Сколько ты стоишь? (сборник) (СИ) - Страница 2

Дэниел Глэстер. Приставку «ви» убрали из его имени десять лет назад за мятеж отца Дэниела против короля Вейстера. Заодно уничтожили весь род, кроме старшей дочери мятежника и единственного сына — собственно Дэниела. Дочь король забрал себе — и через семь месяцев выкинул, беременную, за ворота. А сына продал в бордель.

«Шлюха! — плевался брат. — Елена, даже не думай, не позорь семью! Завтра же я дам согласие королю Эрику от твоего имени!»

Брата я по голове вазами не била — он понимал и отказ, и убеждения куда лучше Эрика. Я попросила дать мне три месяца на размышления. Брат согласился. Как согласился и Эрик, очевидно решивший, что я собираюсь морально готовиться к свадьбе — с ним, естественно.

Я действительно уехала в своё имение на юге. И оттуда, инкогнито, в Вейстер. Знакомиться с этим Дэниелом. Я предвкушала прекрасно проведённое время. И собиралась убедить Дэниела отказать мне. Тогда план Эрика потерпел бы крах, и наша игра продолжилась бы. Я была не против. Кураж, азарт, ярость Эрика…

Я только совсем не собиралась влюбляться.

Это был дорогой бордель, но убранство комнаты меня всё равно неприятно удивило. Местному декоратору следовало бы отрубить голову за подобное. Кричащая роскошь, безвкусица на грани скандала. Свечи — только у кровати и одна на столике с фруктами. Но даже так свет резал глаза. Впрочем, я плохо спала прошлой ночью в придорожном трактире, так что глаза болели и до этого. Но неровный яркий свет, бликовавший в зеркальных стеклах, заставил растеряться. Я замерла посреди комнаты, потерянно глядя на десяток отражений взволнованной девушки в серо-коричневом пыльном плаще. Пыль давно въелась в кожу и забилась в волосы — хорошая ванна в трактирах прискорбно редкая вещь. Подозреваю, что и пахла я не любимыми розовыми духами.

Мысленно я ругала себя на все лады, что поддалась любопытству и, не заезжая в приготовленный для меня особняк, сразу же отправилась в бордель. Сколько раз отец, а потом и учителя отчитывали меня за то, что я сначала думаю, потом делаю. И всё бесполезно.

Дэниел сидел на кровати — неприлично огромной и вопиюще безвкусной — и с лёгкой улыбкой смотрел на меня. Встал, когда мы встретились взглядом, подошёл, снова взял за руку и поцеловал. Меня бросило в жар от стыда — я очень ясно осознала, что грязная, в несвежей одежде. И что не такой я хотела предстать перед женихом, пусть и возможным.

Он поймал мой взгляд и удивлённо поднял бровь.

— Госпожа, тебе неприятно?

Я кивнула. Вдохнула поглубже — воздух пах лимонным бальзамом пополам с пылью — и взяла себя в руки.

— Здесь можно где-нибудь принять ванну?

Он кивнул, не отрывая от меня внимательного взгляда.

— Но госпоже придётся подождать.

— Я подожду, — отозвалась я, опускаясь на кровать и прикрывая рукой глаза.

Он разбудил меня около получаса спустя — спросонья мне представился вместо него Эрик. Я поймала его руку, поглаживавшую мою щёку и уставилась в расплывающееся перед глазами лицо совсем, думаю, не дружелюбно. Впрочем, его это не смутило.

— Ванна готова. Госпожа, отнести тебя?

Я потёрла пульсирующие виски.

— Если можно.

— Всё можно, госпожа, — усмехнулся он, легко поднимая меня на руки. — Ты заплатила.

Жаль, что в оплату не входила нормальная комната. И ванна, которая оказалась вовсе не ванной, а бассейном. Здесь тоже были зеркала, отражающиеся в них свечи и вычурный фонтан при виде которого меня снова бросило в жар. Не то, чтобы я совсем не знала, откуда берутся дети, но думала, что это действо происходит исключительно брачной ночью под одеялом в темноте. А не так… открыто и пошло, как совокуплялись золотые мужчина и женщина фонтанной статуи.

Дэниел аккуратно поставил меня на пол. Я потянулась к застёжке плаща, но он перехватил мои руки.

— Позволь мне, госпожа.

Он снял с меня меховую накидку, перчатки и, наконец, плащ. Замер, изумлённо разглядывая.

Я обернулась, ища, куда бы сесть — и избавиться, наконец, от сапог. Не нашла ничего лучше бортика бассейна. Влажный мрамор скользил — я держалась за край одной рукой, другой пыталась справиться со шнуровкой. И снова он осторожно убрал мои руки. Я смотрела сверху вниз, как блестят его волосы в свечах, и кусала губу. Нужно было начинать разговор, ради которого я приехала — всего-то спросить, сколько будет стоить его отказ. Но я почему-то медлила.

Ха, почему-то! Мне не хотелось признавать, как приятны прикосновения его ловких пальцев к моим ногам. И как мне хочется запустить руку в его волосы и проверить, действительно ли они такие мягкие, как кажутся. И что мне нравится смотреть в его глаза, и улыбка его тоже совершенно меня очаровывает…

— У госпожи должна быть охрана, как у королевской сокровищницы, — сказал он, снимая с меня платье и словно невзначай поглаживая рубиновые подвески.

Я поймала его взгляд и, улыбнувшись, сорвала подвески. Протянула.

— Нравятся? Забирай.

— Госпожа, верно, не знает, сколько они стоят, — с сомнением произнёс он, глядя на переливающиеся в пригоршне рубины.

— Бери, у меня их много, — отмахнулась я.

Он снова поцеловал мне руку, и рубины из неё на этот раз исчезли, как по волшебству.

— Тогда госпожа станет у нас частой гостьей.

Я открыла было рот — возразить. А потом в голове пронеслось: «А почему бы и нет? У меня ещё два с половиной месяца. И полный сундук этих рубинов — благодаря Эрику. Так почему бы и нет?»

Окунуться в приятно-горячую воду, пахнущую розовым маслом, было истинным блаженством — особенно после двух недель дороги. Я снова чуть не заснула, откинув голову на бортик — тепло и шелестящие струи фонтана усыпляли лучше снотворных зелий.

А может, и правда заснула — потому что когда почувствовала прикосновение губ к моим губам, мне и в голову не пришло, что это не Эрик. Он единственный целовал меня — так же нежно, так же мягко. Только и жадно тоже, а в этом поцелуе страсти не было.

Я дёрнулась, машинально размахиваясь, а когда руку перехватили — как Эрик всегда делал — подалась назад. Стукнулась о мраморный бортик и чуть не ушла под воду с головой от испуга.

И только тогда поняла, что рядом не Эрик — он никогда не стал бы шептать мне: «Тише, тише, не бойся». Он бы сам меня ударил.

Я замерла, ошеломлённая, позволяя целовать себя. И только спустя долгие минут пять пришло воспоминание, зачем я действительно здесь. Я вздохнула, попыталась открыть рот и приказать прекратить делать это со мной — но вместо слов вырвался стон.

А потом я держалась за его плечи, смотрела в пронзительно синие глаза — весь мир сузился до этих глаз и капелек воды на его коже, сливочно-белой. Мне даже хотелось попробовать её на вкус, но сил не было. Остатками разума я понимала, что то, что мы делаем — неприлично, пошло, преступно. Но я всегда с трудом могла отказаться от удовольствия. Я прогнала эти мысли, закрыла глаза — перед ними всё равно уже плыло и заволакивалось розовым туманом. И сама наощупь нашла его губы.

Только на краю сознания мелькнула и исчезла мысль, что сапфировое ожерелье за такое — слишком дёшево. Эрик дарил их мне за улыбки. И он никогда не смог бы подарить мне такую ночь, это я знала точно. Не знаю, откуда.

Следующий раз я проснулась, отдохнувшая и свежая, ожидая увидеть солнечный свет — но снова горели свечи, и Дэниел одевался. Я следила за ним из-под ресниц, улыбаясь украдкой. Я, принцесса и будущая королева — Эрика, Фиделии, неважно — потеряла девственность со шлюхой из борделя. Смешно. Что скажет брат?

И действительно собиралась проводить так все оставшиеся два с половиной месяца. Где были тщательно вбиваемые в школе мораль и приличия?

И когда Дэниел спросил меня:

— Госпожа, приказать отвезти тебя домой? Или тебя ждут?

Я только назвала ему адрес. И улыбалась, как дурочка, заглядывая в его глаза.

Он поцеловал мне руку, подсаживая в карету, и у меня вырвалось невольное:

— Я приеду сегодня снова.