Скрипач (СИ) - Страница 66
Бросив едва слышный вздох сожаления, Ганс обернулся на убитого, сунул револьвер в карман и, взяв листок бумаги, и написал: «Для *** Театра. Надеюсь, эти деньги пригодятся Вам». После чего, немного подумав, дописал внизу листка: «Иоганн Люсьен Сотрэль».
Оставив свой дорожный рюкзак, в котором были деньги, принесенные из Парижа, на столе, Ганс положил сверху свернутую записку и, забрав скрипку, хлопнул дверью и поспешил прочь по коридору.
Не видя более ничего на своем пути, Ганс, пошатываясь, брел по улице. Мир померк для него, но зато в голове зазвучала новая мелодия. Юноша даже не слышал, как позади кто-то снова окликнул его из толпы. Скрывшись от зовущего в темноте переулка, юноша продолжал путь, сам не зная, куда.
Мимо спешили прохожие, стороной обходящие странного юношу. Сжимавшего в одной руке скрипку и смычок и идущего, повесив голову.
- Смотри, куда идешь! – вдруг воскликнул мужчина, которого Ганс случайно задел плечом.
Бросив злобный, затравленный взгляд на прохожего, тут же отшатнувшегося в сторону от неожиданности, Ганс отвернулся и пошел дальше.
По дороге проносились самые разнообразные повозки, фаэтоны, кибитки, запряженные то гнедыми, то вороными лошадьми, казавшимися при свете фонарей одинаковой масти. Вечерело, и город оживал. Издали по небосводу плыла огромная грозовая туча. Возможно, это будет последняя гроза в этом году…
Бродивший бесцельно по городу Ганс вдруг запнулся за что-то и чуть не упал, но смог все же удержаться на ногах. Будто бы очнувшись, наконец, ото сна, которым окутала его музыка, юноша оглянулся.
- Ганс? – раздалось сзади.
Юноша прищурился, вглядываясь в темноту. Глаза, привыкшие к тусклому свету фонарей, не могли различить в темном углу владельца голоса.
Послышался звук несмелых шагов.
- Ганс… Сын… – раздался шепот.
Юноша продолжал, прищурившись, вглядываться в мрак. Вдруг в линию, очерченную фонарным светом, выступила неясная фигура. Человек, с ног и рук которого свисали обрывки грязного рубища, сделал шаг вперед и уставил на Ганса косматую голову. Черт его лица нельзя было различить под спутавшимися длинными волосами, свисающими на лоб. При желтом свете выделялся только его длинный нос и жесткая отросшая щетина на подбородке.
- Сынок… – сказал мужчина и протянул руки к Гансу.
Узнав, наконец, отца и ужаснувшись безобразию этой непонятной фигуры, Ганс отшатнулся в сторону, сморщился от отвращения, почувствовав крепкий запах дешевой выпивки. Господи, как омерзительно и гадко было глядеть на эту фигуру сейчас… Тошнотворный и затхлый запах грязи и перегара заставил Ганса тяжело сглотнуть, чтобы подавить подступивший к горлу липкий ком. Но самым омерзительным было не это. Несмотря на безобразие этой фигуры, ничтожность существа, радостно протягивающего руки, Ганс узнал в нем свои черты. Он видел лицо отца в тусклом свете, ощущал его дыхание, слышал биение сердца. И во всех его чертах угадывал что-то, напоминающее себя…
- Ганс, – снова позвал мужчина, делая последний шаг навстречу юноше и распахивая объятия, – сынок, иди сюда! Как давно мы не виделись… Говорят, ты разбогател… Так помоги же старому, больному родителю…
Ганс резко ударил пьяницу, попытавшегося заключить его в свои объятия, наотмашь. Выпитый алкоголь давал о себе знать. Мужчина отшатнулся назад и, запнувшись за бордюр тротуара, упал. Послышался треск, а за ним тихий хрип. Ганс, широко раскрыв глаза от ужаса и внезапно пришедшего страха, сделал пару шагов вперед, в темноту.
Среди мрака было едва заметно слабое шевеление, но вдруг оно замерло. Хрип застыл и растворился в воздухе. Ганс присел и до рези в глазах вглядывался в очертания, вырисовывающиеся в потемках.
Мужчина в рубище лежал на земле, раскинув руки в стороны, будто бы пытаясь обнять небеса. От головы его расходилось в стороны темное пятно, выделявшееся на светлых тротуарных плитках, среди которого ясно выделялись осколки кости. Ганс поднес руку к носу отца, ожидая почувствовать дыхание… Сердце бешено заколотилось в груди. Ганс вскочил и глянул на стену, примерно на уровне своих плеч. Заметив такое же темное пятно, он провел по нему пальцами и обернулся на свет, чтобы убедиться в том, что это было кровь.
Спина похолодела.
Отступив на несколько шагов от мертвого отца, Ганс судорожно оглянулся по сторонам.
«Нет… Нет!» – пронеслось в голове.
Растерянно озираясь, юноша медленно отходил назад, мотая головой из стороны в сторону. Вдруг, заметив на другом конце улицы женщину, Ганс сорвался с места и побежал прочь.
====== Глава 30. ======
Люди сновали туда-сюда. День на торговой площади подходил к концу, но народу становилось только больше. Пронырливые продавцы пытались выторговать у покупателей свои гроши, выдавая порченый товар за свежий. А толпы покупателей двигались, оттесняя друг друга между рядами столов. Каждый из этих людей надеялся сэкономить хоть чуточку денег, вступая в длинные и тяжелые споры с торговцами.
Ганс на секунду замер и отдышался. Тяжелый запах тухлой рыбы заставил юношу поморщиться. Все плыло перед глазами. Юноша испуганно оглянулся по сторонам. Звонкий стук каблуков отдавался гулким эхом в голове. Мимо мелькали платья, шарфы, зонтики…
Вдруг залаяла собака, послышался чей-то грубый голос и шлепок. Очевидно, надоедливую собачонку пнули, чтобы не путалась под ногами.
Ганс взглянул вверх, на небо.
Грозно расстилались над ним рваные тучи, затянувшие небосвод. Даже воздух, казалось, сжался в предвещании грозы. Напряжение, царившее в природе, передавалось и скрипачу, заставляя его сердце сильно, но ровно стучаться, а глаза неистово сверкать.
- Что встал посреди дороги! – раздался сердитый голос кучера.
Ганс отшатнулся в сторону, потерев локоть, больно ушибленный дверцей проехавшего экипажа. Он оглянулся. Ещё раз. И ещё.
Ничего знакомого, родного. Все чужое. Серые, бесчувственные, каменные лица мелькали кругом.
Юноша крепче сжал в руках скрипку, поборов навернувшиеся на глазах слезы. Прикасаясь к теплому дереву инструмента, юноша вновь рисовал её образ в очертаниях скрипки. Закрыв на мгновение глаза, он просил, молил её быть сейчас с ним. Но её не было.
Ужас. Животный ужас охватил сердце юноши. Он заметался на месте, не зная, куда бежать, где прятаться. Ненависть ко всему живому окутала его сердце. Он хотел кричать, но только лишь беззвучно шевелил губами в немом крике.
Прижав скрипку к груди, юноша на секунду успокоился. Переполнявшая сердце усталость сменилась на время каким-то сладким чувством успокоения, умиротворенности. Ганс снова закрыл глаза, ровно вдыхая и выдыхая тяжелый воздух, и сглотнул вновь подступивший к горлу ком тошноты.
«Прошу, будь со мной сейчас. Ты нужна мне. Нужна, как никогда. И я сделаю то, в чем клялся, что обещал тебе. Прошу, прости меня, я слаб. И я блуждал в потемках, пытаясь вырваться к свету. Так прошу же, укажи мне, где свет! Научи меня быть тем, чем ты хотела, чтобы я был!» – кричал в душе Ганс, оборачивая лицо к небу.
Он ещё раз оглянулся по сторонам. Заметив недалеко от себя стопку ящиков, Ганс продрался через толпу, поднимая скрипку высоко над головами, и вскочил на ящики.
Толпа гудела и продолжала ритмично двигаться по площади. Безумно в страхе озираясь кругом, Ганс поднял скрипку на плечо и резко взял аккорд. Но звук потонул в протяжном гуле толпы. Закрыв глаза, юноша начал старательно выводить мелодию, проглаживая каждый звук, осмысливая его, доводя до совершенства. Его душа рвалась на куски вместе с резкими аккордами, пронзающими воздух. Вдруг, стоящие рядом с ним люди замерли. Ганс продолжал играть. На кончике смычка показались оторвавшиеся от напряжения, длинные, белые волоски, дрожащие на ветру.
Мелодия из порывисто-обреченной сделалась вдруг сжатой, напряженной, затаенной. Тишина окутала площадь и всех людей на ней.
Ганс играл, выводя каждый звук, каждую ноту пропуская через свое сердце. Он стоял, возвышаясь над толпой, будто бы поставив, наконец, свою душу выше окружающего мира и дав ей крылья, чтобы вознестись к самым небесам и парить над землей, освещая её и прокладывая путь сквозь тьму сердец.