Сказочные повести. Выпуск пятый - Страница 49

— Ну и что? Вкусно же!

— Они там, на фронте, воюют, — не слушая меня, говорил Витя, — и пушки стреляют, и фашистские корабли в воздух летят-взрываются… Я не могу больше! Бежим, а? Бежим на фронт!

— Опять поймают и в колонию отправят!

— Это мы глупые были. А теперь у нас вот это письмо будет и фотография — как пропуск. Понимаешь? Как пропуск. К отцу, мол, едем. И к Шурику.

— Я с тобой! — закричал я. — Ведь мы же поклялись как братья!

— Тогда вот что, — сказал Витя тихо и решительно. — Тогда начнем собирать на дорогу: от каждой еды — хоть по корочке…

Третий день.

Шоколадный городок украшается. Через несколько дней состоится парад и праздник в честь Шоколадного Солнца.

Здесь все очень полюбили Торопуна-Карапуна: ведь он мальчик, а победил всю армию Бим-Борин-Бима. Когда он выходит на улицу, из всех домов ему выносят в красивых песочных вазах орешки в сахаре, миндаль, облитый шоколадом, яблоки, но не настоящие, а из марципана.

Четвертый день.

Сегодня меня разбудили крики торговца. Я выглянул в окно: шоколадный человек шел по улице, поднимая над головой огромную конфету. Он кричал:

— Покупайте новую конфету «Торопун-Карапун»! Покупайте новую конфету!

Внутри «Торопуна-Карапуна» орешки, облитые джемом из красной и белой смородины! Эта конфета так и тает во рту! Покупайте «Торопуна-Карапуна»!

Пятый день.

Когда я проснулся, под потолком неслышно кружился ветер из сахарной пудры. И все время играла тихая музыка: тра-ля-ля! тра-ля-ля-ля!

О-о! Что сегодня мне съесть? Может быть, люстру с потолка? Мысли у меня были тягучими, как малиновое варенье. А что, если попробовать съесть окно? Ведь оно сделано из конфеток-леденцов. Нет, лучше я три раза лизну стенку, потом встану на стул и попробую выковырнуть цукаты из верхнего бордюра.

Я поднялся. Но стенку не стал лизать. Подумаешь, стенка. Я поставил стул, залез… и чуть не упал. Кто-то уже отъел кусочек ножки у стула. Кто? Конечно, Цыпленок. Мало ему мебели в гостиной. Безобразие!

Надо ему сказать, чтоб он не трогал здесь мебель. Все стулья в комнате были чуть-чуть надкусаны. Ел бы уж все до конца. Тогда бы хоть заменили новыми.

Я расстроился. Я рассердился и от раздражения вцепился в свою кровать. Она была из прекрасного пирожного буше. Когда-то в детстве я его очень любил. А теперь я жевал кровать без всякого удовольствия. Хотя, правда, немного успокоился.

Вдруг шоколадная дверь в мою комнату быстро распахнулась. Вошел человечек в золотистой шляпе с фруктами.

— Как вы спали? — спросил он шоколадным голосом. — Мягка ли была зефирная подушечка?..

Он каждый день говорит это, и я просто не знаю, что ему отвечать.

Шестой день.

Сегодня Управляющий в золотистой шляпе после обычного приветствия попросил Торопуна-Карапуна подняться на четвертый этаж.

— О милый мальчик! — шоколадно запел Управляющий. — Там ждут тебя самые сладкие пирожные и конфеты, какие только есть в нашем городке!

— Но мне и здесь хватает сладостей, — смутился наш капитан.

— О, разве можно сравнить! — еще нежнее заговорил человечек в золотистой шляпе.

— Но я тут не один, — возразил Торопун-Карапун.

— Твои друзья будут навещать тебя!

Тут Управляющий хлопнул в ладоши, и на этот звук в комнату вбежали шоколадные человечки. Они окружили Торопуна-Карапуна и стали его нежно подталкивать к дверям.

— Я не хочу. Не сердитесь, но я не хочу… — просил он.

— Кушать, кушать, кушать, — тихонечко шептали человечки, уводя его по лестнице.

Торопун-Карапун был вежливый мальчик, он не решался грубо говорить с такими добрыми и ласковыми людьми. А те все кружились около него, уводили вверх по лестнице и напевали:

Седьмой день.

Праздник в честь Шоколадного Солнца состоится завтра.

Ложка целый день спит. А Цыпленок целый день ест. Он съел оба наших телевизора, и теперь по вечерам нам нечего смотреть.

Мы собрались у Торопуна-Карапуна на четвертом этаже. И как только мы расселись на шоколадных стульях, Торопун-Карапун сказал:

— Друзья, нас не хотят отпускать отсюда.

— Как?! — воскликнула Ложка. — Оставить на веки вечные?

— Да. Ко мне приходил Управляющий и уговаривал остаться. Чего он только не обещал! Слова его были сладко-шоколадные, и он рассыпался передо мной сахарным горошком. Он упрашивал, называл «милым мальчиком», говорил: «Все дети любят сладкое».

— А ты, Торопун-Карапун, что ответил? — спросил я.

— Мы конечно, любим сладкое. Но нам надо идти дальше.

— Точно! — гаркнул Солдатик.

— Ну, а Управляющий? — спросила Ложка.

— Он говорил, что я мог бы защищать Шоколадный городок. Но я отказался. Ведь никто на них не нападает. Тогда Управляющий крикнул: «Клянусь тысячами цукатиков, вы никуда не уйдете отсюда, если побываете на празднике! На празднике вас ждет сюрприз».

— Ой, я очень хочу сюрприз! — пискнул Цыпленок. — Ура!

— Нет, не «ура», — твердо сказал Торопун-Карапун. — Какие бы сладости нам еще ни предлагали, а мы пойдем дальше, дальше по карте.

Восьмой день.

Раннее утро. Звучит музыка. Толпы шоколадных человечков устремляются на дворцовую площадь.

Шоколадная дверь моей комнаты с шумом распахивается, и на пороге появляется Управляющий в золотистой шляпе с фруктами.

Управляющий отвешивает низкий поклон:

— Доброе утро! Как спали-почевали — на бочку или на спинке? Мягка ли была зефирная подушечка? Не давило ли кремовое одеяльце?

— Нет, — пробормотал я.

Он поклонился еще ниже:

— Разрешите поздравить вас с нашим общим праздником в честь Шоколадного Солнца.

— Я вас тоже поздравляю, — сказал я.

— Идите за мной, — кивнул он. — Я проведу вас самым коротким путем.

Мы вышли в коридор. Там уже стояли Цыпленок, Ложка и Солдатик. Слева неожиданно раздвинулась стенка, открылся темный проход, и мы стали подниматься по лестнице. Мы шли гуськом — впереди Управляющий, за ним я. Цыпленок, Солдатик и Ложка. Управляющий поднимался быстро, и мы еле поспевали за ним. Трудно было дышать. Пахло испорченными пирожными и прокисшим вареньем. Я задыхался, кружилась голова.

И вдруг я вспомнил. Когда я был маленьким и жил в детской колонии, ко мне пришел Кузнечик. Как раз в тот день мы с Витей назначили срок побега: через три дня в среду.

У нас уже было собрано немного хлеба, и еще Витя решил продать свою куртку из верблюжьей шерсти. Она была хоть и старенькая, но теплая. И мы отправились на ташинский рынок.

Мы уверенно вошли в ворога и остановились, удивленные: воскресный рынок был почти пуст. Возле стоек, занесенных снегом, кое-где маячили бабы, закрученные в платки. Одна продавала варенец в стаканах. И поверх каждой порции — желто-коричневая пенка. Витя замедлил шаг, достал курточку.

— Меняешь? — тотчас спросила женщина.

— Да.

Женщина сняла варежку, пощупала шерсть:

— Старая. Ну, берите по стакану, кушайте.

— Мы на хлеб меняем, — сказал Витя.

— Тю-у-у! Где ж его взять? — едва разжимая замерзшие губы, ответила женщина.

И мы пошли дальше. Мы долго бродили по рынку — мы ждали, когда принесут продавать хлеб, — до самой темноты ждали. Я замерз. Сырой февральский ветер забрался под мое старенькое пальто и не уходил оттуда до самого дома.