Сказочные повести. Выпуск третий - Страница 53

— Постараюсь придумать, — сказал я.

— По третьему пункту государственных дел тебе вменяется в обязанность следить, чтобы Евтихий всегда имел запас стрел для королевской охоты на сороку. Это не хлопотно. Евтихий дело обожает, водится только с доктором, по причине мозолей, и должность охотника исполняет с великим прилежанием… Четвертый пункт говорит о знаке отличия. Вот эта медаль, — Степан Кузьмич потрогал золотую медаль, свисавшую с его шеи на толстой цепи, — является знаком твоего высокого достоинства, свидетельствуя о том, что ты самый мудрый житель в Мурлындии.

— Так я же не самый мудрый! — воскликнул я в отчаянности.

— Это невозможно установить, кто самый, а кто не самый, — с улыбкой произнес Степан Кузьмич. — Однако есть такое правило: на ком нашивки, тот и капитан. Подумай, легко ли жителю разобраться, кто мудрее всех? Для облегчения усилий ему сказано: самый мудрый у нас Главный комендант. Житель к нему и прислушивается. Помни это и слов на ветер не бросай… Медаль дает тебе льготу: при ее ношении ни один житель побить тебя не имеет права.

Я грустно улыбнулся:

— Хорошо, хоть такая льгота предусмотрена.

— По пятому пункту ты обязан устроить так, чтобы лошади, которые уходят в поле пастись, возвращались обратно в Мудросельск.

— Значит, мне и конюхом надо быть?

— Может, кто другой пожелает. Все в твоих руках, — сказал Степан Кузьмич. — Умей заинтересовать, прояви мудрость. По пункту шестому ты обязан поощрять зампотеха в выдумывании забавных удовольствий для жителей… Пункт седьмой говорит о том, что у входа в волшебную пещеру денно и нощно должен гореть костер. Об этом заботится доктор. Старик обожает посидеть у огонька, вспомнить былое под треск горящих сучьев… Может, другое причины есть…

— Какие, например?

— Это дело докторово… Пункт восьмой касается твоей наиважнейшей обязанности. Ты должен постоянно напоминать жителям, что они живут в стране, где полная свобода и можно делать все что хочешь, что работать им не надо, а для того чтобы удовлетворить насущные потребности, достаточно набрать банку желтых муравьев, принести в пещеру и сказать «спасибо».

— Зачем об этом надо так часто напоминать?

— Для прочного сохранения заведенного порядка.

— Подробнее узнаешь, когда поработаешь, — сказал Степан Кузьмич. — Тебе муравьев собирать не надо. Если что понадобится, подойди к своей камере и скажи: «Добрый Лабаз, мне нужна, например, пачка цейлонского чаю. Сегодня я напомнил такому-то жителю, занятому собиранием орехов, что выгоднее набрать муравьев и попросить орехов у доброго волшебника!»

— ПОНЯТНО… А зачем волшебнику столько муравьев?

— Это известно только волшебнику, — сказал Степан Кузьмич. — Теперь пункт девятый: заметив в Мурлындии что-нибудь написанное — на заборе ли, на стене ли, на песке ли, — немедленно сотри, выясни, кто написал, и сообщи доктору, чтобы лечил жителя.

— Мракобесие! — сказал я.

— Порядок, — поправил меня Степан Кузьмич.

Да, забот порядочно… Лучше всех у нас устроился Петька. Дел не делает, развлекается как хочет, добился громкой славы и ходит задрав нос. Что завтра будет есть, под чьей крышей спать, — это его нисколько не волнует.

Получил то, чего хотел. Лидка тоже живет неплохо.

Смотрится в зеркало сколько хочет, воспитывает королеву Дылду в своем духе, варит варенье, командует нами в нашем доме и недовольна лишь тем, что в Мудросельске грязные улицы… Мне пришлось хуже всех. Хотел пожить в свое удовольствие, а приходится каждый день выполнять разные обязанности, чего-то устраивать и что-то придумывать. Где же она, свобода? Прав, наверное. Главный мудрец, что от всех потребностей надо отказаться решительно и навсегда. Иначе свобода будет только видимостью, а в действительности ты будешь самым жалким рабом своих желаний. Правда и то, что ничего не надо делать. Я уже заметил: чем больше сделаешь сегодня, тем больше дел встанет перед тобой завтра. Что это за такая странная зависимость?..

Я налил себе еще чаю, пил его и кусал крендель.

— А где же десятый пункт государственных дел? — спросил я.

— Сидит перед тобой, — сказал Степан Кузьмич.

Я поднял глаза от кружки — и в изумлении закашлялся. Передо мной сидел житель в целой рубашке и с чистой шеей. Он улыбался. Лицо жителя было мне знакомо. Где же я его видел?..

— Зовут его Шнырь, — продолжил Степан Кузьмич, поправив подушку. — Увлекается подноготной жизнью. Так сказать, частный сыск.

Страна Мурлындия открылась мне с новой, неожиданной стороны.

— Какой, какой жизнью? — спросил я.

— Подноготной, — сказал Шнырь веселым голосом. И вообще он показался мне очень жизнерадостным. — Такой жизнью, которую стараются от чужих глаз упрятать подальше. На улице ее не увидишь, надо каждому чуть не под ноготь забираться.

— Зачем это надо? — спросил я.

— В Мурлындии все можно, — объяснял мне Шнырь. — Не исключено, что иной шкодливый житель задумает, например, королю Муру булавку в кресло засунуть. Для того чтобы разузнавать такие нехорошие намерения, я и существую в Мурлындии.

— Его еще никто не видел, даже король, — сказал Степан Кузьмич.

— Вспомнил! — закричал я. — Видел его король! Когда ехали вдоль канавы, король на вас упал с лошади. Точно?

— Точно, — признался Шнырь. — Кто же мог предположить, что Митька его кобыле под нос ежа сунет? В каждом деле бывают промашки, в моем тоже… Должен вам сообщить: Петька до того напился воды через нос, что лежит животом кверху, единого слова сказать не может. Жители потешаются и очень довольны. Можете поставить на Петьке крест — он уже не вашего поля ягода. И остерегайтесь Петьки. С точки зрения своей дремучей глупости жители считают его исключительно мудрым. Он рассказал жителям, что вы его вчера дураком назвали, и те ропщут.

— А больше ничего предосудительного не случилось в Мурлындии? — спросил Степан Кузьмич.

— Все спокойно, как в глубинах моря, — заверил Шнырь. — Жители развлекаются и никаких планов не вынашивают. Доктор Клизман новый стишок сочинил.

— Он стихи сочиняет? — удивился я.

— Еще как! По этой причине и в Мурлындии оказался. На втором курсе фельдшерского училища сочинил стишок, товарищи похвалили из вежливости, а доктор возомнил о себе, училище бросил и стал еще сочинять. Стихи получались такие, что лошади шарахались. Его даже в Союз писателей не приняли… Уговаривали, чтобы бросил сочинять, потом стали гнать из городов. Как услышат первый стишок, так и выводят с дворником за пределы городской черты, чтобы не портил эстетические вкусы граждан. Бродил доктор из города в город и попал, наконец, в Мурлындию. Здесь все можно.

— А вы не помните, какое он стихотворение сочинил? — спросил я тайного человека.

— Попробую вспомнить… — задумался Шнырь. — Ага, вот такое:

— Совсем спятил доктор! — отплюнулся Степан Кузьмин.

— Непонятное стихотворение, — сказал я по возможности вежливо. — Это, наверное, абстракционизм называется?

— Это бездарность называется, — сказал Шнырь. — «Измы» здесь ни при чем… Ну, прощайте!

Он пропал совершенно внезапно. Только хлопнула створка окна. Степан Кузьмич снял с шей золотую медаль и протянул мне:

— Иди к королю, доложи, что принял дела. Наденет он на тебя медаль, и станешь ты Главным комендантом. И Петьки не бойся!

Король Мур играл сам с собой в шахматы.

— Странное дело, — сказал он. — Когда я сам с собой играю, то каждый раз выигрываю. А с тобой — никак. Ну, с чем пожаловал?