Сказки и рассказы Светланы Щелкуновой - Страница 9
Помогите, кто, чем может, на операцию,
Дорогую рук и ног трансплантацию.
Лиса слезу хвостом смахнула:
– Ой, какая песенка милая! – а сама попыталась Квадробка за бок укусить.
Да плюнула:
– Тьфу-ты! Горечь ядовитая! – и побежала прочь.
Поковылял непонятый Квадробок дальше, а навстречу ему – Медведь – зубов в пасти треть.
– Ждравштвуй! – говорит, – шшас я тебя шкушаю!
– Где тебе, беззубому, меня скушать! Послушай лучше, какую я тебе песенку спою:
А вот я, Квадробок, сиротка!
Мамку сгубила проклятая водка.
Папашка мой в строгой колонии.
Дедуля – в предсмертной агонии.
Документы украли ворюги.
Дайте денег, чтоб пришить себе руки!
– Шлавная пешенка, – похвалил Медведь, а сам Квадробка за бок – хвать! Зря он это сделал! Последние зубы в Квадробке оставил. Заплакал Мишка – вместо зубов шишка, обиженный Квадробок дальше отправился.
Ковыляет кое-как, а навстречу ему Волчок – скрюченный бочок, хромой, облезлый:
– Ну, страхолюдина-покемонина, или, как там, телепузик? Счас я тебя кушать стану!
Расстроился Квадробок:
– Где тебе меня скушать! А чо до наличности моей, так лучше на себя посмотри! Да послушай, какую я песню сочинил:
Люди добрые, люди честные!
Помогите нам, мы – неместные.
Голодают дома три дочки.
Отслужил два года в горячей точке.
Руки-ноги оторвало в сражении.
Надеюся теперь на ваше вспоможение!
Волк песню хвалить не стал, очень кушать хотел. Бросился на Квадробка. Да, вот – незадача, радикулит прихватил – не разогнуться. Заскулил волчок от обиды, лапами машет, а Квадробка и след простыл!
Ковыляет Квадробок дальше. Кругом сыро, неуютно, грязь всякая к бокам прилипает, медвежьи зубы в спине колются. На душе – скверно! «Хоть бы меня съел кто-нибудь, « – думает. Только подумал, а навстречу – Зайчищ-ща – усов тыщ-щ-а. «Вот кто меня съест! – обрадовался Квадробок, – Вот он каков, молодец! Крепкий, зубастый!»
– Куда ковыляешь, убогонький? – спрашивает Зайчище.
– Да, вот ищу, кто бы меня съел. Жить, понимаешь, надоело! Может ты меня, зайчик, скушаешь?
Засмеялся Зайчище:
– Ну, уж, дудки! Так можно гастрит заработать. Не серчай, брат! Мы, зайцы, сырояды. Прости, братейло, некогда мне тут с тобой. Дома ждут! А мысли свои черные брось! Сходи, что ли, к психоаналитику. Ну, брат, бывай! – и ускакал, даже песню не послушал.
Вот и ковыляет с тех пор Квадробок по дорогам, по лесам, по электричкам да трамваям. Песни поет. Народ его жалеет. Кто копеечку даст, кто переночевать пустит. Мамки его деткам показывают, стращают: «Кушай кашу! А то дам тебе Квадробка на обед! Малые пугаются, всю кашу съедят, да еще тарелку оближут!
Смертушка
«Есть одна встреча верная, неминуемая: это встреча со смертью».
Филарет, митр. Московский
«Смерть не есть зло, но худая смерть зло есть».
Иоанн Златоуст
Звали ее ласково, Смертушка, и не боялись. А чего такую бояться?! Руки нежные, глаза грустные. Сама росточка невысокого, станом гибкая, худющая, а вот ведь – сильная. Бывало, солдатик от пули на землю грудью падет, она ему подможет, перевернет его на спину, лицом в небеса светлые. Он ей:
– Смертушка моя, невестушка, ты, что ли пришла? Дай водицы испить!
– Я, касатик, я, родной! – поднесет ему в ковшике жестяном воды из ручья.
Пьет солдатик, и хорошо ему, радостно. Она его по голове погладит, всю боль снимет, да в глаза поцелует. Он и отходит легко, будто ветерок пробежал.
Не то, что сестрица ее, карга старая. Капюшон надвинет на образину безглазую, безносую. За спиной – коса острющая. Идет, костьми гремит, ухмыляется. Тут уж любой за жизнь цепляется. Страшно помирать. Что там впереди – никому не ведомо!
А Смерть торопит, ни минутки ждать не согласна. Не даст с женой проститься. Схватит ручищами за горло и давай душить.
Смертушка с сестрой не спорила. Да, и что спорить. Она же – младшенькая. Смерть одна ее растила – воспитывала, без отца-матери, сколько раз, вон, за волосья таскала, да сама же потом и жалела. Зато выросла сестрица умницей, а уж косам ее любая невеста позавидует! Смертушка и сама в невесты рядится горазда. Платье наденет, фату белую, цветами голову уберет. Явится к старому генералу или к юнцу-гимназисту.
– Ты кто такая? – генерал спрашивает.
– Я – невеста твоя, Смертушка.
– Ах, ты! Сколько раз тебя в бою-сражении искал, а теперь и думать забыл! Ну, да ладно! Пора мне и честь знать. Дай-ка я на тебя полюбуюсь.
Она фату подымет, подойдет к старику, поклонится. Чего ж не поклониться – спина не переломится!
– Эх, красавица! – крякнет генерал, – а стопку поднесешь?
– Поднесу.
Вот уж и стопка выпита:
– Ну, здравствуй, невестушка!– и нет генерала.
Другое дело – с гимназистом. Ему, бедняге, помирать жутко. Вот Смертушка посидит с ним, подушки поправит, лампадку у икон затеплит погасшую. Все не так страшно! Он ее за рукав тянет, шепчет:
– Ты меня поцелуешь?
– Поцелую, миленький! Ты не бойся. Тебя, поди, в раю бабушка ждет. Помнишь бабушку-то?
Сотрет ему Смертушка пот с лица платком белым и поцелует в самые губы, как жениха желанного.
«И чего ты с ними нянчишься, – пеняет ей сестра Смерть, – все одно – помирают, да на тот свет попадают. Только время зря терять. Одному – воды, другому – поцелуй. Эх, ты неразумная!» Сама-то, знай, косу точит, искры летят. «Дай-ка мне табачку!» Смертушка услужить готова, принесет сестре табачку. Та трубку набьет, а Смертушка уж огоньку приготовила. Затянется Смерть, задымит, да как закашляет. Табачок у нее – крепче нет на всем белом свете.
А Смертушка тем временем игрушки шьет-вышивает. Тут бусинка, там бусинка. Вот и глаза! Из ниток косицу сплетет. «Готова куколка!» – радуется.
– Чему, непутеха, радуешься? Опять свое тряпье разложила. Для кого стараешься?
Это она для деток малых старается. Детки часто помирают. Жалко их, да ничего не поделаешь. Вот и удумала игрушки из лоскутков мастерить. Придет, куда ей велено. В доме вой стоит. Мать мечется, бьется. Врачи руками разводят. Дите ревьмя-ревет. Смертушка подойдет к кроватке, к колыбельке и запоет тихонечко, что твой ручей зажурчит:
«Ой, люленьки – люли!
Гули, мои гули!
Прилетайте на кровать,
Мово Ванечку качать.
Там за лесом, за горой,
За калиновой рекой,
Есть дубовый теремок,
На ём новенький замок.
Кто замочек отопрет
Да Ванюшу заберет
В золотые небеса,
Во зеленые леса?
Там все пташки летают,
Херувимскую поют,
Херувимскую поют,
Мово Ванечку зовут…»
Никто ее, кроме младенчика, не видит, не слышит. А она уж воркует: «Ну-ка, кто это у нас надрывается, плачет? Не плачь, маленький! Скоро все пройдет. Смотри-ка, что у меня тут для тебя есть!» И протянет Смертушка кому куклу, кому мишку, кому зайку. Зайка занятный! Ушками веселыми машет. Носик – пуговкой. Засмеется дитя, ручки к ней протянет и уснет. Смертушка легкую душу примет и светлым ангелам передаст. Они давно дожидаются. Сколько дитю мучаться!
Никакой работой Смертушка не гнушается. Рубаху чистую поможет надеть. Да и кому еще помочь, коли дом пустой, и помирает в нем одна вдовица? Деток нет, разлетелись детки, кто куда. Ей помирать, а в избе не мыто, не топлено. Смертушка пожалеет вдовицу, печь затопит. Осень-то нынче холодная! Полы помоет, чтобы дух чище. Вдова видит плохо, глаза все выплакала.
– Степановна, ты что ли?
– Я, я,– отвечает Смертушка, – сейчас тебе подмогну, переодену. Вот только грязь тут приберу.
– Письмо от сына прочтешь?
– Прочту!
Возьмет пустой лист, вроде читает. Сама читать не обучена, да придумает, чтоб поскладнее: «Так, мол, и так.. Здравствуй, мама! Хотели приехать к Преображению. Дела не пускают. Но жди, к Богородичному Рождеству непременно будем. Целуем. Сын и внуки. «