Скрипач (СИ) - Страница 35
Семейство Женевьевы было радо такой дружбе своей дочери. Хотя по первому времени им казалось, что музыкант, да ещё и безродный, не самая лучшая партия для их дочери. Но деньги сделали свое дело. Узнав о том, что Сотрэль собирается покупать собственное имение, а затем и дворянский титул, супруги Форньер перестали противиться встречам молодых людей.
Спустя год после их знакомства поползли слушки о скорой помолвке и женитьбе, но Ганс не торопился. Ведь если и жениться, то нужно было каким-то образом обеспечивать проживание своей молодой супруги…
Тем временем Женевьева закончила чтение и под аплодисменты передала листок обратно Гансу. Подняв бокал, молодой человек жестом пригласил собравшихся отведать шампанского и приступить к кушанью.
Праздник начался. Новоиспеченный хозяин прекраснейшей усадьбы, талантливый музыкант, богатый жених получал поздравления и подарки от гостей, слышал трогательные слова благодарностей и похвал.
Когда закончился ужин, на террасу были приглашены музыканты. Начался бал. Ганс танцевал с Женевьевой. И по взглядам, бросаемым на эту пару всеми людьми, было ясно, что от Ганса чего-то ждали. Да он и сам понимал, что покупка дома есть первый шаг к достижению новой жизненной цели – семейного счастья. Он непрестанно искал слова и поднимал руку к карману, в котором лежал лист бумаги и угольный карандаш, но видя
лучезарную улыбку своей спутницы, её горящие радостью глаза, он забывал все на свете и снова и снова кружился с ней в танце.
Вдруг раздался громкий крик, а затем сердитые причитания лакеев. Ганс, отвесив поклон своей партнерше по танцу в качестве извинения, бодрым шагом спустился с террасы и поспешил к парадному входу, где намечалась потасовка.
Пройдя по засыпанной галькой дорожке, Ганс оказался на главной аллее, откуда мог видеть, как его кучер держит за руку маленького мальчика лет девяти-десяти и с силой лупит его шамберьером, который зачем-то всегда держал при себе.
Тем же стремительным шагом подойдя к кучеру и схватив его за занесенную руку, Ганс оттолкнул его в сторону и обратился к плачущему мальчику. Присев на колени, Ганс достал белоснежный платок и осторожно вытер слезы с грязного, покрытого затянувшимися ранками лица мальчика. В этот момент, узнав о потасовке у парадного входа, к Гансу подошли несколько слуг. Продолжая вытирать сбегавшие от глаз мальчика слезы, Ганс написал: «Что тут произошло?!» и подал бумагу одному из лакеев. Велели привести успевшего скрыться кучера.
Взгляд Ганса упал на небольшой предмет, лежащий рядом на широкой дорожке, мощеной камнем. Это была скрипка.
«Ты умеешь читать?» – написал Ганс и показал листочек мальчику. Тот медленно кивнул головой, все ещё борясь со слезами.
Сотрэль забрал скрипку, поднял мальчика на руки и направился к дому. Прибежавшие на шум слуги поспешили за хозяином, но Ганс жестом приказал им оставаться здесь.
Мальчик, прекратив плакать, с удивлением разглядывал богатые интерьеры усадьбы Сотрэля. Ганс поднялся в свой кабинет и приказал подать ужин для ребенка прямо сюда. Усадив мальчика в большое кресло, так что его ноги даже не доставали до пола, Ганс сам присел напротив него за стол, взял бумагу и перо и написал: «Кто ты? Откуда ты появился здесь?»
Мальчик взял протянутую бумагу и недоверчиво поежился под любопытным, но ласковым взглядом незнакомца. Прочитав, он немного подумал над тем, стоило ли рассказывать правду этому человеку.
- Я… Меня зовут Кристоф Бернар… Я искал деньги. А эти… эти… – выдавил, наконец, из себя мальчик, и слезы снова навернулись на его глазах.
«Это твоя скрипка?» – написал Ганс.
Обиженно выпятив губы, мальчик кивнул головой.
«Сыграешь для меня? Тогда я смогу заплатить тебе деньги», – вывел своим ровным почерком на бумаге Сотрэль.
Лицо мальчика просияло. Ганс подал ему скрипку. Неловко спрыгнув с кресла, мальчик взял скрипку, покряхтел, поправляя её на плече и, старательно сдвинув брови в одну сплошную линию, начал играть, временами посапывая от стараний.
Ганс заворожено следил за ребенком, и отчего-то душа радовалась. Молодой человек угадывал каждое следующее движение неопытных маленьких ручек и готов был смеяться, когда у мальчика что-то вдруг не выходило, и он обиженно выпячивал губы, ещё больше хмурясь и пыхтя от стараний. Вошла прислуга с подносом, но мальчик не обратил на неё внимания и доиграл пьесу, и только после этого он устремил вопросительный взгляд на Ганса Люсьена. Молодой человек пригласил мальчика присесть за стол. Пока маленький скрипач с жадностью уплетал жареную телятину, закусывая приличными кусками хлеба, Ганс достал деньги, сложил их в небольшой мешочек, куда прибавил ещё канифоль и новые струны и, дождавшись, пока мальчик закончит трапезу, протянул ему мешок. Бросив тот же недоверчивый взгляд на незнакомого господина, мальчик взял мешок и растянул пальчиком завязку, чтобы заглянуть внутрь. Лицо его тут же просияло. Бросив все, он обежал стол и кинулся, чтобы обнять своего благодетеля. Повиснув на шее Ганса, мальчик крепко вцепился в него руками, бессвязно выговаривая слова благодарности, а Ганс радостно посмеивался, но на глазах его были слезы. Наверное, оттого, что он услышал в наивной детской игре этого мальчика то, чего не хватало Женевьеве, то, чего теперь не было и в его собственной игре – душу.
- Маменька будет очень довольна! Очень рада! Спасибо вам, спасибо! – восклицал мальчик, – Вы только заберите лишнее. Я знаю, что не заработал…
Уверяя маленького музыканта, что его игра стоит гораздо дороже, Ганс освободился из крепких объятий и, приказав дать маленькому бродяге еды на дорогу, отправил прислугу проводить его.
«Если тебе вдруг будет плохо, отыщи меня, и я всегда помогу», – написал Ганс напоследок, прощаясь с мальчиком.
Сотрэль погасил свечи и плотно прикрыл дверь. Уже совсем стемнело. Стоя у приоткрытого окна за тонкой занавеской, Ганс наблюдал, как мальчика проводили к парадному входу. В его руках была большая котомка с едой и деньгами. Радостный, он побежал по дорожке прочь от дома и вскоре скрылся из виду.
Пройдясь по кабинету туда-сюда, Ганс присел за письменный стол и
вытащил из нижнего ящика свои старые записи и ноты, выкинуть которые у него никак не доходили руки.
Среди путевых заметок, переписанных стихов и нот Ганс обнаружил незаконченное каприччо, сочиненное им самим. Пролистав ноты и пробежав глазами по строчкам, внутренним слухом Ганс представлял, как должно это звучать.
В этот момент раздался стук в дверь, и из открывшейся щели показалась голова дворецкого.
- Мосье, гости вас заждались, – сказал старик.
Сославшись на сильные боли в ногах, которые молодой человек частенько испытывал (видимо, дали о себе знать юношеские годы), он передал послание к гостям, в котором говорилось о том, что хозяин не может продолжить участие в торжестве, но гости могут веселиться сколько им угодно. Как только дворецкий ушел, держа в руках сочиненную сходу записку, Ганс обернулся к высокому стеллажу, в котором стояли книги. Он открыл дверцу, подставил стул и, взобравшись на него, достал с верхней полки запылившийся футляр. Сердце забилось чаще, и рука дрогнула в тот момент, когда юноша открывал замок.
Радостный вздох сорвался с губ, когда юноша коснулся руками обломленного грифа. Воспоминания мигом нахлынули.
Проводя рукой по пыльной обечайке, Ганс вспоминал то, что так старательно пытался стереть в своем сердце почти два года. И чем больше подробностей он припоминал, тем большее отвращение он чувствовал к теперешней жизни. То, что прежде казалось ему весельем и счастьем, теперь представилось совершенно ужасной праздностью.
Аккуратно уложив скрипку обратно, Ганс Люсьен оставил футляр на столе с твердым намерением завтра же отправиться к Вийому. Затем он подошел к стеклянной витрине, стоящей тут же в кабинете и, выбрав из всей своей коллекции инструментов скрипку L`Animaмалоизвестного генуэзского мастера, снял с рук перчатки, носить которые сделалось для него привычкой, и начал играть незаконченное каприччо.