Сказки и сказкотерапия - Страница 22

Дедушка Фрейд. То есть бедный мальчик не виноват?

Автор. Ой, блин. Ну да, это смешно. Да, бедный мальчик не виноват. Его заманили и обманули.

Дедушка Фрейд. Так что потом на нем не осталось ни грехов, ни крови?

Автор. Я думаю, их вообще не остается. Мы их придумываем гораздо больше. Если бы монах не разубедил его, он бы мог провести много лет в осознавании своих ужасных грехов и ничего не сделать, придавив себя этой мурой. Такие вещи просто отмываются. Сейчас… Вот как бы побыл хищником, покушал других, значит, пришла пора побыть автотрофом, деревом, тем, кто производит и отдает.

Дедушка Фрейд. Дерево — это идеал?

Автор. Причем недостижимый. Тут все довольно хитро устроено: ведь к недостижимому идеалу и не стремишься. Вообще очень удобно поместить свой идеал там, где ты никогда не будешь. Это освобождает от ответственности за то, что ты его до сих пор не достиг, и, в общем-то, туда и не движешься. Нет, мне кажется, дерево — это все-таки бывший идеал. Ящер хотел стать как дерево, но потом он как бы отбыл этот период… побыл деревом — хватит. Потом он понял, что надо вернуться домой. Ящер есть ящер, он не дерево, и быть им не может. Дерево осталось идеалом в том смысле, что оно — дома. Но ящер знает, что ему нужен свой дом.

Дедушка Фрейд. Причем «дом стоит над домом» — то есть их много? То есть ящер не знает, какой именно этот дом, где он и так далее?

Автор. Он только подозревает, что в этом доме многое попроще, чем вся та путаница, которую он накрутил за жизнь.

Дедушка Фрейд. А простота лучше сложности?

Автор. Пока сложность была лучше простоты.

Дедушка Фрейд. И раз все искусственное распадается, то в этом доме он больше животное, чем человек?

Автор. Ого, вот это вы здорово подметили. Возможно. Смотрите: не было ничего особенно плохого в том, что он делал в своем городе. Но это было игрой, раз эти отношения можно было заменить солдатиками. То, что можно подменить таким образом — ненастоящее и может спокойно идти к чертовой матери.

Дедушка Фрейд. Может спокойно жить и без участия такого талантливого человека…

Автор. Опять ваша правда. Да, в таких играх участвовать можно, но не очень интересно.

Дедушка Фрейд. А жизнь должна быть интересной.

Автор. Да.

Дедушка Фрейд. Интерес — это главная ценность?

Автор. А это очень плохо, если да? Это единственное, на что можно менять свободу. Знаете, мне кажется, мы очень растянули этот диалог. Он ведь нужен был для иллюстрации подхода, как анализировать скрытые пресуппозиции, ну и мы, в общем, вполне… Если можно, давайте прервем запись.

Дедушка Фрейд. Вам интересно было бы просуммировать то, к чему мы пришли?

Автор. Да, отлично, что вы вспомнили.

Дедушка Фрейд. Итак, ваш главный герой, или, проще говоря, вы — это существо, отличающееся от других. Вам важно быть непохожим на остальных. Остальные большей частью представляют собой серую, довольно неинтересную массу, но иногда встречаются очень важные и интересные люди. Эти люди быстро исчезают. Вы не виноваты в этом. Другие стараются затянуть вас в свои игры, но вам хочется все меньше в них участвовать, потому что они слишком обыкновенные.

Автор. И предсказуемые.

Дедушка Фрейд. Кормить других — это лучше, чем когда кормят вас; но в основе все равно вас кто-то кормит, и возместить это невозможно. Можно лишь передавать это другим, слабейшим. Те, кто кормят, живут на своих местах, и вам хочется стать похожим на них, хотя и это вы считаете лишь стадией, которую, вероятно, пройдете. Это может стать, собственно, следующей стадией.

Автор. Да, мне сейчас кажется, что это и есть продолжение.

Дедушка Фрейд. Эту стадию отличает определенная простота, естественность отношений, возможно, пониженная эмоциональность…

Автор. Почему?

Дедушка Фрейд. Уходят эпитеты, остаются простые существительные.

В этом коротком анализе нет многих вещей, на которые стоит обращать внимание. Здесь нет сценарного анализа, почти нет расширения пространственной и временной рамок («А что было раньше? позже? справа? слева?» и так далее). Но видно, что даже короткая беседа позволяет войти в область ценностей и убеждений человека, почти сразу выявляя вещи, достаточно неожиданные для него самого. Это скорее перевод или разведка, чем терапия, однако очень часто один только подобный анализ запускает достаточно значимую цепь изменений.

Ходил по дорогам парень, отдавал свой талант.

— Слышь, дед, возьми мой талант.

— Зачем он мне нужен — свой некуда девать.

— Слышь, принц, возьми мой талант.

Получил плетью.

— Красавица, возьми мой талант.

— Заходи.

Зашел, так и жить остался. Талант-то девка в сундук заперла, к своему поближе. Парень ниче, работает. Через год родился у них сын, потом дочь обосновалась. Как выросли — никто не заметил. Вот исполнилось сыну семнадцать лет, стал он в путь собираться. Наготовила ему мать суму еды и браги, а как ночью все легли спать, отец прокрался и в тот сыновний мешок тихонько талант засунул.

Утром распрощались, сын уехал.

Сладко вольной птице петь, да не долго. Едет сын сквозь дремучие леса, широкие степи, кристалльные горы. Любо-дорого смотреть на молодца. А у него самого мешок все тяжелее делается. Растет талант на свободном воздухе.

Устал он не в меру, загрустил, слез с коня в поле. «Дай, — думает, — посмотрю, что в мешке поселилось». Открывает — а там талантище!

Здоровущий, аж из мешка прет. Парень быстро смекнул, что к чему. Прямо там, где был, не сходя с дороги, выстроил корчму, кузницу, магазин.

Талант все покроет!

Дела его пошли успешно. Завел семью, выросли дети. Когда старшему сыну исполнилось семнадцать, от таланта оставался уже маленький кусочек. Отец и сам от него устал, и когда сын в дорогу собрался, отдал ему весь талант, сколько ни было. «В твоих годах у меня самого еще и меньше было».

Вот выехал парень на вольные просторы. Талант свое дело знает; вот уже лошадь под мешком приседать стала. «Ух, — думает сын, — что ж это мне родители туда наложили?» Открыл мешок — а там талант, размером с теленка. «О господи, — подумал сын, — мне ведь так много и не надо. Что ж мне с ним делать?» Оглянулся вокруг: трава, кусты жухлые. Лето, жара. Он взял и недолго думая порастряс талант над лугом. Пролился тот на зелень дождем, вся поляна распустилась цветами. «И ладно», — решил молодец. Вскочил на коня — теперь легко! — да и поехал дальше.

Так и стал он ездить по белу свету, талант нарастал, а он его раскидывал. От таланта всегда оставалась малая толика. Много лет прошло или мало, да только и у него подрос сын. Ясное дело, в семнадцатилетие досталась ему та толика вместе с мешком да с запасом провизии. Вот и он выехал на вольную ширь. Едет, едет, талант растет. Вот уже целый мешок им наполнился. «Уж я его не растрачу как отец», — думает сын. Глянул вокруг: ничего нет, трава, кусты. Жаворонки поют. Течет река. Хочется сыну найти что-то поважнее. Он прислонил мешок у дороги, а сам — к реке. «Что у тебя, река, под водою?» Река журчит: ничего нет, песок да камни, дно. Он — к траве, стал перед ней на колени: «Скажи, трава, что больше тебя, что дальше тебя, что важнее?» Трава мягко вяжет свои слова: нет ничего. Он побежал к дереву… А пока бегал, талант его с дороги и украли. На том и сказка кончилась.

С той поры гуляет талант по свету. К тебе попадет — ой, к тебе попадет! — что будешь делать?