Скрипач (СИ) - Страница 40
Юноша поставил кружку с чаем прямо на пол рядом с собой, вытащил из кармана скомканную бумагу и конверт, который предназначался Ришалю. Некоторое время Ганс сосредоточенно что-то писал на бумаге, затем протянул листок вместе с конвертом девушке.
- Я совершил ужасный поступок, за который сам себя виню. Но я не мог поступить иначе. Если вы хотите знать все, то откройте этот конверт и прочтите написанное. Я надеюсь, если вы меня хоть немного любите, вы поймете… – шепотом прочитала девушка, затем бросила беглый взгляд на Ганса.
На его лице выражалась твердая уверенность и нетерпеливость ожидания, но вместе с тем и что-то пугающее, неясное для Женевьевы.
Девушка развернула конверт и начала читать. Чем дальше она продвигалась в этом деле, тем бледнее становилось её лицо, и сильнее дрожали руки. Ганс испытующим взглядом смотрел на неё, но Женевьева будто бы боялась поднять на него глаза.
- Что это? – прошептала она, и бумаги выпали из её рук.
Ганс взял листок и продолжил писать.
«Я убийца. И вы должны были это узнать, потому как я не в силах скрывать что-либо от вас. Знаю, я должен был сказать это раньше… Я люблю вас и прошу, чтобы вы стали моей женой. Я не мог больше оставаться с этим один. Прошу вас, разделите со мной жизнь, будьте рядом… Я желаю бросить свое состояние и работу и уехать подальше отсюда… Если бы вы согласились…»
Не закончив мысль, молодой человек передал листок Женевьеве и продолжил ожидать её ответа. Прочитав это, она испуганно глянула на скрипача.
«Ну же?» – спрашивал взгляд его глаз, блестящих в свете языков пламени, танцующих в камине.
Ганс протянул руку и прикоснулся пальцами к ледяной ладони девушки.
- Не трогайте меня, прошу! – воскликнула внезапно она, – Я боюсь вас!
Внезапно девушка разгадала то, что казалось ей пугающим – безумие.
Ганс немного отстранился.
- Вы безумец! Вы убийца! Я боюсь вас. Прошу, уходите! – снова воскликнула девушка.
Она резко вскочила с дивана и, зацепившись каблуком за подол платья, упала бы, но Ганс вовремя поднялся следом за ней и успел ухватить её за талию.
- Отпустите меня, прошу! Уходите… пожалуйста… уходите!.. – лепетала девушка, – Бросить свое состояние!.. Ах…
Сознание покинуло её. Обмякнув в руках скрипача, Женевьева стала похожа на тряпичную куклу. Голова её склонилась набок, а растрепавшиеся кудри доставали почти до пола.
И теперь, глядя на её обнаженные плечи, вдыхая запах её духов, юноша повторял мысленно две фразы: «Уходите, пожалуйста, уходите… Бросить свое состояние…»
Чувство боли снова пронзило его сердце. Он любил эту девушку, точнее, думал, что любил, а ей нужны были только его деньги и слава. Ганс осторожно положил её на диван. Собрав с пола все бумаги, он подошел к камину и выбросил их туда. Теперь уже больше никто не узнает обо всех преступлениях Ришаля и о любви Ганса к Женевьеве.
Тонкие белые страницы медленно обугливались, и в это время Ганс Люсьен мерными, бесшумными шагами ходил по комнате. Бросив взгляд на небольшой столик, он обнаружил деревянную шкатулочку, в которой хранились его письма.Юноша быстро перебирал их пальцами, припоминая, которое и когда было написано, какие новости и чувства заключались в том, другом… А затем бросал их в огонь.
Бумага тихонько потрескивала, заставляя пламя разгораться сильнее. Ганс изредка оглядывался на лежащую на диване в забытье девушку, и продолжал выбрасывать в огонь письма.
Писем было так много, что через пару минут Ганс не выдержал, выбросил в камин всю стопку, убедившись, что отправителем бумаг был только он, и поспешил уйти, бросив прощальный взгляд на свою почти невесту.
Как только входная дверь закрылась скрипачом, Женевьева медленно приоткрыла глаза и поднялась с дивана.
- О боже, что произошло?.. – прошептала девушка.
Ей казалось, будто бы случившееся несколько минут назад и разрушившее её мечтания и надежды, было только дурным сном. А на самом деле она до сих пор возлюбленная величайшего музыканта… Она хотела денег и роскошной жизни, но ошиблась в выборе человека, который бы мог её обеспечить. Вздох сожаления сорвался с её губ. Но ей было жаль не скрипача, так неосторожно раскрывшего свои душевные тайны. Ей было жаль себя, лишившуюся надежды на богатство.
====== Глава 15. ======
Через несколько часов Ганс Люсьен вернулся в свой дом, где сжег все старые письма и бумаги, в которых встречалось упоминание о нем, после чего забрал старые ноты и захватил немного провианта. Когда же все было готово, он забрал Анну-Марию и небольшой дорожный мешок с вещами. Ещё через несколько часов он был рядом с вокзалом.
Как только наступило утро, Ганс купил билеты и первым же поездом отправился в Мюнхен.
По приезду в Мюнхен, Ганс Люсьен несколько дней играл на улицах, чтобы собрать деньги на пищу, затем, после покупки достаточного количества провианта, полотняных штанов и рубашки, отправился в дальнейший путь пешком. Днем он шел под палящим летним солнцем, прячась от жары под сенью деревьев, а ночью собирал лапник и разводил костер, чтобы согреться. Оставшись наедине с собой, он не испытывал более тех мучений, которые толкали его к ужасным, глупым и бессмысленным поступкам. Ему было совестно за то, что он сделал, но приступы безумия более не преследовали скрипача. За совершенные преступления он наказывал себя тяжелыми, длинными дневными переходами и ночевками в холоде и на жесткой подстилке.
Когда Ганс добирался до крупного города, то играл на скрипке на улицах и площадях, а заработанные деньги тратил на то, чтобы поесть или оплатить комнатку для ночлега. Иногда выдавались такие дни, что несмотря на продолжительную игру в течение всего дня, Ганс не получал ни копейки. Тогда молодому человеку приходилось останавливаться в городе (точнее, организовывать стоянку в лесу рядом с городом) на несколько дней, чтобы заработать достаточно средств для продолжения пути.
Отросшая жесткая щетина и длинные волосы делали лицо Ганса почти неузнаваемым, но несмотря на это, некоторые люди признавали в нем известного скрипача, на что Ганс ничего не отвечал, делая вид, что не слышал, либо был слишком увлечен игрой, чтобы ответить.
Помимо игры на скрипке молодой человек брался за любую, подчас грязную и тяжелую работу. Ему казалось, что тяжелая физическая работа очищает его душу, стирает из памяти ужасные моменты прошлого. Ганс работал на пристанях, перетаскивая грузы на отплывающие баржи, разгружал приходящие, на лесозаготовках рубил деревья и очищал их от ветвей и суков. Приходя в небольшие деревеньки, Ганс косил траву, собирал подсохшее сено в стога, а, ночуя под открытым небом, становился пастухом для табунов лошадей. За это он получал горячие обеды от местных пожилых матушек-помещиц, чем был вполне доволен.
Так прошло лето. Наступила красочная осень. Листва на деревьях сделалась красновато-желтой и, опадая, устилала леса золотистым ковром. Жухлая трава и подсохший мох приятно шелестели под ногами. Ганс с трепетом и какой-то особой детской радостью вслушивался в переливы птичьих трелей и шорох отрывающихся и падающих листьев. Яркие краски окружающего мира рождали в душе юноши невыразимо приятное поэтическое чувство восторга и умиления. Иногда, не останавливая ходьбы, Ганс Люсьен доставал скрипку и начинал играть, подражая звукам леса.
Природа шептала, шелестела, шуршала, звенела, и Ганс слушал, наполняя душу этими звуками. Приникая к кристально чистому ручью, чтобы напиться, скрипач вслушивался в прозрачное, бодрое журчание, производимое потоком, и смеялся, взметая в воздух мириады хрустальных капелек, которые, разлетаясь, переливались и сверкали под лучами солнца.
Стоял один из таких ясных и солнечных осенних дней, когда Ганс,
обновленный и переродившийся под влиянием окружающей красоты, пришел в очередной город.
Широкая просека рядом с железнодорожными путями была покрыта желтовато-коричневой травой, среди которой там и тут виднелись небольшие зеленые островки. Пройдя от опушки до железной дороги, юноша зашагал по шпалам. Его настроение было подобно этому осеннему дню – такое же ясное, чистое и светлое. С трепетным вниманием скрипач рассматривал черепичные крыши, обожженные палящим солнцем. Приблизившись к вокзальной станции, Ганс вдруг замер на месте; сердце забилось особенно сильно, ровно и радостно. Он узнал…