Скрипач (СИ) - Страница 37

- Вы не знаете этой истории о Ришале?

– спросил он. Ганс отрицательно мотнул головой.

- Ну, не мудрено. Сомневаюсь, что этот мерзавец кому-то рассказал бы об этом… – сказал юноша. – Он убил свою жену. И маленького сына тоже. И вы знаете, сын его играл на скрипке. Я узнал об этом из случайно подслушанного разговора. Я не хотел… – начал зачем-то оправдываться дворецкий, – Если бы меня тогда заметили, я бы сейчас с вами не разговаривал. Мне было тогда лет пять-шесть от роду (впрочем, не буду врать), и я мало помню подробностей, но не сомневаюсь, что все увиденное и услышанное – правда. Была середина ночи, когда в дом вдруг влетел Ришаль. Он был весь в крови и чем-то явно сильно напуган. Из разговора я узнал, что он несколько часов тому назад в припадке ревности задушил свою жену.

«А откуда тогда кровь?» – подумал Ганс.

- А потом зарубил топором своего маленького сына, решив, что это не его ребенок, – продолжил дворецкий, сглотнув подступивший к горлу ком, – Я знаю, я не хороший рассказчик, но… Я просто не могу говорить об этом спокойно… Думаю, вы понимаете.

Ганс коротко кивнул.

- Моя мать вошла спросить, не надо ли господам чего-нибудь. Она не знала, что там… творилось. Очевидно, она увидела Ришаля в крови… – продолжал дворецкий, – Тогда это дело замяли. Ришаль был ещё малоизвестным режиссером, бывшим художником, поэтому к его персоне не было особого внимания. Но Бастьен решил избавиться от единственного свидетеля – моей матери. Я следил за ним – было видно, что он искал удобного случая. И нашел. Она стирала пыль с картин, стоя на перилах большой лестницы. Ну, в прихожей. Вы видели…

Ганс снова кивнул.

- Он подтолкнул её. И все списали на случайность, – сказал с горечью дворецкий, – но я не сомневаюсь, что все было специально подстроено. С тех пор я остался при Бастьене и как скоро подрос, стал дворецким. Я бы сбежал, но меня удерживает здесь до сих пор одна мечта – месть. Я слишком любил мать, чтобы вот так с ней распрощаться.

Во время всего рассказа ядовитая ухмылка мелькала на лице этого юноши-дворецкого. Было видно, что ему противно рассказывать, но он хочет выговориться, будто бы желая услышать подтверждение своей правоты.

- Они вместе натворили много всего… – как бы доказывая свою правоту, продолжил дворецкий, и ядовитая ухмылка снова появилась

на его лице, – Взять хотя бы молодых приезжих актрис… Вы знаете, бедные провинциалки готовы удовлетворять любые прихоти знаменитого режиссера, чтобы только попасть на сцену…

Дослушав это, Ганс поднялся с дивана и, побагровев, вылетел прочь из дома, столкнувшись у входа с Бастьеном. Молодой человек не извинился, не поздоровался, не обернулся на оклик начальника, а прямиком направился к своему экипажу и уехал.

Приехав домой, Ганс прошел в свой кабинет, заперся изнутри, упал на кресло и, опершись локтями на стол, уронил голову на ладони. Молодой человек не мог поверить, что несколько лет он работал на такого мерзавца. В голове мгновенно всплыли пережитые потрясения, связанные с такой фигурой как Мишель Д`Авьен Ришаль. И Сотрэль не понимал, как он мог забыть это, как он мог простить?

Возможно, те воспоминания полуторагодовалой давности не были так ярко отпечатаны в его памяти, но рассказ дворецкого…

Ганс Люсьен вдруг вновь вспомнил то противное чувство, которое он всегда презирал в себе – ненависть. Он помнил, как по несчастному стечению обстоятельств был убит надсмотрщик на пристани. И ещё Ганс помнил, как тогда ещё совсем юный, он мучился этими воспоминаниями. Стыд, негодование – все это было ещё свежо в памяти.

А теперь… Все изменилось. Он хотел этого.

Все существо молодого человека наполнилось ненавистью. И ненависть эта должна была найти выход в поступке.

Ганс взял бумагу и чернила и нервными, резкими движениями начал писать. Чем больше он вспоминал, тем более крепло в нем презираемое чувство. Будто бы взяв на себя роль всевышнего судьи, Ганс писал обо всех ужасах, сотворенных Ришалем. Гансу хотелось, чтобы режиссер тоже все понял.

Поздно ночью с пером в руке, Ганс заснул тут же, за письменным столом. Его сон был одним из обычных кошмаров, которые, впрочем, Ганс давно не видел.

Вечерело. За столом на небольшой кухне собралась небольшая семья из трех человек. Они мирно беседовали, затем маленький сынишка убежал к себе в комнату, очевидно, готовиться ко сну. Мужчина спросил что-то у своей жены, после чего её щеки покраснели. Она отвечала что-то сбивчиво.

Мужчина повторил свой вопрос уже раздраженно. Она снова что-то залепетала, пытаясь взять его за руку и смотреть в глаза. В этот момент мужчина неожиданно подскочил, чуть не перевернув стол. Женщина тоже встала. Он гневно кричал, потом ударил её…

Ганс не мог наверняка разглядеть их лица и не слышал, о чем они говорили, но знал, что это был Ришаль с женой.

После удара слезы брызнули из глаз женщины. Она приложила руку к щеке, на которой горела оплеуха. Мужчина продолжал гневно кричать и отчаянно жестикулировать. Тогда женщина возразить что-то, но мужчина схватил её за горло и прижал спиной к стене. Слезы крупным градом посыпались из её глаз. Выпрямляя руку, мужчина испытующим взглядом смотрел на свою жену, а она, вцепившись в его крепкие пальцы, только плакала. Оторвавшиеся от пола ноги нервно подергивались в воздухе и вдруг беспомощно замерли. Тогда мужчина отступил на шаг назад. Мертвое тело повалилось на пол, звучно стукнувшись о доски. В этот момент сзади раздался не то крик, не то визг.

Ганс силился проснуться, но не мог. Молодой человек полностью осознавал, что находится во сне, но не мог противиться этому.

Мужчина обернулся. Маленький мальчик снова закричал, а затем мгновенно убежал прочь. Раздались несколько глухих шагов, звук которых отдался эхом в опустевшей мигом кухне. Мужчина оглянулся; взгляд его

остановился на небольшом камине, рядом с которым была аккуратно сложенная небольшая поленница. Подойдя к ней, мужчина взял наклоненный к кирпичной стенке топор. Глухие шаги, будто гвозди, забивались в окружающую тишину. Ганс невольно следовал за убийцей. Казалось, он точно знает, куда идти.

Открылась входная дверь. Мужчина и невольный наблюдатель своего сна оказались на поляне перед домом. Завернув за шершавую кирпичную стену, покрытую конденсатом, он направился к небольшому деревянному сооружению, находящемуся за домом. Скрипнула приоткрытая дверь. Ганс будто бы остановился на улице перед сараем. Вдруг до его слуха донесся прерывистый крик и бессвязные мольбы.

«Пожалуйста, нет! Нет! Нет!!!» – взмолился во сне молодой человек.

Крик замолк. И через несколько минут из сарая показался тот же мужчина. Его грудь и руки были залиты кровью. Он бросил окровавленный топор в траву и присел на пороге, закрыв лицо ладонями. Послышались звуки сдавленных рыданий, а потом ритмичный стук.

Перед глазами Ганса Люсьена все начало темнеть, оставался только стук. Он становился все громче, наполняя открывающуюся черноту.

Ганс проснулся.

Кто-то настойчиво стучал в дверь. Ганс быстрым движением собрал все исписанные бумаги и сложил их в стол, после чего поспешил открыть дверь.

- Мосье Сотрэль, куда же вы пропали? – воскликнул Ришаль, появившийся на пороге, – Убежали от Бастьена, не появляетесь в театре… Что с вами?

В обеспокоенном тоне Ришаля Ганс слышал только насмешку. А ещё он слышал раздающийся все громче внутри голос ненависти.

- Не надо объяснений! Сегодня вечером я жду вас у себя в гостях. Возражения не принимаются. Там вы мне все и объясните, – сказал Ришаль, – в восемь.

После этого режиссер ушел.

Ганс не стал его провожать. Присев обратно за стол, юноша сосредоточенно помассировал пальцами виски и снова достал бумаги. Перечитав то, что было написано с вечера, он дописал оставшееся, затем переписал все на чистовик. После этого, удостоверившись, что все сделано на совесть, юноша запечатал бумаги в конверт и положил в карман.

Снова раздался стук в дверь.