Сказы - Страница 75

Горько Славке. Но чем оправдаться? Чем он порадует ткачих? Что скажет в свое оправдание?

Стал Славка попристальнее приглядываться к каждому повороту товарища, к каждому его движенью за работой. «Ага, — думает он, — ключ-то ключом, но, кроме ключа, у Веньки еще секрет есть».

Как-то пришел Славка в расстроенных чувствах принимать смену. Начали работать. Прямо наказанье, незадачливый день: то одна ткачиха кличет к себе — станок разладился, то другая. А там, глядишь, у третьей сразу пара отказалась. Минуты спокойной нет. Бегал, бегал он, рубашка взмокла, закружился, из сил выбился.

А у Веньки, словно часы, работают все станки, любо посмотреть на его комплект. А он только похаживает да поглядывает за своим большим механическим хозяйством, будто прогуливается по цеху, со стороны глянешь — ему и делать нечего. Коль что чуть закапризничал станок, он по стуку определяет, не ждет, пока ткачиха позовет, сам идет.

Едва он коснется, и снова гремит, стучит послушный станок. Самому мастеру приятно, и работницам его весело. У него в комплекте, кажись, не только люди, но и станки-то веселее, чем у Славки.

Совсем сбился с ног Славка. Не нашлось нужного инструмента. Пустился он за чем-то в слесарную. А четыре станка той порой отдыхают, бездельничают, Одна сметливая моложавенькая и машет Веньке: мол, иди-ка ты с золотым ключом, выручай нас.

Венька не из гордецов, но и не из простачков. Однако на приглашение отозвался без проволочки. Явился к соседям в комплект. Он бы, может, давным-давно открыл все тайны перед Славкой, но одним Славка был плох — чересчур горделив, самолюбив, считал за унижение достоинства звать на помощь кого-то. Ну, раз так, то и не вмешивался Венька в его неполадки. А вот стоило Веньку позвать — и он к услугам.

Сверкнул ключ у него в руке — заработал станок, подошел к другому — и тот застучал. Да так-то, пока Славки не было, он все хворые станки вылечил, наладил и преспокойно направился в свой комплект. И нос к потолку не задирает.

— Ну, что ты только у нас за ключик золотой! Цены нет твоему умельству! — кричит ему на ухо молоденькая ткачиха.

Славка бежит с инструментами, а станки все на полном ходу. Он так и опешил.

— Как так? Кто без моего ведома посмел ковыряться в моих машинах? Кто звал? — так и петушится он.

Как же, тщится сохранить свой авторитет на высоте. Кичится перед работницами. Молоденькая ткачиха и шепни ему на ухо, а то не услышит, ведь стук, гром:

— Золотой ключ нашли, пока ты бегал. Ты почаще отлучайся, поменьше простоев у нас будет.

Ну, обозлился он вгорячах-то.

«Наверно, Венька сунулся в чужие сани, где его не просят», — подосадовал он.

Вскоре захворал Славка. Грипп его одолел.

Сменный мастер тужит, никого в запасе нет, подменить некем, пока тот хворает.

Венька и просит:

— Как некем? А я что же, не мастер, что ли? Пора и мне принять полный комплект под свое начало.

— А справишься? Возьмешься за гуж, не говори, что не дюж!

— Волков бояться — в лес не ходить. Я золотой ключ ношу в кармане спецовки, — отвечает Венька.

— Что ж, попробуй.

Все сорок четыре станка признали Веньку единогласно своим рачительным хозяином, настоящим заботником. Хоть годы-то его молодые, да руки-то оказались золотые. Тут он и показал полный разворот своих молодых сил.

Работницы его не отпускают из своего комплекта. Полюбился.

Пока хвороба ломала кости у Славки, не только ткачихи, а и челноки-то с погонялками привыкли к новому сметливому распорядителю на том участке. Такой славный работяга, что поищешь другого такого.

Славка выздоровел. Пришел. В своем знакомом комплекте ему больше и делать нечего. Обидно. Но на что и на кого ты станешь жаловаться? Поставили его в другой комплект. Но станков у него теперь вдвое меньше, чем у Веньки.

Венька первый протянул руку на подмогу своему дружку, чтобы обоим шагать локоть о локоть. Так он адресовался: мол, Славка, нам нужно о моем золотом ключе поговорить. Показать его я тебе не покажу, но всю тайну о нем, если ты хочешь, расскажу.

А Славка, жалеючи свой комплект, возгордился пуще прежнего, да и обидно ему стало: дескать, меня затирают, поддержки не чую.

— Я, — говорит, — и без тебя не меньше понимаю.

— И больно хорошо. Хлеб за брюхом не ходит.

На том и разговор короткий оборвали. Понимать Славка, может, и понимал, но умения, сметки недоставало. А без сметки — не оторвать и старой подметки.

По вечерам перестали вместе ходить в кино дружки.

Между тем Аксютка, как воробей, порхал по всем углам фабрики, все он знал, где что делается, кто шибко ладит между собой, а кто не особенно. Проведал он, что между Славкой и Венькой пробежала черная кошка. Аксютке стало жаль Славку. К тому же он во что бы то ни стало собирался разгадать венькину тайну. Вот он и говорит Славке:

— Хочешь, я тебе золотой ключ достану, такой же, как и у Веньки, себе тоже. Только ты пока что помалкивай. Вот тогда мы и покажем Веньке.

— Я и без золотого ключа свое дело знаю, не хуже других. Однако ради любопытства достань, если можешь.

В какой мастерской проныра Аксютка подсмотрел золотой ключ, знал только он один, но дал твердое слово, что золотой ключ скоро будет у него в руках.

А сделал он вот что: взял да и послал письмо Михаилу Ивановичу в Москву. Все описал: дескать, так-то и так-то, после вашего отъезда Венедикт Обручев завладел вашим подарком. Несправедливо он поступает, хотя и большие успехи имеет в работе, на первое место вывел свой комплект. А мы, мол, со Славкой и другие мальчишки считаем, что золотой ключ вы подарили на счастие не одному Венедикту, а нам всем. Мы все хотим хорошо работать. Пришлите и нам со Славкой по такому же ключу. Мы будем работать, чтобы оправдать ваш подарок. Вот в таком-то роде все и выложил. Послал. Ждет-пождет.

В клубе собралось большое собрание. Веньку-то выбрали в президиум. Славка пониже, на скамье, во втором ряду. Аксютка-проныра, говорун веселый, этот на передней. О работе лучшие мастера говорили, делились опытом. Дошло дело и до молодого помощника мастера Венедикта Обручева. Просят его, чтобы он открыл перед своими товарищами те пути, которыми он впереди всех идет и других за собой ведет. Мол, про тебя пустили слух, что ты золотым ключом завладел. Так это или не так?

Улыбка на лице у Венедикта. Только было он начал, а в этот момент подают письмо Аксютке Малышеву. Прочитал он, да как крикнет на весь клуб, забыл, что на трибуне стоит Венедикт:

— Товарищи, да вы только послушайте! От Михаила Ивановича нам всем поклон.

Так-то сказал — ну и зашумели! Не слышно, что говорит, Венедикт. А он и не говорит, стоит на трибуне да вместе со всеми в ладоши бьет. Славка тоже. Аксютку просят на сцену с письмом.

— Читай! — кричат.

Аксютка даже своим глазам не верит. Раз просят, надо читать. А в письме все просто, все ясно. И о золотом ключе будто к слову было упомянуто. В просьбе Аксютке не отказано, но указано: мол, такой дорогой ключ, каким владеет Венедикт Обручев, ни из платины не отлить, не отковать из красного золота. Каждый из нас владеет этим ключом. Дал этот ключ к счастью каждому человеку товарищ Сталин. У кого этот ключ, тому всякое дело по плечу.

Вскорости и у Славки с Аксюткой вся работа пошла не по-старому, не попрежнему. Нашли и они свой золотой ключ.

Про наших добрых соседей, лесных жителей, присловье осталось: Буй да Кадуй чорт три года искал.

— Ну, так это когда было!

Лесов в нашем краю и ныне много, это правда. И славятся они теперь не медведями, а лесорубами. Лесорубам в ловкие руки советская власть дала топор-самосек. Не сам он жаровую сосенку, в три обхвата, сечет — к нему по проводу течет электрическая сила. С того дело и пошло на хороший лад.

И болотами мы не обижены. Раньше в них с весны до осени высвистывал кулик, синий гонобобель дремал, лягушки хозяйничали. А дождь польет, заслезится косоногий кустарник, седой кочкарник. Званье-то кочкам дано было подходящее — чортовы бородавки. На щеках у кочек красной оспой клюква рябила. Доброе дерево да сладкая ягода — и те считали за обиду поселиться на кислой земле.