Сказки-секунды. Высматривая мага (СИ) - Страница 1

Буря бушевала десятый день, во вторник звёзды вышли холодным строем, острые пики гор разбивали волны и, мокрые, отражали звёздный свет.

Плот несло на скалы.

Исправить это было просто: по ночам ветер крепчал, серчал, с ним было совсем легко договориться, взять на слабо: развернёшь? Разверну!

Это было просто; сложно было выбрать дорогу для поворота. Позади — звёзды, впереди — море, кругом — Озёрные Горы, а в них только одна брешь. Сквозит огонь Чужого маяка, буря бушует десятый день, ветер несёт в темноту.

На другом берегу Озёрных Гор двое в кабинете.

— Любой плот — дозор. За Горами не место шпионам.

— Но ведь буря. Плот могло занести случайно.

— С ветром можно договориться, плот можно развернуть.

— Но если там не шпионы?

— Лучше развернуть плот с другом, чем выпустить за Горы врага.

— Но если там дети?..

Буря бушевала десятый день, звёзды разбили строй, назавтра пообещали штиль. На другом берегу плот унесли на склад. Никого на нём не было, его ветром унесло от пристани по другую сторону Гор. Пока двое в кабинете гадали на призрак плота-дозора, в брешь на свет Чужого маяка ушёл звёздный корабль, да только фонарь потерял в облачной воде.

…Молли стянула перчатки и швырнула их в угол прихожей. Да, трудный выдался денёк. В волосы набилось пыли и песка, светлое платье промокло, противно облепило локти и коленки. Молли сдула чёлку и провела ладонью по лбу. Прямо в туфлях прошла в кухню, вынула из холодильника бутылочку ванильного йогурта и пирожные.

— Фу, как некультурно! — посмеялась она сама над собой, усаживаясь на подоконник с такой неподходящей для ужина едой. За окном, далеко внизу, мелькали разноцветные зонтики. Но дождь здесь был совсем не тот, что в месте, откуда пришла Молли.

— Распоясались маги воды! — вслух посетовала она пригорюнившейся фиалке. С этими походами в магические миры и цветы дома полить некогда. Вот ведь угораздило, зараза… А маги воды действительно распоясались. Дожди, тайфуны, ураганы, наводнения и паводки… Сегодня Молли пришлось накрыть воздушным куполом целую деревеньку Малые Плавни. Разлив тамошней речушки Берендейки грозил совсем смыть домишки и амбары. Если бы не Молли — уплыли бы Плавни!.. А не лёгкое это дело, скажу вам, — создать воздушный колпак над деревней, хоть и маленькой.

— Уф-ф, — довольно улыбнулась Молли, уговорив бутылку йогурта. Пах он — точь-в-точь лавандовые поля близ Каминска. А там, конечно, знают толк в ароматах — как-никак, парфюмерная столица. Столько лабораторий, оранжерей, где скрещивают магию и запахи! Эх, достать бы хоть флакончик… Но попробуй привези с собой хоть что-то. Тут же аукнется, непременно. Как-то раз Молли, по неопытности, набрала побрякушек на сувениры на рыночке в магическом квартале Леттома. Ерунда разная: заколдованные ракушки, серебряные светлячки, фенечки заговорённые… Дома это провалялось с неделю кучкой барахла, а когда Молли вновь занесло в Леттом — ох, что там творилось! Люди, особенно маги, хворали от неизвестной болезни. Тускнели, чахли на глазах. Тамошние лекари руками разводили, но Молли-то сразу смекнула: это она часть магии из их мира унесла, вместе с ракушками и светлячками! Пришлось срочно возвращаться домой, всё барахлишко собирать и везти обратно. Там уж она раскидала его по лавочкам и закоулкам, пошаманила немного с общим балансом — вроде дело наладилось… Надо, кстати, навестить Леттом, проверить, как там они. И вообще, хороший городок, светлый, праздничный, не то что Горные Чертоги. Это, конечно, и мир другой, и вообще, вотчина троллей, но туда Молли без нужды и носа не кажет. Так только, если пошлют… И то — тишком, ползком, быстренько, пока не стемнело.

Между тем начинало темнеть и за окном. Поток зонтиков внизу сменился вереницей фар и фонарей. Молли поглядела на рыжие и оранжевые брызги, дробящиеся в стекле. Красиво. Совсем как фейерверки в День Середины Осени в Долине Апрель. По-земному апрель — весенний месяц. А по-тамошнему — самый разгар осени, пылающий багровыми и мандариновыми цветами.

Молли с сожалением поглядела на пустую упаковку от пирожных. Одни крошки. Вот если бы сейчас в замок Грюневёльт, там пиры так пиры! Доводилось ей гулять по его роскошным залам. Даже заночевать там однажды пришлось в уютной круглой спаленке высоко в башне. Правда, наутро, когда вернулась домой, — мама такого нагоняя дала! Нечего по чужим мирам шататься ночами!

И то верно. Ночью лучше всего дома. Свернуться в своей кровати, под тёплым одеялом, с какой-нибудь хорошей забавной книгой. И посмеяться по-доброму, читая, как люди сочиняют про волшебство.

Чешуя у драконов бывает разной: розовой и зелёной, красной и черешневой, грозовой и серебристой. Но, когда дракон линяет, любая чешуя, касаясь земли, становится золотой. В некоторых странах пору, когда драконы, линяя, пролетают над землёй, называют осенью.

В этом году осень выдалась щедрой и густой: листьев лежит столько, что они хрустят, словно недоспелые яблоки под ногами. Все газоны и клумбы, тропинки и дорожки усыпаны золотистой чешуёй так, что пружинит нога. По краям грустят цветные, переливчатые акации: от свежего зелёного к октябрьской желтизне. Дрожат красные барбарисовые листья маленьких кустов, вытянутых, как солдатики, натыканных вдоль тротуаров. Коричневатая листва у обочин — как блестяшки после праздника.

Раным-рано в такую пору — первые утренники, серебряные морозы.

Зрелым утром — холодное и высокое, чистое, прозрачное голубое небо, а под этим куполом — золотой калейдоскоп листьев на чёрных ветках; даже грязь — и та как пенка на капучино.

В обед — полуденное тепло. Даже жарко, даже удивительно: осень?..

Солнце к вечеру — и целые полки крон с высоты: рыжие и зелёные,

аккуратные, словно вычерченные по циркулю.

На закате слабо-розовые, разбавленной краски, облака в сетке тонких веток, почти как весной. В это время все деревья как ивы — тонкие, тягучие и плавные, стелются и гнутся по ветру. В слабо-розовом, тоскливо-радостном небе тянутся стаи драконов.

А по вечерам, под первые сумерки, так теплы и ярки огни кофеен. Уличные столики уже холодны (им в сердцевине осени место только в каком-нибудь тёплом Вильнюсе), а кофейни светятся карамельным, золотистым маревом. Самая пора для чашечек латте с нарисованными колосьями, или рафа с пышной пряной шапкой, или простого чёрного под густыми сладкими сливками.

Но когда сумерки уже не акварель индиго, а самые настоящие чернила —

пора в дом. Хорошо, когда он есть, когда светится, не карамельно, а тише, медленней, спокойней. Светится чистотой и ожиданием.

Глядишь в окно — драконы летят.

Пошла в лес с корзиной. Косица на голове болтается туда-сюда, ногами перебирает быстро-быстро. Башмачки путаются в траве, а трава завивается о ноги, кудрявая, пушистая, осенняя. Брусники видимо-невидимо, бордовой россыпью, мухоморовыми капельками по полянам. Грибы тут и там: рыжая спинка, крепенький бочок, шляпка глянцевая. Прямо руки чешутся. Но пришла-то в лес за другим.

Поставила корзину около пня и села рядышком. Насвистывает тихонько, как ветер. Дождь накрапывает. По краям поляны тянутся в тучи деревья: нежные берёзки, ольха невысокая, малинник. А позади них — тёмные ели. В лапах трещат белки: бегают вверх- вниз, скачут по стволам, глазеют ежевичинами глаз, водят носами — бусинами.

Ветер крепчает, приносит тяжёлые капли, крупней и крупней. Вздыхает лес. А корзинка пуста и пуста. Что ж такое?

Уже и задрёмывать начала. Как вдруг — дёргает кто-то за подол. Дёрг-дёрг. Встрепенулась, оглянулась по сторонам, глядь на пень — ни корзины, ни свёртка промасленного с пирожками, ни пригоршни ягод. Зато рядом ма-асенький, по пояс в мокрой траве, голову задрав, стоит. Смотрит на неё, по-котячьи глаза сузив. В ботиночках жёлтеньких, мягоньких, в полосатой шапочке-колпачке, в плащике-по-грибы-ходить. Носик-пуговка и кудряшки из-под колпака.