Сказочные повести. Выпуск третий - Страница 67

— Люблю путешествовать, — сказал Стропила. — Особенно я обожаю морские путешествия в тихую погоду.

— Эмигранты безродные! — взорвался капитан Прунамель. — Будете путешествовать до конца своей никчемной жизни! Эй, матросы, рубите канат!

— Отмени приказание, капитан, а то пойдешь под суд, — спокойно сказал Стропила.

— За что это? — удивился капитан Прунамель.

— За то, что не оказал помощи терпящим бедствие на море!

Капитану пришлось согласиться:

— Твоя правда, пират эдакий… Закон так и гласит. Но я тоже найду на тебя закон! Отдам тебя под суд за то, что прицепился к судну без разрешения капитана, не имея документов на выезд.

— Отдавай, капитан Прунамель, — насмешливо сказал Стропила. — Тебя все поварята на флоте обсмеют: что же это за капитан, который не заметил, что к его корме другое судно прицепилось!

— Опять твоя правда, корсар прибрежный… — согласился капитан. — В суматохе отходили. Я чувствовал, что ход меньше, чем полагается, да не было времени выяснять причину.

— Ты не оправдывайся, а возьми-ка нас на борт, — сказал Стропила. — Здесь не жарко, да и сыровато. Брызги летят.

— Придется принять вас на борт, — сказал капитан Прунамель. — А плот ваш я разберу на дрова!

— Не в музей же его сдавать! — согласился Стропила и начал вместе с Кикимором подтягивать канат.

Бывшие мудрецы выбрались на палубу и пошли завтракать. А мы так измучились, что отказались от еды. Петька задремал под стенкой рубки. Лидка тоже клевала носом. Меня тянуло прилечь после тяжелой ночи… Я сказал капитану, что на порядочных судах имеются спальные места.

— Вы правы, шеф, — улыбнулся капитан Прунамель.

Он провел нас с Лидкой в каюту — теплую, уютную, освещенную только лучом света, проникающим сквозь маленький иллюминатор. В каюте пахло сосновой смолой. Тихо булькала вода за бортом. Лидка легла на деревянную скамейку. Я рухнул рядом, положив голову на ее руку и заснул раньше, чем закрылись глаза.

Когда я проснулся, Лидки в каюте не было. Я протер глаза, пригладил волосы и вышел наверх. Солнце уже склонялось к западу. Матросы шумно сражались в карты с бывшими мудрецами и щелкали их по носам колодой. Кирюха по-прежнему сидел в бочке и добросовестно смотрел вдаль. У штурвала стоял Петька. Он уверенно правил, а у капитана был такой невозмутимый вид, будто так и надо. «Неужели Петька умеет?» — подумал я. Мне стало немножко завидно.

— Вы проверьте, — сказал я капитану, — может, он не туда правит. На Петьку надеяться нельзя, я уже убедился.

— Возможно, на берегу это и так. Не стану спорить, дорогой шеф. Но в море на Петю можно положиться, — сказал капитан. — Я уже убедился, что Петя правит туда, куда надо. Из него вышел бы прекрасный моряк.

— Съел? — сказал Петька, не отрывая взгляда от компаса.

Я увидел, что нас слушает Лидка, и попытался сострить:

— Я рад, что ты хоть на что-то годишься!

— Уж не как некоторые, которые только глину месить умеют, — довольно удачно отпарировал Петька.

Игроки перестали щелкать друг друга по носам и прислушались к нашему разговору. Я не должен был оплошать.

— Кирпичи я делал как хотел, а тебе то ли дадут постоять за штурвалом, то ли не дадут. Это от тебя не зависит.

Петька не сдавался:

— Если бы в Мурлындии нашелся хоть один специалист строитель, тебе бы даже песок подносить не позволили. Твои кирпичи больше похожи на булыжники. А я стою за рулем при капитане, и он меня хвалит, как видишь!

— В тихую погоду за рулем стоять просто, — сказал я. — Это и Ежуня сумеет. Ты бы в шторм попробовал.

Петька глянул на меня снисходительно и сказал:

— Ты знаешь, в чем высшее проявление морского бескультурья? Не знаешь? Так я тебе расскажу: высшее проявление морского бескультурья в том, чтобы отвлекать рулевого посторонними разговорами.

Это у него здорово получилось. Я умолк, потому что крыть мне было нечем. Лидка сказала:

— Мальчишки, перестаньте ехидничать, как не стыдно! Миша, ты лучше посмотри: впереди наш берег! Скоро мы будем дома, чувствуешь? Нет, ты ничего не чувствуешь, — вздохнула она. — Ты просто удивительно толстокожий.

Я спросил у капитана:

— Неужели там впереди наш поселок?

— Думаю, что так, — сказал капитан.

У бортов шуршали волны, солнце клонилось все ниже к горизонту, синеватый берег приближался. Вот на нем появился лес. Потом я различил полоску песчаного пляжа, осводовскую будку с длинной мачтой, домики на берегу, фанерный павильон летнего ресторана… Я узнал свой поселок. Только теперь я всей душой почувствовал, что скоро буду дома. Только теперь я понял, как соскучился по родному домику с верандой, по школьным приятелям, по бабушке и даже по нашему огороду, каждая грядка которого вскопана моими руками не один раз. Сердце мое колотилось, в горле стоял комок, и на глаза накатывались слезы. Стоило большого усилия сдержать их.

Подошла Лидка и положила руку на мое плечо. Рука вздрагивала. Капитан Прунамель сменил Петьку у штурвала, потому что Петька уже не мог смотреть на компас, вертел штурвал не в ту сторону, от чего «Диоген» стал выписывать кривые по водной поверхности.

— Интересно, где находятся причалы рыболовецкого колхоза? — спросил капитан Прунамель.

Петька показал рукой:

— Вон за той горой, где устье реки.

— Понятно, — сказал капитан и сделал ногтем отметку на своей карте. — Высажу вас на берег и поеду к этим причалам швартоваться.

— А вы не зайдете к нам в гости? — спросила Лидка.

— Как-нибудь в следующий раз, — сказал капитан. — Когда точно определю свое положение. Конечно, насовсем мы не расстанемся!

Он велел матросам приспустить паруса и аккуратно подвел «Диогена» к самому берегу. Наступила пора прощаться. Лидка спросила Митьку-папуаса:

— А ты тоже остаешься?

— Я тоже остаюсь, братцы! — сказал Митька-папуас. — Остаюсь вместе с Ежуней. Мне понравилась матросская работа. Это даже интереснее, чем лепить кирпичи. Буду плавать под флагом капитана Прунамеля. Может, попаду когда на остров, где проживают папуасы. Посмотрю, что за народ.

Митька обнялся со всеми нами и обещал в свободное время заходить в гости. И с бывшими мудрецами мы обнялись, а Кирюха крикнул мне «до свиданья» из бочки: ему было лень спускаться. Мы пригласили его заходить в гости и посоветовали снять эполеты, а то засмеют. Бывший королевский сторож послушался, сорвал золотые эполеты и швырнул их в море. Подумав, он бросил в море и медный шлем.

Напоследок мы обнялись с капитаном. Утерев слезу, Прунамель сказал нам:

— Мы еще обязательно встретимся, клянусь великим Матуй!

Попрощавшись со всеми, а со стариной «Диогеном» особо, я прыгнул на родной берег. Потом принял на руки Лидку и поставил ее рядом с собой.

— Прыгай, чего копошишься! — позвал я Петьку.

— Не буду прыгать, — сказал Петька, отвернув лицо. — Я боюсь.

Я спросил:

— Опять нога разболелась? Тогда обожди минутку, мы тебе трап соорудим.

— Я и по трапу боюсь, — сказал Петька. — Мне в таких планах нельзя домой появляться. Мамка выпорет.

— Ах, вот чего ты боишься, — понял я наконец. — А когда-нибудь ты домой придешь?

Петька подумал и сказал:

— Когда-нибудь придется… Вернусь домой, когда на штаны себе заработаю и на тапочки. Если мамку встретите, успокойте ее, скажите, что я живой и здоровый. Только не говорите, что я тапочки потерял!.. А я останусь у капитана.

Я хорошо знал характер Петькиной матери. За драные штаны она устроила бы ему капитальную порку, а про тапочки и говорить нечего! Эти тапочки она вспоминала бы ему до конца жизни.

Я сказал Петьке:

— Пожалуй, это единственный выход в твоем положении. Оставайся и зарабатывай на штаны и на тапочки. Если что понадобится, приходи ко мне. Бабушка не выдаст!