Сколько стоит любовь (СИ) - Страница 2

Заглушила двигатель и вышла из машины, вдыхая полной грудью свежий воздух. Буквально пять-десять минут, и я отправлюсь домой. Тяжело, морально сложно нести груз ответственности на своих плечах в девятнадцать лет и понимание, что никак не можешь помочь родному, беззащитному человеку. Это чувство сеяло внутри пустоту. Я недавно снова открыла сайт, где такие же бедные семьи, как и наша, просили помощи на операцию своему ребенку и… просто его закрыла. Так и не смогла разместить объявление о подобной помощи. Словно барьер стоял внутри. Столько боли было в тех строках, и мне казалось, что если я примкну ко всем этим страждущим, то точно не вытащим Лизку.

Вода тихо плескалась о берег. Я подошла к реке и присела на корточки, опуская руки в воду. Смочила их холодной водой, умылась и немного пришла в себя. Каждый год с наступлением мая внутри меня рождалось вдохновение, но этот год единственный, когда внутри ничего не просыпалось, кроме чувства, что я как будто находилась в летаргическом сне. Казалось, пройдёт немного времени, и все будет как прежде. Наивная…

Спустя полчаса я уже подъехала к дому, заглушила двигатель и зашла в дом. Мама сидела на кухне и что-то писала в тетради. Наверное, снова считала деньги. Лиза уже как неделю лежала в больнице в реанимации, а мы были в подвешенном состоянии. Московская клиника готова была сделать операцию бесплатно, но вот дорогостоящий окклюдер, пребывание матери и Лизы в больнице, анализы и все лекарственные препараты мы должны были оплатить сами.

— Мам, привет, — я вошла на кухню и присела на стул напротив неё.

На женском лице пролегли черные круги под глазами. Я уже давно не видела даже тени улыбки на том. Да и самой было как-то не до них.

— Привет, Тасенька, — вымученно выдохнула она и поглядела на меня уставшим взглядом.

— Ну что? — хотя, не знаю, зачем я спрашивала, и так было все понятно по одному взгляду на маму.

— Ещё один отказ. Багров сказал, что может выделить лишь пять тысяч из своего кармана и вытащил из кошелька одну красную купюру, — кивнула на стопку денег, что лежала на столе.

Видела я в ресторане этого обрюзгшего старикана Багрова с залысиной на голове. Всегда появлялся с таким высокомерным видом, словно божество спустилось на грешную Землю, и он один праведник среди всей грязи, что скопилась под его ногами. Лицо его наглое и глаза хитрые, как сейчас видела, когда он проводил время в обществе молодых и расфуфыренных девиц. То ещё удовольствие работать в небольшом городе в самом злачном из всех мест, хотя по меркам местных «олигархов» единственном приличном, и постоянно лицезреть все это лиходейство. В договоре у нас даже имелся пунктик о неразглашении того, что увидели и услышали в стенах ресторана. А если эти пунктики плохо исполнялись, то люди Ильнура помогали доходчиво усвоить эту информацию. Но я и так нигде и никогда ничего из того, что видела, не обсуждала. Даже матери никогда не рассказывала, чтобы её удар не хватил. И лишь мысленно всегда осуждала такое поведение, нравы и распутство современного времени.

— В конце мая повезу Лизу в Москву, а там видно будет… — мамин голос дрогнул, и она горько заплакала.

У меня сердце сжалось. Мы обе прекрасно понимали, что жизнь нашей Лизы зависела от операции и от того, как быстро ей ее сделают. Но денег этих, каких-то несчастных бумажек с нулями, половину из которых мы набрали с горем пополам, не хватало. Даже дом выставили на продажу за копейки, но и тот был никому не нужен. Никто никому был не нужен, и мы медленно наблюдали, как увядала наша девочка. И ладно бы цена вопроса измерялась миллионами, так нет же!

— Ясно, — шумно выдохнула я.

А что я ещё могла сказать… Не мы одни ждали подобной операции. Но своя боль и трагедия была ближе.

Встала и направилась в ванную комнату, приняла душ и закрылась в своей комнате. Достала краски и принялась рисовать. Последнее время получалась откровенная ерунда, но мне важно было хоть куда-то выплеснуть эти эмоции, которые разрывали меня в клочья. Я отчаянно верила, что выход есть, что мы успеем и соберём нужную сумму, а Лиза дождется операции и снова будет прежней озорной девочкой. Растирала слезы этой самой отчаянной веры по лицу. Потому что сегодня впервые увидела смирение на лице матери.

Тася

Утром я проснулась с тяжелой головой. Мать уже ушла в больницу. Я обычно забегала к Лизе после занятий. Умылась, перекусила быстро бутербродом с сыром, запила чаем и пошла в колледж. Днем я машиной не пользовалась. Брала ее по вечерам, потому что до ресторана далеко добираться. Слушала лекции, клюя носом, и мечтала о выпускных экзаменах. Понимала, что напрасно трачу свое время, но хоть какое-то образование, может мне потом и пригодится. Регина, моя подруга и однокурсница, даже не пыталась вызвать меня на диалог. И так понимала, что мне приходилось несладко последнее время. Лишь изредка бросала в меня сочувствующие взгляды.

Наконец прозвенел звонок, и мы вышли из здания. Мне казалось, что я засну прямо на ходу, если не выйду на улицу. На воздухе стало немного получше, пободрее. Мы прошли с Региной по парку и долго не заговаривали, обе шли молча. Хотя обычно после занятий всегда обсуждали свежие новости и трещали без умолку. А до болезни Лизы выбирались погулять по вечерам и даже одно время встречались с парнями, но сейчас не было ни на что времени и настроения.

— Ну, неужели квоты не положены? Ничего нельзя сделать? Ну, а если к местным фермерам обратиться? Должен же быть выход! — вдруг заговорила Регина.

Никак она не могла уяснить, что эта болезненная тема выела меня эмоционально и физически, и говорить об этом мне хотелось все реже и реже. Я чувствовала опустошение и отчаяние. А еще ощущение полной заброшенности. Все остальные сферы моей жизни: учеба, работа, увлечения, отошли на второй, а то и третий план. Словно профессиональный спортсмен, получивший травму, не совместимую с дальнейшей карьерой, я усердно пыталась доказать всем, что вернусь в спорт. Но с каждой новой попыткой взять новый результат или хотя бы вернуться к прежнему, таял на глазах. Мои руки опускались. Еще чуть-чуть, и безнадежный взгляд матери окончательно вышибет из меня последние крохи веры и надежды.

— Есть квота, встали в очередь, операцию готовы сделать бесплатно, но сам окклюдер и пребывание в больнице, все лекарства и анализы за наш счет, — я уже язык стесала, объясняя людям эти прописные истины, кто задавал подобного рода вопросы. Мы нашли клинику, нашли врача, но наша Лиза не единственный ребенок в очереди на подобного рода операции. — Фермера, главы местной и поселковых администраций, предприниматели города — все было. Деньги лежат в конверте. Но это все крохи!

В итоге сто тысяч лишь набралось от этих влиятельных людей города. Остальные сто мы нашли среди друзей и дальних родственников. Еще двести с лишним тысяч, будто зависли в воздухе и никак не набирались.

— Ну, половина суммы уже есть! Может быть, по второму кругу обратиться?

— Регина, ну что ты придумываешь? — устало перебила подругу. — Ну, кто захочет из своего кармана деньги отдавать просто так?

— А если в клинике этой главному врачу объяснить ваше бедственное положение? — предложила она еще одну бредовую идею.

— Московская клиника насчитала внушительный ценник. Посчитали и реабилитацию, и присутствие материи, пока Лизе будут делать операцию, с чего они должны делать поблажки? Я пока искала на форумах в интернете всю информацию, знаешь, сколько ужасов насмотрелась? А сколько таких семей, как наша или еще беднее? Я бы и миллион заплатила, если бы он был. Дело ведь не в деньгах, а в том, что у нас их нет.

— Кредит? — продолжала перечислять она. Хотя мы по много раз уже все обсуждали.

— Максимум сто тысяч на мизерный доход матери. Но я знаешь, что решила… — вдруг остановилась и поглядела в лицо Регины.

Она тоже остановилась и кивнула головой, ожидая продолжения.

— Я у Ильнура спрошу денег! У него их много. Я из города планировала уехать до того, как с Лизой случилась эта беда, но если он даст нужную сумму, или хотя бы ее половину, то останусь и буду отрабатывать. Землю носом буду рыть, но не могу сидеть, сложа руки. Мать вчера увидела на кухне ночью со стеклянным смирившимся взглядом и… — осеклась, а голос мой дрогнул. — Если после смерти отца и Лизы не станет, она не выдержит. Она уже руки опускает, и я вижу обреченность в ее глазах. Лучше уж испробовать все, Бог с ним, с этим чертом не русским, отработаю. Но Лизу с мамой надо вытаскивать.