Скрипач (СИ) - Страница 53

Расстегнутая рубашка последовала за платьем девушки, обнажив широкие плечи, закаленные тяжелыми работами на пристани и лесозаготовках. В бледном свете вырисовывались выступающие на худом теле, четкие линии мышц. Легко скользнув в темноте, Тесса приникла к разгоряченному телу, прикоснувшись губами к его губам. Она хотела стать ноткой в симфонии его рук, затактовой долей в мелодии его жизни, яркой, но быстро гаснущей звездочкой на небосклоне его мыслей. Его – того самого, кого она так боялась и любила, перед лицом которого трепетала, чей музыкальный дар почитала, как самое совершеннейшее, что создал бог. И теперь, утонув в объятиях Ганса, девушка могла чувствовать, как гулко бьется его сердце, как напрягаются жилки, как горячее дыхание обжигает кожу…

====== Глава 24. ======

Начинало светать. Прижавшись плотнее к плечу юноши, чтобы согреться, Тесса повторяла только одну фразу: «Вот оно – счастье», в очередной раз перебирая пальцами жесткие кудри на висках своего мужа и прижимая к щеке его теплые ладони.

Дождавшись, пока девушка заснет, Ганс осторожно встал с кровати и, одевшись, спустился вниз. Дома было очень холодно, ведь вечером юноша не подкладывал дров в камин.

Натопив печь, юноша отправился на кухню, чтобы приготовить нехитрый завтрак. Вообще, Ганс считал, что приготовление пищи – женская забота, но после беседы с доктором Вернером, который рассказал юноше, как ухаживал за больным отцом и как приходилось готовить ему по специальным сложным рецептурам, скрипач изменил свое мнение. Его жена была смертельно больна, и ей требовался хороший уход. Если бы Ганс жил в одиночестве, то он бы обходился, как и раньше, хлебом да копченым мясом и рыбой по особым дням.

Закончив нехитрые приготовления, юноша посмотрел на часы. Было ещё очень рано, и он хотел дать Тессе время, чтобы как следует выспаться. Накинув плащ, Ганс вышел на улицу, обошел дом спереди и поглядел на надтреснутую раму. Рассудив, как следовало бы её починить, Ганс отправился в небольшой сарайчик, прилепленный к дому сзади.

Найдя инструмент и материалы, Ганс выпилил дощечку нужных размеров и формы и отправился обратно домой. Как только хлопнула входная дверь, со второго этажа послышался голос. Ганс, умывшись и захватив с кухоньки поднос с едой, отправился наверх.

- Ганс, вы уже проснулись? – улыбнулась Тесса, приподнимаясь на локте, но продолжая кутаться от холода в одеяло.

Юноша улыбнулся, присаживаясь на стул рядом с кроватью.

«Я постарался приготовить для вас завтрак», – написал Ганс и протянул Тессе бумагу, а затем и поднос. Но девушка, почувствовав запах еды, вдруг сморщилась и прикрыв лицо ладонью, отвернулась.

- Извините… Я не голодна, – проговорила Тесса, на что Ганс только пожал плечами.

«Мне нужно отремонтировать окно… Если вы не против, то я сделаю это сейчас», – написал юноша.

Тесса согласно кивнула и отвернулась к стене. Ганс, не совсем понимая её сегодняшнее поведение, снова пожал плечами и вернулся к работе.

Приоткрыв окно и устроившись на подоконнике, Ганс стал прилаживать выпиленную дощечку к оконной раме, время от времени поглядывая на отвернувшуюся к стене девушку.

За последние дни она ещё больше похудела и осунулась, и Ганс это замечал. Он видел, как она медленно умирает, но ничего не мог с этим поделать.

Закончив починку рамы, юноша спрыгнул на пол и осмотрел результат своей работы. Убедившись, что все хорошо, Ганс подошел к кровати Тессы. Заглянув в лицо девушке, Ганс убедился, что она спит, после чего на цыпочках вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь. Спустившись на первый этаж, юноша взял в руки скрипку и тихо, еле слышно, начал разучивать новые упражнения, чтобы размять отвыкшие от игры пальцы.

Погрузившись в музыку, он не сразу услышал голос со второго этажа.

- Ганс! – послышалось снова.

Оставив скрипку, юноша взбежал по ступеням и отворил дверь.

- Ганс, почему вы не играете в моей комнате? Пожалуйста… Я хочу послушать, – улыбнулась Тесса.

Кивнув, юноша спустился вниз и, захватив с собой скрипку и нотные тетради, вернулся в комнату девушки. Полистав пожелтевшую бумагу, Ганс выбрал старенькую польку, которую не играл уже несколько лет. Вскинув инструмент на плечо, юноша начал играть.

Играя польку, Ганс почему-то вспомнил свое детство – как гулял по саду, бегал к реке, приходил по вечерам в мамину комнату со скрипкой, чтобы сыграть женщине выученные за день упражнения и пьесы… Закончив произведение и опустив смычок, молодой человек ещё некоторое время стоял, погрузившись в задумчивость. В его сознании всплывали картинки деревни, мамина улыбка… Сотни знакомых звуков вновь переплетались в деревенскую симфонию: журчащая река, мерно плескавшая волны на берег, стрекот кузнечиков и монотонное жужжание пчел, удары топора и стук отлетающих от него поленьев, голоса, смех, звон колодезной цепи...

- Ганс… – позвала Тесса, когда пауза затянулась уже на несколько минут, – Что было в Париже? Что произошло после того, как вы уехали? Я очень мало знаю о вашей жизни, поэтому порой мне кажется, что я не в силах понять ваших поступков, ваших мыслей… Расскажите мне все, прошу.

Ганс поднял глаза и посмотрел на Тессу. Девушка, перебирая пальцами воротник платья, глядела на мужа, ожидая ответа.

Наконец, Ганс прошел к столу и, отложив скрипку, принялся что-то выводить на бумаге.

«Я могу рассказать вам все только в том случае, если у вас хватит сил прочесть…» – написал юноша и протянул ей листок.

Тесса, пробежав глазами строчки, на минутку задумалась, вспоминая, как ей уже доводилось однажды читать исповедь скрипача, а затем взяла в руки перо и, проведя небольшую линию после слов Ганса, дописала: «Я готова прочесть».

Увидев это, Ганс глубоко вздохнул и ответил: «Поймите, вы не знаете слишком многого. Мое прошлое ужасно настолько, чтобы вызвать у вас ещё большую ненависть и презрение ко мне…».

Тесса, не дав ему закончить, перевернула листок и, вновь отделив чертой написанное ранее, продолжила: «Ганс, я люблю вас больше жизни! Прошу, я хочу знать все. Вы особенный человек и… я не могу смотреть, как вы растрачиваете время на меня. Вы талантливый музыкант и должны быть на сцене, но вы проводите дни здесь, а я не понимаю вас, не знаю, чем благодарить за вашу доброту и заботу… Позвольте мне знать».

Ещё раз вздохнув, юноша вывел на бумаге единственное слово: «Хорошо».

Согнувшись над письменным столом, освещаемым одним только огарком медленно плавящейся свечи, Ганс выводил на бумаге стройные буквы, изредка задумываясь и останавливаясь. Тесса первое время следила за тем, как быстрыми и четкими движениями юноша выводит текст на бумаге, но затем, утомленная переживаниями, охватившими её душу, она заснула, подложив одну руку под голову. Ганс изредка отрывался от бумаги, чтобы размять затекшие пальцы и глянуть на девушку. Убедившись, что она спит, Ганс накрыл её теплым одеялом и, затушив свечу, подошел к окну. Присев на краешек подоконника и прислонившись лбом к холодному стеклу, юноша закрыл глаза и задумался.

Первая пора страсти и безграничного счастья была уже позади, и способность холодно мыслить вернулась. Выводя на бумаге историю своей жизни, Ганс отдался воспоминаниям и снова задумался о прошедшем. Он, казалось бы, должен был наслаждаться последними лучами догорающего счастья, но не мог. Ганс спрашивал себя, что ещё нужно его душе, но не находил ответа. Он думал, что в жизни с Тессой найдет долгожданное упокоение, но ожидания его оказались неоправданными. Душа рвалась куда-то прочь.

Мысли Ганса работали в бесконечном цикле. Молодому человеку казалось, будто бы ещё пара минут, и он найдет ответы, поймет, как жить дальше, почему он здесь, зачем он живет в этом мире, но нить мысли вдруг обрывалась, и приходилось вновь возвращаться к началу.

Какой бы красотой ни обладала душа, внутренняя духовная работа всегда должна находить выход в деятельных началах – это понял Ганс. Но в чем же он мог проявить себя? Он знал, что в сердце дремали нескончаемые, могущественные силы добра и любви, но не знал, как их применить. Юноша вспомнил жизнь в Париже, гастроли, концерты…