Сказки о трех мирах - Страница 3

Мы с отцом поселились на окраине диких земель. Папа в очередной раз собирал материал для текущей научной работы и взял (по настоянию Крис) меня с собой.

Мама отказалась ехать с нами, у нее были лекции в институте. Я не возражала. Родителей я видела редко, знаменитую маму, руководителя отделения энергетики нашего института, и вовсе несколько раз за семестр.

Это были самые странные два месяца моей жизни. Отец копался в земле и не обращал на меня никакого внимания. Я была впервые предоставлена сама себе и растерялась от огромного количества свободного времени. Даже Крис оставила меня в покое, пообещав, что не будет мне надоедать и появится, если только я ее позову. Я бродила по диким пустошам три часа светового дня, а потом рассматривала звезды ночью. Никто не приказывал мне придерживаться режима, никто не пичкал указаниями и задачками из учебников.

В один из коротких летних дней я встретила Люка. Он ловил «лягушек» на небольшом пруду, через поле от нашего лагеря. Чумазый мальчишка в рваных штанах и с озорными глазами.

– Зачем тебе Паэдофрин амауенсис? – поинтересовалась я у него, спускаясь с мотоплатформы.

– Чего? – уставились на меня веселые глаза, – Как ты обозвала эту каракатицу?

– Это по латыни, – высокомерно заявила я, – ты что, не учишься в школе?

– Учусь, – отмахнулся он, – но таких непонятных слов не знаю. Иди лучше сюда и помоги.

Я скептически посмотрела на мой чистенький комбинезон нежно-зеленого цвета, выбросила пучок Camelina album (так папа называл однолетний кустарник, произраставший в этой части континента) и решительно шагнула в грязь.

Я не знала, откуда он взялся и где живет. Мы не говорили о родителях, не обсуждали нехватку продуктов и проблемы с солнцем (самые популярные темы в Александрии). Мы просто безобразничали и занимались ничегонеделанием. Ловили мелкую живность, загорали на солнышке, играли в слова и хвастались друг перед другом, перемножая в уме большие числа. Ему было не угнаться за мной по части математики и физики, зато он умел соорудить палатку из прутьев и травы и профильтровать воду, сделав ее пригодной для питья. Я носила с собой специальные таблетки, он же говорил, что нужно быть ближе к природе и пытаться приспособиться к ней.

Он умел красиво свистеть и рисовать прутиком на песке, я перечисляла химические названия металлов и других элементов, найденные на Рапиде в нашем первом рапиданском руднике.

Мы встречались каждые три дня в течение месяца. Я забыла о Крис, о браслете, о том, что через месяц я буду учиться в институте на первом курсе. Мне было всего двенадцать лет, и я впервые чувствовала себя свободной. Никто меня не подгонял, не заставлял зубрить и решать головоломки. Крис, как всегда, оказалась права – это время пошло мне на пользу.

– А ты умеешь целоваться? – однажды спросила я. В последнем классе меня заинтересовали межличностные отношения. Я даже подумывала выбрать для следующей курсовой работы тему гендерной социологии.

– Конечно, – отмахнулся Люк, сделав равнодушный вид, – сто раз это делал.

– А меня научишь? – осторожно поинтересовалась, опасаясь отказа. Я никогда не видела, чтобы мама и папа целовались. Иногда, очень редко, замечала обнимающиеся парочки на улице, было не принято в Александрии проявлять чувства и эмоции при других. А у Крис я стеснялась спросить.

– Легко! – ответил Люк, встал и отряхнул руки. – Иди сюда.

Я робко подошла ближе, остановилась рядом и подняла лицо. Он был гораздо выше меня, смуглый, черноволосый, худощавый. Я планировала провести обычный научный эксперимент, но почему-то странно заколотилось сердце и спина взмокла от волнения. Веки налились тяжестью, и глаза закрылись сами собой.

– Ты боишься? – шепнул Люк. Я судорожно сглотнула и немного приоткрыла один глаз. Юноша серьезно и внимательно смотрел на меня, губы его чуть подрагивали. То ли от волнения, то ли он собирался рассмеяться.

– Нет, – так же тихо ответила я, – немножко… Не знаю…

И вдруг его лицо расплылось перед глазами, он наклонился и дотронулся теплыми губами до моих. Прижался и замер, стараясь не дышать. Я чувствовала давление губ, пульсацию крови в них. Его, моей. Было странно. Тепло и волнующе. Губы покалывало, в ноздри ударил пыльный запах одежды Люка, его кожи, волос. Голова закружилась. Я пыталась анализировать свои чувства, понять, что в поцелуе такого притягательного и загадочного. Почему его воспевают в поэмах и о нем пишут стихи… И не могла сосредоточиться ни на одной мысли…

Так мы и простояли, крепко прижавшись, пока не кончился воздух в легких…

Отпрянув и отдышавшись, мы внимательно посмотрели друг на друга. Люк криво улыбнулся.

– Ну как? – произнес он весело. – Обращайся в следующий раз, когда захочешь потренироваться, всегда в твоем распоряжении.

– Ничего особенного, – я высокомерно задрала нос, – поцелуй меня не впечатлил, и, пожалуй, я больше не буду тебя тревожить по этому поводу, Люк Донаван.

Если парень и обиделся, то не показал этого… Больше мы не встречались, я уехала в Александрию тем же вечером. Отца срочно вызвали на кафедру, а я даже не попрощалась со своим новообретенным другом.

На самом деле я соврала. Тот поцелуй я запомнила на всю жизнь. Потом были другие, много других. Потеря девственности со студентом кафедры биологии на четвертом курсе (его мне подобрала Крис, как подходящего по темпераменту и интеллектуальным показателям). Долгие нравоучительные беседы с профессором Джоном Морицем, продвинутым специалистом в области гендерной психологии (Крис решила, что это пойдет мне на пользу). Сексуальные эксперименты и настойчивые советы Крис о смене партнеров. Ее требования о передаче моего генетического кода следующему поколению и, наконец, выбор Жака как моего будущего мужа.

Увы, эксперименты быстро надоели, так как не приносили удовлетворения ни уму, ни сердцу. Я сделала вывод, что наука гораздо интереснее, и перестала встречаться с противоположным полом, отдав всю свою энергию исследованиям. Крис на время поутихла – работа была важнее.

Но тот, почти целомудренный поцелуй Люка почему-то до сих пор жил в моем сердце. Может быть, потому что был первым?

Зазвенел звонок на подъем. Я резко вскочила с кровати и выглянула в окно. Раз, два, три. Солнце резво выскочило из-за крыш домов и осветило площадь перед институтом. Впереди еще один трехчасовой день.

– Нина, – раздался громкий голос Крис в тишине кабинета, – мы его так и не нашли.

– Кого? – Я непроизвольно вздрогнула и ударилась виском о микроскоп. Крис всегда предупреждала о своем появлении нежной трелью или сигналом. Но не сейчас… Я потерла пальцем ушиб и обернулась к камере. Хотя для Крис это и неважно, но я считала ее личностью и предпочитала разговаривать, так сказать, «лицом к лицу», как с человеком.

– Расскажи все, что ты знаешь о Люке Донаване, – холодно произнесла Крис через динамик, – он растворился в Александрии, словно тень. Скорее всего, у него здесь есть сообщник, и он помог ему спрятаться.

– А ты уже обнаружила, что он украл? – поинтересовалась я.

– Лабораторные образцы семян из кабинета твоего отца, прототипы его эталонов, – ответила Крис. В ее голосе мне почудилась укоризна, словно я была в чем-то виновата.

– Я рассказала о Люке все, что знала, – ответила я, вздохнув, – я увидела его впервые после сорока пяти лет и была сильно удивлена.

На самом деле после того, как приехала, я пыталась искать его в Александрии, но ничего не вышло. Много семей жили за чертой города, занимаясь теплицами, фермами, работая на руднике. Крис подключать я постеснялась, я вообще не рассказывала ей о своем приключении, и, как оказалось, зря.

– Постарайся еще что-то вспомнить, Нина, – попросила Крис, – ты одна его видела и знаешь. У тебя прекрасная память, помогут самые незначительные детали, возможно, он что-то рассказывал о друзьях, называл имена.

– Хорошо, я постараюсь, – устало выдохнула я и добавила: – Ничего же непоправимого не произошло? У отца запасы этих семян почти в каждом кабинете. Он может создать еще, формула-то сохранилась. Да и семена порченые… Урожая все равно не будет.