Скуки не было. Вторая книга воспоминаний - Страница 29
И тут они вспомнили про Слуцкого. Всем было известно, что Слуцкий с Мартыновым в добрых отношениях и даже, говорят, имеет на него некоторое влияние. А Слуцкий – как-никак – член партии. И если ему поручить это тонкое дело…
Сказано – сделано.
Позвали они его на свою тайную вечерю (как сказано у Галича, – "тут его цап-царап – и на партком"), и, подчиняясь партийной дисциплине, он согласился взять на себя эту тонкую дипломатическую миссию. И действительно уговорил Леонида Николаевича принять участие в той постыдной карательной акции.
Но Леонид Николаевич – натура нервная (поэт все-таки) – в последний момент взбрыкнул. Что же это, говорит: меня вы на это дело подбиваете, а сами – в сторону?
И тут уж Борису не оставалось ничего другого, как воздействовать на беспартийного собрата личным примером. ("Коммунисты, вперед!").
О его выступлении тогда ходило много слухов. Говорили, что из всех речей ораторов, участвовавших в травле, его речь была самой туманной и, как оценило это высокое партийное начальство, даже неоправданно мягкой.
Теперь все это перестало быть тайной, стенограмма того шабаша давно опубликована, и о том, что там происходило, мы можем судить уже не по слухам и рассказам очевидцев, а по точным документальным данным. Приведу из этой стенограммы лишь один небольшой отрывок.
Собрание подходит к концу. Зачитывается (разумеется, под аплодисменты) проект резолюции. Казалось бы, дело за малым: принять эту резолюцию, как водится, единогласно, и все тут.
Но вот тут-то как раз и началось самое чудовищное:
ГОЛОС С МЕСТА. Мне кажется, что в резолюции слово «космополит» надо заменить словом "предатель"…
ГОЛОСА. Правильно…
Р. АЗАРХ. В резолюции нужно сказать: "Творческое собрание писателей просит Советское правительство лишить Пастернака советского гражданства".
С. С. СМИРНОВ. Я думаю, здесь ясно выражено наше отношение, и дело Советского правительства принять окончательное решение…
ГОЛОС С МЕСТА. Почему Советское правительство должно решать само, без нас? Мы должны просить Советское правительство. И надо так и записать: "Просить Советское правительство…"
С. С. СМИРНОВ. Голосую: кто за то, чтобы вставить в резолюцию эту фразу?.. Кто против? Поправка принимается. Есть ли еще поправки?
ГОЛОС С МЕСТА. В резолюции есть такое место, что Пастернак давно оторвался от нашей действительности и народа. Фраза эта неправильна, так как он не был никогда связан с народом и действительностью.
В. ИНБЕР. Эстет и декадент – это чисто литературные определения. Это не заключает в себе будущего предателя. Это слабо сказано.
С. С. СМИРНОВ. По-моему, это сказано очень определенно…
Как видно из этой стенограммы, председательствующему С. С. Смирнову, старающемуся не выходить за рамки партийного задания, пришлось даже слегка отбиваться от напора энтузиастов, жаждущих еще большей крови.
Но речь Слуцкого отличалась не только от истерических визгов всех этих, особенно злобных шакалов.
Он не присоединился, как это сделал председательствующий С. С. Смирнов, к председателю КГБ Семичастному, который сказал о Пастернаке: "Свинья не сделает того, что он сделал. Он нагадил там, где ел". В отличие от В. Перцова он не утверждал, что Пастернак "не только вымышленная, преувеличенная в художественном отношении фигура, но это и подлая фигура". В отличие от К. Зелинского не уверял, что имя Пастернака – синоним войны. И не кричал истерически: "Иди, получай там свои тридцать сребреников! Ты нам здесь сегодня не нужен!"
Факт, однако, остается фактом: он был одним из них, принял участие в карательной акции, в этой постыдной травле. И до конца дней не мог себе этого простить. Думаю даже, что не слишком погрешу против истины, если скажу, что "этот случай" сильно способствовал тяжкой душевной болезни Бориса и сильно приблизил его смерть.
А всё потому, что, считая себя коммунистом, то есть человеком идеи, на самом деле был – членом партии, то есть членом банды.
«Я в ваших хороводах отплясал…»
Он давно уже знал, что той партии, в какую его принимали, больше нет. Может быть, даже уже понимал, что такой, какой он ее себе представлял, она и тогда, в 41-м, уже не была:
Последние две строки, конечно, о политике государственного антисемитизма, все прелести которой Борис уже почувствовал к тому времени на собственной шкуре. Но это был не единственный и даже не главный стимул, побудивший его написать такое стихотворение. Главным было то, что фундамент всего здания, которое он возводил, не щадя жизни, как выяснилось, стоял на "плывущем под ногами, на уходящем из под ног песке". Говоря проще, – сама идея, в которую он так беззаветно верил, оказалась фикцией.
Это было написано в 1957 году.
Вот как давно обозначилась трещина между подлинными его душевными склонностями и добровольно взятой им на себя ролью «вождя», «комиссара». Это была мина замедленного действия, которая – рано или поздно – не могла не взорваться. Так оно в конце концов и случилось:
Все ценности прошлого перечеркнуты. Осталась только вот эта, последняя ценность:
Вот он – итог. Конечный вывод, к которому пришел человек, гордившийся тем, что ему выпало быть не песчинкой, а творцом истории – разбивать казематы, кормить голодных, раздавать крестьянам графские земли…
Такая вот печальная диалектика.
Для чего был нужен СМЕРШ
Говорили о только что вышедшем и прочитанном нами обоими романе Владимира Богомолова «В августе 44-го». Роман это был литературным событием, о нем тогда много говорили, и он этого заслуживал. Во-первых, это была хорошая, добротная проза, что в те времена было большой редкостью. Жизненный материал, положенный в основу романа, автор знал досконально. И не по литературе, а по собственному своему военному опыту. Ну и, наконец, не последнее из достинств, обеспечивших этому роману его успех, был острый, крутой, можно даже сказать, детективный сюжет.
Борис эту книгу оценил высоко. И я, в общем, почти готов был с ним согласиться. Но меня в этом романе отталкивало отношение автора к главным его героям – особистам, смершевцам. Он их героизировал. Мало того! Только они в этом его романе и были настоящими героями. Солдаты и офицеры других родов войск в сравнении с ними выглядели жалко. Они мало что понимали в ситуации и своим вмешательством не то что не помогали смершевцам делать их героическую, высокопрофессиональную военную работу, но даже мешали.