Скифы - Страница 10
Возле единственной двери в туалет то и дело возникала очередь. К счастью, с его места дверь была видна хорошо, не нужно было выворачивать шею, как приходилось Черному Принцу или Тору. В нужные моменты, когда кабинка освобождалась, он успевал встать небрежненько и фланирующей походочкой отправлялся, почему-то делая вид, что рассматривает картины на стенах, а потом направляется просто покурить…
Яна тоже иногда вставала и удалялась к туалету. Крылов старался не смотреть, как она толкает дверь, но перед глазами тут же вставали картинки, которые не должны вставать перед глазами скифа. Наверное, он все еще не скиф, а всего лишь русский.
За столом гудели, перебивали друг друга, не слушали, каждый доказывал свое, но, когда обратились к нему, он с охотой пустился в разъяснения:
– Как говорят: «немецкая точность» или «французская косметика»… точно так же говорят: «русская лень». Если к французам прилипла репутация, что все до одного бабники, что итальянцы – католики и мафиози, японцы – каратеки и самураи, то русские – ленивые дураки. Слово «русский» стало синонимами «лентяй», «простодырый», «авосьник», «косорукий», а часто и вовсе «дурак». Конечно, можно долго бороться за то, чтобы реанимировать само имя русского, в самом лучшем случае удалось бы добиться сомнительного успеха в восстановлении репутации народа, в названии которого потеряно само определение «рус» или «русич», а осталось только нелепое прилагательное… Сразу же вспоминается старый анекдот, когда Киссинджер спрашивает Косыгина: ты кто, мол, по национальности? Русский, отвечает Косыгин. Киссинджер улыбнулся и говорит украдкой: а я – американский.
Откин поморщился:
– Ты всегда говоришь такими длинными периодами, что твои фразы, подобно шпалам в железнодорожном полотне, сужаются и уходят за горизонт… Ты к тому, что имя скифов звучит?
Крылов развел руками:
– Это не я говорю. Древнегреческие и римские историки не знают ни славян, ни тем более русских. Но о скифах пишут со страхом и уважением. Признают не только их исключительную доблесть, но и великие открытия. Как изготовление бронзы из меди и олова, что положило начало бронзовому веку, так и создание гончарного круга скифом…
В проходе между столами появилась Яна, свеженькая и чистая. При каждом шаге груди колыхались, над узким поясом жировые складки стали словно бы чуть толще. Не в палец, а в полтора. Милые такие, вызывающие, хочется ухватиться зубами, поджать ноги и повиснуть…
Она улыбнулась издали, его горящие глаза светят как фары автомобиля. Он смотрел на нее, не скрывая, что убрал остатки одежды взглядом, повернул ее так и эдак, как трехмерную модель в виртуальном пространстве. Она слегка опустила веки, поняла, но не ощутила себя оскорбленной, чересчур вид у этого рыжего толстячка восторженный.
– Ну вот, – сказал он громко, стараясь, чтобы Яна его услышала, – наше объединение наконец во что-то вылилось конкретное. Итак, начинаем движение за воссоздание скифской державы, верно? Сегодня же вечером, то бишь ночью, объявляем на сайте о наших целях, идеях…
– Сперва сформулируем сами, – напомнил Черный Принц педантично.
Крылов отмахнулся с небрежностью истинного русского интеллигента, который всегда чурается конкретной работы, зато умеет творить «вообще».
– Потом сформулируем, это мелочи… Зато какой размах, верно?.. Лилия, ты уж, пожалуйста, сразу сообщи в новостях на своем сайте. У кого найдется листок бумаги?.. Да нет, ручка и у меня есть… Главное, создаем скифскую державу, да? Взамен этой нелепой Руси, что везде мордой о все камни… сама, а тут ее еще и другие страны той же мордой по битому стеклу!.. А со скифами такое не пройдет, верно?.. Да, скифы мы!
Он заржал, все заржали, под глухой стук полных пивных кружек посыпались идеи, как обустроить Русь… тьфу на Русь, как обустроить Скифию, конечно же – великую Скифию, иной нам не надо, мы же – русские, то есть, как сказал великий Блок, скифы мы, с раскосыми и жадными глазами! Как укрепить Скифию, как повысить ее морально-идеологический дух, обороноспособность, поднять ярость масс…
Он записывал идеи, лист бумаги все же нашелся, Валентина смотрела с улыбкой. Перехватив его взгляд, подошла:
– Что-нибудь еще?..
За это время кружки опустели почти у всех. Крылов чувствовал в голове приятную захмелелость.
– Еще, – решил он. – Не спрашивай, поставь перед каждым то, что он заказывал раньше.
– Просто повторить? – переспросила она с сомнением.
– Да, – подтвердил он. – Просто повторить. Ничего нового.
Откин поднялся, круглое лицо расплывается в загадочной чеширской улыбке. Он вскинул над головой свой листок:
– А теперь давайте поконкретнее! Что необходимо именно для скифа?
Тор бухнул:
– Два лука и отравленные стрелы!
Откин поморщился:
– Вот так всегда. Разговоры вести мастера, а как до конкретного…
Крылов сказал практично:
– В Устав молодого или немолодого скифа надо вписать качества, необходимые для выживания вида. То есть любовь к Отечеству опустим, как устаревшее, зато в обязательном порядке скиф должен быть…
– Должен или должон?
Крылов подумал, отмахнулся:
– У нас есть лингвисты. У нас все есть. Потом разберемся. Все потом. А пока набросаем скелет настоящего скифа…
У дальней стойки Валентина откровенно зевала. Крылов посмотрел на часы, охнул:
– Ого!.. То-то наша хозяйка уже с ног валится. Ребята, давайте закругляться. Валечка, посчитай нам.
Скинулись, выгребли все деньги, вывернули карманы, а Костя и Черный Принц оставили в залог завтрашней уплаты часы. У обоих часы дорогие, у остальных штамповка, что не окупит и двух кружек пива.
За спиной был гвалт, возбужденные голоса, скрип отодвигаемых стульев, столы тоже расставили на места, Валентине их таскать тяжело.
Крылов поднялся из мира, напоенного запахами пива, разваренных креветок и сухого леща подвала в иную жизнь, которой всегда удивлялся. Вообще ночной город – это совсем не то скопление серых домов и спешащих двуногих, что накрыто серым или даже голубым небом.
Сейчас перед ними раскинулось нечто сверкающее огнями, а сверху все накрыла черная бескрайняя бездна с ее космосом, бесконечно далекими звездами, галактиками, квазарами. В мокром после поливалок асфальте отражаются перевернутые дома, огни фонарей, реклам, оранжевые и желтые окна домов. Вечно спешащие морлоки исчезли, а по блестящему тротуару беспечно разгуливают элои, слышен смех, к Крылову даже с той стороны улицы донесся запах дорогих духов и аромат хорошего вина.
Корчмовцы вывалились отяжелевшие, но в головах легкость, все продолжают спор о скифах, но на Яну теперь посматривали жадно все. На улице она снова в топике, благопристойная, словно фотомодель, изображающая скромницу Джен Эйр, но все видели ее только что иной, у многих на висках вздулись жилы, всхрапывают, не сводя с нее глаз, что они только проделывают с нею в воображаемом мире, где липкие взгляды не отскакивают, не спустив ее трусики даже наполовину.
Гаврилов и Раб Божий, непримиримые противники, вышли бок о бок. Пожалуй, они единственные, кто не раздевал взглядами Яну и не проделывал с нею всякое и разное. Удивительно мирно, что последний раз случилось полгода тому, они рассуждали сейчас, сблизив головы. Гаврилов загибал пальцы, Раб Божий следил внимательно, чтобы пропащий язычник не загнул лишний.
Философствуем, мелькнуло в черепе Крылова. Нас даже готовы послушать, как слушают рассказчиков анекдотов. Но только как рассказчиков, а не философов! Но как философов – никогда. Зато всегда жадно ловили каждое слово юродивых, сумасшедших, кликуш, политиков… И шли за ними, сокрушая несокрушимые империи, строя Царство Божье на земле, а философы… что философы? Они обращаются к менее важному – к рассудку.
Корчмовцы нестройной толпой медленно двинулись от кафе. Тоже элои, мелькнула насмешливая мысль. Наполовину элои… Утром проснутся морлоками, побегут на службу, будут жить привычными алгоритмиками, будут «как все», как принято, комильфо, но вечером начнется медленное преображение… Не сразу, ибо и после службы масса морлочьих дел: заскочить в булочную, отнести белье в прачечную, забрать туфли из починки, переустановить розетку, но все же перетекание в элоистость свершается, и вот уже перестраивают судьбы всего человечества…