Сказки, легенды, истории - Страница 1

О.М. Сомов (1793–1833)

Орест Михайлович Сомов происходил из древнего дворянского рода, родился в Харьковской губернии в 1793 г. Воспитывался в Харьковском университете, основательно знал древние языки и хорошо владел немецким, итальянским и особенно французским языками. В 1819–1820 г. Сомов был за границей, о чем свидетельствуют письма его из Парижа, напечатанные в «Сыне Отечества» 1820 г. (ч. 66, № 51), «Благонамеренном» 1820 г. (ч. X, No XI, стр. 348 и сл.) и в «Трудах Вольного Общества любителей Poccийской словесности» 1820 г. (ч. X, стр. 357–370), в котором он был в это время уже действительным членом. Писать Сомов начал рано: в «Украинском Вестнике» 1816 г. (ч. I, стр. 354–356) напечатано уже его стихотворение «П.?. Т-ву, при доставлении ему прекрасного стихотворения г. Жуковского: Певец в стане русских воинов»; в том же журнале за 1817 и 1818 гг. он поместил несколько своих стихотворений и переводов с французского и итальянского языка. С этих пор Сомов, еще в 1819 г. избранный в члены Общества любителей словесности, наук и художеств и переселившийся в Петербург, стал ревностным сотрудником почти всех выходивших в то время журналов. Он жил исключительно литературными работами, нигде не служа; только с 1824 по 1826 г. он занимал место столоначальника в Главном Правлении Российско-Американской компании, где правителем канцелярии был в это время К. Ф. Рылеев, с которым Сомова связывали дружеские отношения. Не обладая чересчур большим литературным талантом, Сомов был, однако, весьма добросовестным, знающим и любящим свое дело работником. Перечислить все его произведения не представляется здесь возможности, вследствие большого их числа; они находятся в следующих повременных изданиях: «Соревнователь просвещения» 1818, 1819, 1820, 1821, 1822, 1823 и 1825 г.; «Благонамеренный» 1818–1823, 1826 г.; «Невский Зритель» 1820, 1821 г.; «Вестник Европы» 1822 г.; «Сын Отечества» 1823, 1824, 1825 г. (ч. 101, № 10: «Мои мысли о замечаниях г. M. Дмитриева на комедию „Горе от ума“ и о характере Чацкого»), 1827 г. (ч. 116, стр. 78–80—о Баратынском), 1828, 1829 г.; «Украинский Журнал» 1824 г.; «Московский Телеграф» 1825 и 1829 г. (ч. 25, № 2: «Хладнокровные замечания на толки гг. критиков Истории Государства Российского и их сопричетников»): «Северная Пчела» 1826–1829 и 1833 г., где он был одним из деятельнейших сотрудников Булгарина; «Северный Меркурий» 1830 г.; «С.-Петербургский Вестник» 1831 г.

Из альманахов Сомов сотрудничал в «Полярной Звезде» Бестужева и Рылеева, 1823 г., «Литературном Музеуме» 1827 г. («Приказ с того света. Повесть»), «Опыте российской анфологии» СПб. 1828 г., «Деннице» 1830 г., «Царском Селе» 1830 г., «Комете Белы» 1833 г., «Альбоме Северных Муз» 1828 г., «Сиротке» 1831 г., «Альционе» 1832 и 1833 гг., «Невском Альманахе» 1827, 1829 и 1830 гг., «Новоселье» 1831 г. (ч. I), «Русском Альманахе» 1832 г. (сказки: «О Никите Вдовиниче» и «В поле съезжаются, родом не считаются»), «Утренней Звезде» 1833 г. и «Подснежнике» 1829 и 1830 гг.; сам он, вместе с бар. A. A. Дельвигом, а потом самостоятельно, издавал известный альманах «Северные Цветы» (с 1827 по 1832 г.).

Во всех этих изданиях Сомов писал и под своею фамилией, и под псевдонимами: Порфирий Байский, Житель Галерной Гавани, Карасев, Осетров, Таранов-Белозеров, Житель Васильевского Острова и др. Работая в журналах различных литературных партий, Сомов в 1830 г. сделался, вместе с Дельвигом, редактором «Литературной Газеты», перейдя из сотрудников Булгаринской «Северной Пчелы», где работал два года в качестве постоянного сотрудника, – в орган противоположной партии, сгруппировавшейся около Пушкина, с которым он был хорошо знаком и который в общем относился к Сомову дружелюбно, ценя в нем добросовестного и преданного делу литератора. Когда умер Дельвиг, Сомов непродолжительное время продолжал издание «Литературной Газеты», которая и до того лежала почти на нем одном. Вращаясь в кружке Рылеева и Бестужева-Марлинского, Сомов после событий 14-го декабря 1825 г. был арестован по подозрению в участии в делах тайного общества, но скоро освобожден и объявлен к заговору непричастным.

Сомов скончался в Петербурге 27-го мая 1833 г. и погребен на Смоленском кладбище.

По словам близко знавшего его Греча, Сомов «отличался в словесности нашей не блистательными творениями, по основательными познаниями и большою деятельностью. Он был бесспорно из лучших переводчиков наших (если не лучший) с французского и итальянского языков. Сомов почти один из писателей наших был литератор и делом, и званием, что во Франции называется „un homme de lettres“[1]… Беспрерывные письменные работы, не по вкусу и не по выбору, а по необходимости и по требованию других, отвлекли его от самостоятельных произведений, потемнили его воображение, иссушили телесные силы, расстроили здоровье и в цвете лет низвели в могилу». Литератор по призванию, Сомов, однако, не оставил после себя каких-либо крупных произведений; но почти все, что он писал, носило на себе признаки некоторого дарования, а такие рассказы и повести его из быта и истории Малороссии, как «Юродивый», «Гайдамак» (напечатана в «Звездочке» 1826 г.), «Невском Альманахе на 1827 г. и перепечатана в „Русской Старине“» 1883 г., т. XXXIX, стр. 86—100), «Русалка», «Оборотень», «Ночлег Гайдамаков», «Сватовство», «Киевские ведьмы» и др. (напечатанные в разных журналах и альманахах), казались некоторым его современникам до того сходными с украинскими повестями Гоголя, что H. Полевой приписывал последние, на первых порах появления их, Сомову.

Отдельно изданы Сомовым следующие произведения и переводы: «О Романтической поэзии. Опыт в 3-х статьях», СПб. 1823 – неудачная попытка разобраться в современных направлениях изящной русской литературы и определить понятие слова «романтизм»; «Три нравоучительные повести для детей» и «Майский подарок детям для обоего пола», с 10 карт. СПб. 1830; «Разбор речи о Российской Словесности, читанной и Марсельском Атенее князем Э. П. Мещерским», СПб. 1831; «Голос украинца при вести о взятии Варшавы» (под псевд. «Порфирий Байский»), СПб. 1831; «Новые французские и российские разговоры, составленные по образцам, находящимся в сочинениях лучших новейших писателей и разделенные на 150 уроков, пересмотренные и исправленные Авг. де-Сентомом и О. Сомовым», СПб. 1827, изд. 3 – 1837, изд. 4 – 1840, изд. 5 – 1844 г.; «Друг молодых девиц, или новые повести, служащие к образованию их склонностей, ума и сердца», соч. Бульи, 2 ч., СПб. 1831, перев. с франц.; «Награда добродетели и благонравия»; «Новые сказки для юношества обоего пола», соч. Бульи, перев. с франц. с В. Бурнашевым, СПб. 1835; «Записки полковника Вутье о нынешней войне Греков», 2 ч., СПб. 1824–1825; «Новые повести, сочиненные и поднесенные детям Герцогини Беррийской», соч. Бульи, 2 ч., на франц. и русск. язык., СПб. 1826; «Наваринская битва, или Ренегат. Историч. роман», соч. Мока, перев. с франц., СПб. 1831. Вместе с упомянутым выше Авг. С.-Тома, он перевел на французский язык, под наблюдением автора, IX том «Истории Государства Российского».

«Это что за название?» – скажете или подумаете вы, любезные мои читатели (какому автору читатели не любезны!) И я, слыша или угадывая ваш вопрос, отвечаю что ж делать! виноват ли я, что неусыпные мои современники, романтические поэты в стихах и в прозе, разобрали уже по рукам все другие затейливые названия? Корсары, Пираты, Гяуры, Ренегаты и даже Вампиры попеременно, одни за другими, делали набеги на читающее поколение или при лунном свете закрадывались в будуары чувствительных красавиц Воображение мое так наполнено всеми этими живыми и мертвыми страшилищами, что я, кажется, и теперь слышу за плечами щелканье зубов Вампира или вижу, как «от могильного белка адского глаза Ренегатова отделяется кровавый зрачок». Напуганный сими ужасами, я и сам, хотя в шутку, вздумал было попугать вас, милостивые государи! Но как мне в удел не даны ни мрачное воображение лорда Байрона, ни живая кисть Вальтера Скотта, ни даже скрипучее перо г. д'Арленкура и ему подобных, и сама моя муза так своевольна, что часто смеется сквозь слезы и дрожа от страха; то я, повинуясь свойственной полу ее причудливости, пущу слепо мое воображение, куда она его поведет. Скажу только в оправдание моего заглавия, что я хотел вас подарить чем-то новым, небывалым; а русские оборотни, сколько помню, до сих пор еще не пугали добрых людей в книжном быту. Я мог бы вместо оборотня придумать что-нибудь другое или подменить его каким-либо лихим разбойником; но все другое новое, как я уже имел честь доложить вам, разобрано по рукам другими, а в книжных наших лавках залегли теперь такие большие шайки разбойников – не всегда клейменых (по крайней мере клеймом гения), но всегда печатных, – что если б мыши и моль не составили против них своей Santa Hermandad, то от них не было б житья порядочным людям.