Дик так и остался висеть с разинутым ртом, и с его губ змеистыми струйками стекала кровь пополам со слизью. Но, что странно, в груди разлилось приятное тепло, и будто свинцовая плита свалилась с сердца, позволив тому биться мощно и радостно.
Макс, осторожно переставляя ноги с камня на камень, все же начал опускаться по склону. Значит, все обойдется. Голем вытащит его, отнесет в место, где еще сохранилось медицинское оборудование. Дика заштопают, и он спасет человечество. Каждый раз за эти полгода Ричарда кто-нибудь спасал, повезет ему и сейчас! Однако с чего такая уверенность? Возможно, плотина сознания все же рухнула под напором потока безумных событий. Аспиранту самому захотелось засмеяться, но он лишь раскашлялся.
Внезапный укол боли заставил Лайонхарта дернуться. Впрочем, ощущение было терпимым: будто в самый центр мозга вонзилась тоненькая иголочка. Мир перед глазами подернулся рябью, и он развалился на цветные квадратики, как бывает с изображением на экране телевизора, когда возникают помехи. Потом в верхней части поля зрения появился значок, напоминающий изображение почтового конверта, которое нарисовали очень нетвердой рукой. Обеспокоенный Дик сосредоточил на нем взгляд, и перед глазами развернулась надпись: «Ошибка 437. Критический сбой в работе системы. Остановка всех функций…»
Надпись рассыпалась на пиксели и пропала, а вместе с этим исчезли помехи. Впрочем, легче не стало. Что-то не так стало со зрением: мир сделался расплывчатым, особенно по периферии слева, а трава и листья вдруг сменили цвет с зеленого на синий. Некоторое время Ричард, удивленно моргая, пытался понять смысл произошедшего, пока его не осенило. Похоже, травма головы повредила и нейрочип, и тот отключился! В позвоночник будто вонзились ледяные иголочки, холод разлился и в животе.
Черт, что же он будет делать без этой маленькой, но такой нужной микросхемки! Отключилась коррекция зрения и теперь забытые уже близорукость и астигматизм заявили о своих правах. Ну да, еще Дик не различал зеленый цвет… Но это все ерунда, можно привыкнуть. Хуже то, что сдохли дополнительные модули памяти, вычислений и подобного: в старом мире после без них работать в науке было бы сложно. Еще пропала возможность подключаться к электронным сетям. Как теперь наладить связь с Хайланд? Прежде он бы просто пошел бы на прием к врачу-кибернетику, а теперь что делать? Даже карту памяти с базой данных по эксперименту Ричард Энн отдал.