Скрипач (СИ) - Страница 19

Юноша с благодарностью принял ноты, забрал бумагу, чернила и перо и отправился обратно к театру.

Времени оставалось все меньше и меньше. После слов Тессы юноша твердо решил, что уедет. Он не мог больше видеть её, чувствуя свою вину каждый раз. Он любил её и не хотел причинять боль.

Но перед отъездом он обязательно должен был кое-что сделать. Кое-что очень важное, по его мнению.

Вернувшись в театр, юноша вставил в канделябр три новые свечи и зажег их. Комнату залил мягкий желтоватый свет. Наспех поев, юноша убрал со стола скрипку, завернув её в черную ткань, разложил на гладкой поверхности листы бумаги, установил чернильницу, глубоко вздохнул и начал писать.

Ровные тонкие строчки ложились на лист бумаги. Изредка Ганс останавливался и задумывался, но затем снова продолжал привычным способом излагать сои мысли. Перо тихо поскрипывало под нажимом цепких пальцев.

Юноша неподвижно застыл, сидя на табурете за столом, только его рука ритмично двигалась, вырисовывая на листе очередную строчку.

Солнце за окном стремительно опускалось все ближе и ближе к линии горизонта, окутанной красноватой дымкой; становилось темнее. Старые свечи уже догорели, и Ганс заменил их. После заката юноша провел ещё несколько часов, старательно выводя буквы на листе бумаги. Затем от стола он переместился на диван. Поставив канделябр на пол рядом с собой, юноша прилег с листами бумаги в руках.

Он внимательно перечитывал написанное и недовольно морщил брови. Ему казалось, что где-то он был недостаточно искренним, где-то скрыл часть правды, а где-то вообще приврал. Так или иначе, юноша взял в руки карандаш и начал вычеркивать неудачные, на его взгляд, моменты.

С этой работой он провозился довольно долго – до тех пор, пока не упал без сил на диван и тут же не уснул.

Проснувшись следующим утром, юноша первым делом дошел до главной площади и убедился, что он снова не проспал несколько дней. У него в запасе оставалось ещё два полных дня перед отъездом, и он все ещё боялся, что не успеет.

К боли в боку прибавились кашель и лихорадка, но юноша этого не замечал. Будто одержимый новой работой, он старательно выписывал строчки на листах бумаги. Это начиналось с самого раннего утра, как только юноша просыпался и возвращался с площади, а заканчивалось через несколько часов после захода солнца.

Он просто жаждал изложить все как можно правдивее, хотел объяснить, о чем он думал в этот момент, чего хотел…

Так пролетели три дня. Прежняя любимица Ганса – скрипка теперь пылилась на полке в шкафу, завернутая в кусок черной материи.

Близился к вечеру последний день юноши в городе перед отъездом, а он сидел, старательно перенося содержание множества исписанных бумажных листов на чистовики. Наконец, закончив, он с радостью приподнялся и, подойдя к окну, откуда ещё проникали внутрь помещения тонкие лучики света, начал перечитывать. Поняв, что он написал все, что только мог, и ему нечего добавить, юноша сложил исписанные чистовики в несколько раз, взял небольшой камень, обернул его сложенной бумагой и перевязал тонкой веревочкой. Удостоверившись, что все в порядке, юноша поднялся по лестнице, выбрался на улицу и отправился к заветному дому.

Прошедшая было лихорадка мгновенно вернулась, сердце забилось резкими глухими ударами, а ноги ослабели и стали подкашиваться. Дойдя до дома Тессы, юноша на секунду прижался к дереву под окном, чтобы отдышаться и прийти в себя. Все было так же – абсолютно и решительно ничего не изменилось. Ганс ещё раз (в последний раз) задумался, стоит ли ему осуществлять свою задумку, крепче сжав рукой лежащий в кармане сверток.

Он любил Тессу и знал, что они, скорее всего, больше никогда не увидятся, поэтому он решился рассказать ей все.

Приглядевшись, юноша увидел, что окно не было закрыто. Прицелившись и как следует размахнувшись, он кинул камень, обернутый бумагой, в окно. Раздался мягкий шорох падающей бумаги, а дальше тишина. Ганс не знал, спит или нет сейчас Тесса. Он даже не знал, дома ли она…

Подумав, что ему больше нечего здесь делать, и что дальнейшее его присутствие здесь необязательно, юноша развернулся и зашагал обратно в театр. На душе отчего-то стало легче. Губы растянулись в довольной, почти детской ухмылке.

Вот и все.

====== Глава 8. ======

Как ни странно, юноша проснулся в хорошем расположении духа. За короткое время он успел завершить свою нехитрую трапезу, уложить все пожитки в дорожный мешок, достать скрипку и вычистить её от пыли. Когда совсем рассвело, он взял вещи и отправился по уже знакомой дороге к Ришалю.

У дома с высоким забором, как и в прошлый раз, вкусно пахло едой, отчего больной желудок юноши издал неприятный пронзительный звук. Юноша поморщился.

Обойдя забор, он нашел дверной молоточек и постучал.

- Добрый день, мосье! – раздался голос знакомого дворецкого. Судя по изменившемуся выражению его лица, он узнал юношу.

- Вы желаете, чтобы я позвал мосье Ришаля? – поинтересовался дворецкий, нарочно растягивая слова. Видимо, такова была его манера говорить…

Ганс коротко кивнул.

Тем временем откуда-то со стороны дома послышался голос самого хозяина.

- Мосье Сотрэль, вы все-таки решились! Поздравляю, поздравляю вас! – с этими словами Мишель начал судорожно трясти Ганса за руку, – пожалуйте отзавтракать с нами, а затем отправляемся в путь. Вы знаете, мы же едем на поезде… Поезда – это такие машины…

Ришаль говорил ещё что-то, не говорил – тараторил, но голос его будто бы звучал где-то в отдалении. Юноша погрузился в некое подобие задумчивости или даже транса, и чем дальше они отдалялись от входной калитки, тем тише были звуки окружающего мира. Последним, что он слышал, был негромкий хлопок двери, а дальше пустота.

Девушка проснулась с первыми лучами солнца и сладко потянулась. Она прекрасно помнила ту роковую ночь, свои собственные крики, от которых до сих пор болело горло и звенело в ушах, но усердно старалась думать о чем-то другом. Этой ночью она проснулась от какого-то тревожного предчувствия, но решила не придавать этому значения и, осмотрев комнату, легла обратно спать и тут же погрузилась в царство Морфея. А в это время Ганс задумчиво стоял под окном и решал осуществить или нет свою задумку.

Через несколько минут небольшой камень, завернутый в бумагу, мягко шурша, приземлился на пол и докатился практически до кровати девушки. Но она уже спала и не слышала этого. Ей снились кошмары.

И вот настало утро. Потянувшись, Тесса свесила ноги с кровати и коснулась чего-то, мало напоминающего деревянный пол. С тихим шарканьем предмет откатился под кровать. Девушка присела на колени и, опираясь на кровать, вытащила его на свет. Осмотрев небольшой сверток из бумаги, девушка даже не могла предположить, что это может быть. Любопытство взяло свое, и Тесса решила, что успеет все хорошенько разузнать перед тем, как начнется репетиция в театре.

Девушка положила предмет на стол, переоделась, убрала назад волосы, заделав их в хвост, присела на стул и принялась развязывать нитку.

Узелок был слишком сильно затянут, и девушке никак не удавалось его распутать. Наконец, она решила не мучиться больше, спуститься на кухню за ножом и перерезать нить.

Подогреваемая любопытством, она так торопилась, что даже ножом не сразу разрезала веревку. В конце концов, нитка поддалась. С хрустом листки бумаги развернулись. Тесса вынули из них камень и отложила на край стола. Девушка раскрыла листы и увидела знакомый почерк. Сердце вдруг взволнованно забилось.

- Здравствуй, Тереса! Я думаю, нам с тобой больше не случится встретиться, поэтому и пишу это, – прошептала девушка.

Дальше она резко перелистала все исписанные страницы и принялась читать быстрее. Чем дальше она продвигалась в этом деле, тем беспокойнее становилось её лицо. По меняющемуся местами почерку девушка видела, когда Ганс задумывался, продолжать дальше или нет, когда волновался, когда сердился, когда хотел уже бросить это дело…