Сказки З. Топелиуса, профессора Александровского университета в Гельсингфорсе - Страница 7

Летняя проповедь говорится на слова из начала молитвы Господней: «Да святится имя Твое. Да приидет Царствие Твое. Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли».

И птичьи псалмы имеют слова, но не каждый их понимает. Эти слова переняли птички от Божьих ангелов и эти слова говорят: «Слава в Вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение».

А цветы говорят друг-другу: «Царь Соломон, в своем величии, не был одет так, как мы».

Конечно, приятно благодарить и славословить Бога в церкви с другими, и одному у себя дома; но радостно также, когда вся земля прославляет благость Божию, когда стоишь в лесу, облитый солнечными лучами и слышишь, как деревья говорят друг другу: «Да, мы все дети Божьи и все это по его неизреченной милости. Возблагодарим же и прославим Его святое имя!»

Я хочу рассказать вам нечто веселое и хорошенькое, что случилось однажды ночью накануне Иванова дня.

Густав и его сестра, Соня, в этот день спали после обеда, чтобы не задремать, когда наступит ночь. Часов в 6 вечера они покушали хлеба с маслом, выпили по стакану молока, и отправились на луг с мячами, палками и серсо. Каждый из них получил от отца по серебряной монетке, чтобы чем-нибудь полакомиться; там обыкновенно старухи продавали детям вафли и пряники.

На лугу уже собралось много мальчиков и девочек, и между ними были также и те, которых мы уже прежде встречали в наших сказках. Дети играли в мяч, бросали серсо, бегали в горелки и играли в ястреба и голубя. Всем было очень весело. Даже воробьи, которые сидели неподалеку оттуда на крыше сарая, щебетали по своему как-то весело, что они всегда делают, когда видят что-нибудь забавное и веселое.

Наконец Густав и Соня набегались до усталости.

— Пойдем-ка к старушке, да купим себе вафель на мои деньги, — сказал брат сестре.

— Хорошо, пойдем, — сказала Соня.

Между тем у дороги сидели пять или шесть мальчиков и девочек и с наслаждением лакомились вафлями, густо посыпая их сахаром. Неподалеку от них сидела в стороне маленькая девочка, одетая в лохмотья и тихонько посматривала на вафли. Она ничего не говорила, ничего не просила, но постоянно смотрела в ту сторону и от времени до времени кусала свои маленькие пальцы.

— Ты верно очень голодна? — спросила ее Соня. — Разве ты ничего не ела сегодня?

Малютка молчала и сначала не хотела отвечать.

— Я со вчерашнего дня ничего не ела, — проговорила она потом.

— На, возьми мою денежку и купи себе покушать, — сказал Густав. — Мы перед вечером ели хлеб с маслом, да кроме того у сестры моей есть еще деньги.

— Мои деньги побережем до тех пор, пока не проголодаемся больше, — сказала Соня брату.

— Пожалуй, — согласился Густав. И они пошли опять играть. Маленькая девочка кивала им в благодарность головой, и никто не знал, что она купила себе на эту монетку.

Поздно вечером одни из детей разошлись по домам спать, а другие отправились в лес зажигать обычный костер. Там, на самом высоком бугре, сложена была большая куча смолистых пней и хворосту. Как только солнце село, эту кучу подожгли и громадный костер запылал ярким пламенем. Это было прекрасное зрелище. Темные ели стояли кругом, дым и пламя высоко поднимались к синему ночному небу, а кругом огня плясали и старые и малые. Белобровый дрозд, который только что давал в лесу свой концерт, замолк от удивления; комары в восхищении летели прямо в огонь, чтобы лучше видеть, а лисица в лесу осторожно выглядывала из-за камня: ей любопытно было знать, чтó за смешные представления там давались.

Когда первый костер догорел, все мальчики бросились собирать новый, и крику, хохоту и веселья было на весь лес! Бедные курточки и штанишки! в смоле и копоти им больше всего пришлось поплатиться за этот пир.

— Ну, Густав, — заметила Соня брату, который тащил сук, вдвое больше себя, — что скажет мажа, когда увидит, что ты так перепачкал свое платье?

— Конечно не похвалит, — ответил Густав и при этом не мог не расхохотаться. — Тебе самой надо бы посмотреться в зеркало. Знаешь ли, ведь у тебя проведены сажей предлинные усы, да еще в добавок и эспаньолка. Ты прелесть, как красива!

Соня смутилась, намочила кончик носового платка и стала торопливо стирать усы.

— Ну что, нет больше? — спрашивала она.

— Да пока-то нет, — успокоил ее Густав.

Но скоро у Сони снова появились усы, потому что ей нужно было раздувать огонь, где он плохо загорался.

— Ну теперь пойдем, купим себе по куску хлеба с маслом; я страшно проголодался, — сказал Густав.

— Пойдем, — отозвалась Соня. — Ведь у меня еще целы мои деньги.

Но на этот раз у дороги стоял маленький мальчик, совсем почти раздетый, потому что на нем была одна только разорванная рубашонка. Пока он стоял у огня, ему было еще тепло, но когда он помогал другим таскать хворост, то ему делалось так холодно, что у него стучали зубы. Ночью было очень холодно, как это часто бывает летом.

— Что же ты не оденешься теплее? — сказал Густав.

— У меня нечего больше одеть — ответил мальчик и стал пробираться ближе к огню.

— Такие оборванцы, которым нечего надеть, могли бы идти домой и лечь спать, — заметил длинноногий Туре, который стоял тут же возле них.

— У меня и дома нет, где бы я мог спать, — отозвался нищий мальчик.

— У тебя и куртка и пальто. Одолжи пальто мальчику, — сказала Соня Туре, который держал свое пальто на руке.

— Одолжи! — засмеялся Туре. — Если кто-нибудь заплатит мне за это, то я, пожалуй, одолжу до тех пор, пока не взойдет солнце.

— На, возьми! — сказала Соня, подавая ему свою серебряную монетку.

Мальчика завернули в пальто и ему стало хорошо, тепло и весело. Но никому не было так весело, как Густаву и его сестре, не смотря на то, что они оба остались без вафель, без пряников и без денег.

Так целую ночь горел огонь, а ночь была очень недолгая. Скоро на востоке заалела заря и мало-помалу разгорелась как самое краснейшее золото.

— Сию минуту взойдет солнышко, — заметил Густав. — Взберемся-ка на гору, чтобы лучше видеть!

— Где же мое пальто? Отдайте мое пальто! — кричал длинноногий Туре, получивший плату за то, что сделал доброе дело. — Ах, какой же я был дурак! — говорил он. — Теперь я и деньги потерял, которые нажил!

Не пойдут в прок те деньги, которые следует отдать бедным. Пальто свое Туре нашел на пригорке, но не нашел он своего хорошего расположения духа. Он был раздражен и бранился со всеми. А чужой мальчик больше не показывался и никто не знал, куда он скрылся.

Когда Густав и Соня взошли на высокую гору, то к своему удивлению увидали там обоих бедных детей, которым отдали свои деньги. Но теперь, они не казались больше ни бедными, ни грустными. Лица их сияли радостью и они сказали им:

— Вы были добры к нам, и мы отблагодарим вас так, как никто не благодарил вас прежде. Станьте возле нас на колени!

Густав и Соня стали на колени, хотя вовсе не понимали, зачем дети этого потребовали. Они забыли, что были голодны и что им хотелось спать. «Что-то мы теперь увидим?» — думали они.

В это время в лесу настала такая тишина, что можно было бы расслышать жужжание комаров; но и комары сложили свои крылышки, птицы замолкли и даже бурный водопад, казалось, притих в скалах за лесом.

Но вдруг по всему небу блеснул золотой луч и лучезарное солнце стало величественно и спокойно подниматься из-за горизонта. В один миг вся природа встрепенулась от радости и снова раздались все голоса в природе: зажужжали комары, запели птички, зашумел водопад и в большом лесу зашелестели ветви и листья.

— Посмотрите теперь! — сказали нищие дети. И в это время Густав и сестра его увидели, что воздух стал быстро наполняться бесчисленными легионами маленьких прозрачных ангелов, которые летели и вверх и вниз, каждый к своему охраняемому, потому что каждое дерево, каждый цветок ж каждое живое существо имеет своего ангела-хранителя.

— Смотри, — сказала Соня брату, — у всех есть свои ангелы-хранители, которые возносят их молитвы к Богу. Только у нас с тобой нет!