Сколько ты стоишь? (сборник) (СИ) - Страница 3

Он поклонился.

— Я буду ждать, госпожа.

И я понимала, что это фальшиво — и его улыбка, и слова. Но мне было плевать, совершенно и абсолютно. Два с половиной месяца — могу я себе позволить развлечься, не вспоминая, что я принцесса, и мой жених — цербер?

Могу, решила я, слушая, как стучат по пустынной мостовой колёса кареты. Могу.

Я всегда получаю то, что хочу.

Эрик как-то рассказывал мне про одну южную травку, из которой ушлые торговцы варят зелье, и оно отравляет простофилю, купившего такой настой, превращает в пускающего слюни идиота.

Я не верила — как за какие-то недели можно сотворить такое с человеком обычной травой? Подруги, с которыми я поделилась этой историей, наоборот, верили безоговорочно — и кормили меня сказками про мандрагору и тому подобный бред.

Эрик привёз мне это зелье в наше следующее свидание. И долго орал на меня, когда я потребовала дать его мне попробовать. Я злилась, искренне не понимая, почему он мне не доверяет. Я сильная, а тут трава какая-то. И да, мы снова подрались — и каждый остался при своём.

Я вспомнила эту историю спустя месяц по приезде в вейстерскую столицу. Удовольствие действительно развращает — особенно постоянное удовольствие.

Я слилась с теми расфуфыренными кошечками — с одним лишь исключением: денег у меня было больше, и я могла покупать Дэниела на всю ночь. Каждую ночь. Я пила его улыбки, его взгляды — как пили то злое зелье обманутые глупцы. Я научилась не обращать внимания на кричащую обстановку борделя. Я не щурилась от слепящего света и уже не смущалась. Я отдавала ему подарки Эрика, и мне в голову не приходило поинтересоваться, зачем они ему. Зачем он всё ещё работает в этом борделе, когда я уже подарила ему целое состояние, с которым он вполне мог выкупить свой старый титул. Я просто разбрасывала вокруг него жемчуга, сапфиры или рубины — и видела, что ему нравится. Искренне нравится.

Искренности мне не хватало. Удовольствие приедалось, а я не понимала, чего ещё мне хочется. Искренности и честности, конечно. Но их рубинами не купишь.

Я чутко ловила проблески этой искренности — в его взглядах, когда он обнимал меня. Да, усталость в них была настоящая. Но я гнала от себя неизбежные вопросы, желая просто наслаждаться. За это же я платила. И конечно, мне и в голову не приходило требовать от него любви. Удовольствие — всё, на что я имела право.

Впрочем, я тогда ещё не понимала, что влюбилась. Ровно до того момента, когда приехала, как обычно, в бордель, а Дэниела там не оказалось. Распорядитель не мог ответить на мои вопросы ничего, кроме: «Подождите, госпожа, он будет завтра, а пока вот посмотрите, у нас отличный выбор…»

Я дождалась обещанного «завтра», но Дэниела снова не было. Другие, расхваленные распорядителем, меня не волновали — я вернулась домой и никак не могла успокоиться. Теперь уже не кураж, а волнение съедало меня заживо. Я думала, что Эрик, быть может, устал ждать и наведался в мой замок. Не нашёл меня, сложил два и два, и Дэниел теперь под стражей. И когда Эрик узнает, что мы не в ладушки в спальне играли, боюсь, и мне несдобровать.

Надо было собираться и уезжать домой, где меня может защитить брат — пока ещё есть время. Пока люди Эрика не ломятся в ворота. Но мысль больше никогда не увидеть Дэниела оказалась настолько невыносимой, что я взяла собственную охрану из присягавших мне гвардейцев, вернулась с ними в бордель и потребовала хозяина.

Хозяин оказался каким-то там лордом, графом или бароном, не помню. Жил он в особняке за городом. И знал меня в лицо.

Я лгала ему с улыбкой, объясняя, что Эрик сделал мне подарок в виде одного из бордельных мальчиков. И почему сейчас этот мальчик ещё не в моей постели? Лорд краснел, бледнел, искал дрожащими неловкими пальцами какие-то бумаги — кажется, на владение Дэниелом. Уверял, что его слуги найдут мне хоть Дэни, хоть чёрта. Только пусть Её Высочество не гневается.

Я понимала. Его Сиятельство был уже в почтенном возрасте — и Эрик украшал пики головами таких вот стариков, когда ему надоедало их «бурчание». Конечно, милорд боялся. И из кожи вон лез, чтобы угодить будущей королеве.

Бумаги он мне отдал. Дэниела его люди нашли действительно быстро — и доставили в мой особняк, «чтобы не тревожить госпожу». Госпожа растревожилась только сильнее и, кое-как попрощавшись с любезным лордом, полетела домой, ругаясь на чересчур медлительного возницу.

Дэниел действительно ждал меня в спальне — и если я хотела искренности, то я её получила сполна. Усталое отчаяние — им можно было бы даже освещать комнату вместо камина и свечей.

— Госпожа, прошу прощения, но я не смогу сейчас работать, — сказал он непривычно-хриплым голосом. — Ты подождёшь до завтра?

Я молча подала ему бокал подогретого вина. Молча смотрела на его усталое, и всё ещё почему-то привлекательное лицо. Молча же наблюдала, как тряслись его пальцы, когда он брал бокал.

А потом, оттянув рукав и рассмотрев чёрные синяки на запястьях, мрачно потребовала:

— Рассказывай.

Он коротко глянул на меня, усмехнулся:

— Зачем?

Я поражённо переводила взгляд с запястий на его лицо. Слова не шли.

— Я смогу работать завтра, госпожа, — тихо повторил он, сделав пару глотков вина. — Подожди немного. Пожалуйста.

Я молча смотрела на него. А он поставил бокал на столик у камина и встал.

— До завтра, госпожа.

— Сядь, — он всегда заставлял меня смущаться, а я никак не могла к этому привыкнуть. И прятала смущение за раздражением или глупыми шутками, которых много знала благодаря Эрику.

Он сел. Хмурясь, выжидательно посмотрел на меня.

Я взглядом указала на его запястье.

— Расскажи, как это получилось.

— Ты не хочешь этого знать, госпожа, — отозвался он, слабо улыбаясь.

— Ты не будешь мне указывать, чего я хочу, а чего — нет.

Он пожал плечами и действительно стал рассказывать. Равнодушным тоном — такие вещи, от которых у меня волосы встали дыбом. И да, эти вещи не предназначались для ушей приличной девушки.

Когда в комнате, наконец, повисла тишина, я залпом выпила отставленный им бокал. И, откашлявшись, спросила:

— Зачем?

Он удивлённо поднял брови, насмешливо глядя на меня.

— Что, госпожа?

— Зачем ты это делал?

Повисла тишина — несмотря на потрескивание огня в камине неуютная.

— Деньги, госпожа, — сказал он, наконец. — Зачем же ещё? Что ещё может быть нужно такому, как я?

— Деньги? — повторила я. — На что? Я подарила тебе целое состояние — уверена, другие тебя подарками тоже не обделяли. Что такое дорогостоящее ты собрался приобрести? Небольшое королевство?

Он рассмеялся — тихо и горько.

— Племянницу всего лишь.

Да, у его беременной от короля сестры родилась дочь. Тиша. Слабенькая девочка, выжившая чудом и стараниями юного Дэни. В отличие от своей матери, умершей не то от бесчестья, не то от родовой горячки. И хорошо — она не узнала, что её дочь родилась глухонемой. Вечной обузой. Дэниел сухо рассказывал мне о ней, внимательно глядя в камин, и я понимала, что девчонка ему действительно почему-то важна. Почему? Что хорошего в слабой глухонемой сестре — её же даже замуж нормально не выдашь, за неё ничего не получишь. Совершенно ненужная вещь.

А Дэниелу она была нужна. И тот, кто положил на него глаз, это знал. Деньги! Было совершенно ясно, что деньги в этом шантаже излишни. Я понимала, прекрасно понимала — сама бы повела себя так же, если бы Дэниела не было так легко купить. Очевидно, то, что от него хотел этот таинственный «кто-то», было за гранью расценок борделя. И хорошо — от того, что Дэни рассказал, мурашки бежали по телу.

— Ясно, — сказала я, когда он закончил. — Ну что ж, я богата. Твоя племянница будет здесь завтра же.

Он перевёл взгляд на меня. Прищурился.

— И что я должен для этого сделать?

Я улыбнулась ему.

— Женись на мне.

— Что?

— Женись. На мне, — раздельно повторила я, подаваясь вперёд. Мне очень хотелось его поцеловать — но я понимала, что поцелуем не ограничусь. А сейчас он скажет «да», и нам нужно будет ехать. В церковь и за его сестрой. Я же сказала «завтра», значит, будет завтра. Я так хочу.