Скорость обмена - Страница 7

Не все особенности ландшафта были видны водителям. Например, только в Гнезде, наблюдая за датчиками расхода энергии, определили, что машина две тысячи километров поднималась, а потом спускалась по трехкилометровому куполу. До Ника с Эрни дошли только отзвуки споров, которые вели планетологи, пытаясь совместить эти данные с показаниями спутников и сейсмографов.

Гипотеза, что силы, действующие на кору планеты, практически уравновешены, так что прочность самой коры почти не играет роли, здесь получила более доказательное подтверждение, чем на планетах с гравитацией в один g. Водители не ощущали изменения мощности, необходимой, чтобы поддерживать заданную скорость; они знали только, что стали на три тысячи километров ближе к цели.

Конечно, оба отмечали моменты, когда удавалось поддерживать заданную скорость - довольно редко, только на открытых участках, - и в таких случаях они еще тщательнее высматривали все странности, которые могли стать помехой этому благополучию.

Один-единственный раз им попалось животное - несомненно живое существо, лениво ползущее им наперерез, оставляя за собой полосу, начисто лишенную каких-либо растений, больших и малых. Не имея возможности заглянуть под него, они не сумели определить, передвигалось оно на коротких ножках - таких, надо полагать, потребовал ось бы немало - или же, хотя по следу этого не было заметно, использовало слизистую подкладку, как земные брюхоногие. На сей раз биологи умудрились прорвать строгую цензуру Бена, чтобы передать свои мольбы. Они хотели, чтобы «Четверка» совсем немного изменила курс, на ходу перевернула животное и выпустила пару жучков, чтобы исследовать его более тщательно.

Водители сомневались, что вездеход сумеет перевернуть тушу, не уступающую ему в размере, и совсем не были уверены, что животное не окажет сопротивления. Они пообещали попробовать, когда минует срочность, по возможности поближе к Гнезду, из которого могли бы прислать помощь, и проехали мимо. Управлять жучками среди помех биотоков удавалось только на короткой дистанции.

В дебаты вмешались аборигены, которые просили объяснить, что такое «животное». С помощью доступных символов никто не смог составить путного объяснения, в чем не было ничего удивительного, но в ближайшие несколько часов Ник и Эрни увидели кружащие вокруг вездехода объекты. Издали они казались знакомыми клочьями горелой бумаги, но при ближайшем рассмотрении оказались несомненными планерами. Правда, судя по тому, как их носило и швыряло ветром, аппараты с трудом поддавались управлению, и все же это явно были искусственные конструкции. Водители немедленно доложили в Гнездо. Аборигены, которые наверняка перехватили их доклад, никак его не комментировали.

Сейчас «Четверка» располагалась несколько ближе к солнечному полушарию, на которое в действительности приходилось чуть больше половины планеты, потому что звезда занимала четырнадцать градусов небесной дуги. В обычной тектонической активности явных изменений не отмечалось, но воздух существенно потеплел, и растительность, соответственно, стала более пышной. Здесь тоже не было ничего похожего на листья, если не считать таковыми все те же клочья горелой бумаги, и биологи заключали между собой пари, споря, появится ли что-нибудь в этом роде на солнечной стороне. Команда «Студня» ничего подобного не описывала, но, учитывая площадь планеты, отсутствие листьев на линии их маршрута еще ни о чем не говорило. Особые органы, уплощенные для восприятия солнечной энергии, представлялись в некотором роде роскошью на планете, расположенной в одной двадцатой астрономической единицы от своей звезды. Но тот, кто помнил об алогичном строении сетчатки позвоночных, не взялся бы предсказывать, какими странными путями идет эволюция живых организмов.

Бен редко о чем-нибудь просил экипаж «Четверки», сколько запросов ни обрушивалось бы на него от команды ученых. Правда, он передал им гипотезу, согласно которой более густые и крупные растения могут означать присутствие более многочисленных, если не более крупных, животных, но все решения об изменении курса и скорости оставлял на их усмотрение. Они ничего не стали менять, только максимально повысили бдительность.

Последние две тысячи километров были мучительны - гораздо хуже, чем предыдущие двадцать два дня пути, когда им тоже досталось. Сейчас мужчины находились, можно сказать, на дистанции прямой связи, меньше чем в трехстах километрах от продолжавшего движение танкера. Пройти эти триста километров по прямой не удалось: путь преграждал лабиринт складок, разломов и ущелий, в которых даже со спутника определялись камнепады. Что там камнепад! «Четверке» и тачки песка на крышу хватило бы, чтобы полностью вывести ее из строя, а ближайшая помощь осталась в десяти тысячах километров позади. Участок холмов волей-неволей пришлось обходить. Сенатсу явно чувствовала себя виноватой в том, что раньше не разглядела этого препятствия, но ее ошибка была вполне простительна: всю дорогу она занималась поисками и способами преодоления ближайших по курсу препятствий.

Эрни отозвался на последние новости, довольно резко дернув машину. Напарник вполне разделял его чувства, однако подал сигнал к смене водителя. Младший водитель сохранил достаточно самообладания, чтобы выполнить приказ, и «Четверка» вышла на новый курс, оставив «Студень» почти позади и чуть левее. Небо и неизбежные облака вспыхивали зарницами чаще прежнего - то ли сочувствуя, то ли насмехаясь. К счастью, ни один из напарников еще не дошел до того, чтобы одушевлять безразличный к ним мир. И ни один не задумывался, как близки они к этому состоянию, которое, конечно, ничуть не обеспокоило бы планету, зато могло сильно повлиять на их здравомыслие.

Облако, конечно, заметил неоправданный рывок (об этом свидетельствовали показания датчика телеметрии) и несколько встревожился, но он ничего не мог сделать, и сказать ему, собственно, тоже было нечего.

Эти две тысячи километров растянулись на три лихорадочных дня, хотя «Студень» сэкономил им несколько часов, удачно - по-видимому, случайно - выбравшись на более проходимый участок, где он и остановился.

Остановка, возможно, была вызвана тем, что танкер оказался почти в центре двадцатикилометрового цирка - почти наверняка неметеоритного кратера, - из которого расходилось восемь узких ущелий. По словам Сенатсу, он исследовал два прохода и вынужден был повернуть обратно,- возможно, предположил Бен, водители обсуждали, который попробовать следующим.

Ни один из мужей ни на минуту в это не поверил. Оба знали, что их жены заранее составили бы программу действий. Их лица за дыхательными масками помрачнели. Они ничего не ответили Облаку, но Эрни, который опять вел машину, погнал ее зигзагом на самой высокой скорости через заваленный камнями каньон, выводящий, по заверению Сенатсу, в цирк. Ник не возражал. Чем скорее они выберутся из-под угрожающих восьмиметровых стен, тем больше шансов дожить и увидеть…

…то, что им предстояло увидеть. Снимки со спутников, в конце концов, были всего лишь компьютерной реконструкцией.

Камни, конечно, сыпались, но все мимо. Ни один из мужчин не приписывал этих промахов искусству водителя, ни один даже не думал о них. Через двадцать километров каньон кончится - и откроется долина.

Пятнадцать километров. Десять. Пять.

Они прорвались, и ни один даже не испытал облегчения, когда опасные стены расступились. С первого взгляда они танкер не увидели и остановились, чтобы присмотреться.

Хуже всего, что ни один огонек не горел на танкере. Бортовые стереопрожекторы, понятно, могли выключить при остановке, но фара и маленькие, но яркие и отчетливые опознавательные огни в темноте должны гореть постоянно. Прошли долгие, долгие мгновения, пока Эрни разглядел темный силуэт на тусклом и мерцающем сложными переливами фоне.

Он указал рукой, и Доминик кивнул. Через ущелье машину вел младший, но теперь Ник взял управление на себя и повел вездеход к неподвижной, темной и, возможно, безжизненной цели. Эрни надрывался, крича в многоканальный передатчик ближней связи. Отсутствие ответа их не удивляло, а точнее сказать, приводило в отчаяние.