Сказки и легенды - Страница 29

После этого рыцари отправились каждый своей дорогой, а пастух, с присущим судьям спокойствием, съел objectum litis[88].

Двусмысленный дар герцогини привел их в раздражение, а когда по возвращении домой они убедились, что уже нельзя, как прежде, притеснять своих ленников и подданных и придется подчиниться законам, которые издала Либуша для охраны общей безопасности в стране, недовольство их увеличилось еще больше. Они вступили друг с другом в союз и стали вербовать себе сторонников. К ним присоединилось много недовольных, которых они разослали по округам, чтобы всячески позорить и поносить бабье правление.

— Какой стыд, — говорили они, — мы подчиняемся женщине, пожинающей лавры наших побед, чтобы украсить ими свою прялку. Хозяином в доме надлежит быть мужчине, а не женщине, и это его исконное право; таков обычай у всех народов. Что войско без герцога, гордо выступающего впереди своих воинов, как не беспомощное туловище без головы? Пусть правит нами герцог, ему и покоримся.

Эти речи не остались неизвестными бдительной Либуше. Она прекрасно понимала, откуда дует ветер и что обещает его веяние. Она пригласила выборных делегатов и выступила перед ними с блеском и достоинством земной богини. Слова текли из ее девичьих уст, будто сладкий мед.

— В стране ходят толки, — обратилась она к собранию, — что вы хотите герцога, который выступал бы впереди вас в походе, и что вы считаете бесславным подчиняться мне, женщине. Не вы ли свободно и без принуждения выбрали не мужа из своей среды, а дочь народа и облачили в пурпур, чтобы она управляла вами по нравам и обычаям страны. Кто обвинит меня хотя бы в одной ошибке, допущенной в правлении, тот пусть открыто выступит против меня. Не управляла ли я вами разумно и справедливо, по примеру отца моего, мудрого Крока? Не я ли выравнивала кривые дороги, скапывая холмы и засыпая рытвины; не я ли охраняла ваши посевы и оберегала ваши сады, защищала стада от волков и принудила насильников склонить гордую главу; не я ли помогала угнетенному и слабому давала в руки надежный посох. А потому и вы не забывайте своей присяги — быть верными, преданными и доброжелательными. Если же полагаете, что бесславно покоряться женщине, то где вы были прежде, когда избирали меня своей правительницей? Коли это позор — так он падает на ваши собственные головы. Помыслы ваши говорят, что вы не цените собственной выгоды. Нежна и мягка рука женщины, привыкшая обмахиваться опахалом; груба и жилиста рука мужчины, тяжка она, когда несет бремя власти. Или вы не знаете, что там, где на троне женщина, бразды правления в руках мужчин, ибо она прислушивается к их мудрым советам. Но в государстве, где на троне мужчина, скорее распоряжаются фаворитки, завладевшие сердцем короля. А теперь продумайте хорошенько свое решение, чтобы не раскаяться в собственных колебаниях слишком поздно.

Сидевшая на троне Либуша умолкла, и глубокая почтительная тишина водворилась в зале собрания. Никто не осмеливался возразить ни словом, только князь Владомир и его союзники не желали отказаться от своих замыслов и зашептались между собой:

— Хитрая лесная серна упрямится, не хочет оставить привольное пастбище. Пусть же охотничий рог прозвучит громче и спугнет ее.

На следующий день они подговорили рыцарей явиться к герцогине и настойчиво потребовать, чтобы она в течение трех дней выбрала себе супруга по сердцу и дала бы народу главу, который разделит с ней управление страной. Когда Либуша услышала такое категорическое требование, бывшее якобы гласом народа, вся кровь бросилась ей в лицо и залила девичьи щеки краской стыда. Ее ясные глаза видели все подводные камни, грозившие ей опасностью. Она хорошо понимала, что если даже, по обычаю великих мира сего, подавит влечение сердца и подчинит его интересам государства, то сможет отдать свою руку только одному претенденту, все же остальные соперники сочтут себя оскорбленными и станут лелеять мысль о мести. Кроме того, ее тайный обет оставался для нее святым и нерушимым. Поэтому, стремясь благоразумно отклонить настоятельное требование выборных, она сделала еще одну попытку отговорить их от избрания правителя.

— По смерти орла, — начала она, — птицы выбрали королевой дикую горлицу, и все покорились ее нежному воркованью. Однако, легкомысленные и ветреные по своей птичьей природе, они вскоре изменили свое решение и раскаялись в выборе. Гордый павлин полагал, что ему более всех пристало властвовать. Хищный коршун, ловко охотящийся на мелких пташек, считал позором быть подданным миролюбивой голубки. Они привлекли сторонников и наняли подслеповатого филина, чтобы он подбивал народ требовать новых выборов. Глуповатая дрофа, неповоротливый глухарь, ленивый аист, слабоумная цапля и все наиболее крупные птицы свистели, стучали клювами и каркали, выражая ему свое одобрение, а стая мелких пташек, не понимая, о чем речь, чирикала то же самое в кустах и на изгородях. Тогда в воздух смело взмыл воинственный коршун, и все птицы закричали:

«Какой величественный полет, как гордо окидывает пространство молниеносный взгляд его огненных глаз и какое выражение могущества в его крючковатом клюве и цепких когтях. Смелый коршун должен быть нашим королем!»

Едва хищная птица завладела троном, как тиранией и заносчивостью на деле доказала пернатым свою мужскую доблесть. Она выщипывала перья у крупных птиц и разрывала на куски мелких певчих птичек.

Как ни глубокомысленна была эта речь, она не произвела должного впечатления на умы, соблазненные мыслью о перемене правления, и народное решение, чтобы Либуша в течение трех дней выбрала себе супруга, осталось в силе. Князь Владомир торжествовал, полагая, что теперь наконец овладеет прекрасной добычей, к которой так долго и тщетно стремился. Любовь и честолюбие разжигали его желание и сделали красноречивым, тогда как до сих пор он разрешал себе только втайне вздыхать. Он явился во дворец и попросил, чтобы Либуша выслушала его.

— Милостивая государыня и владычица моего сердца, — начал он, — ни одна тайна не скрыта от тебя. Ты знаешь, какое пламя бушует в этой груди, чистое и святое, как на алтаре богов, и тебе известно, какой небесный огонь зажег его. Настало время, когда по настоянию народа ты выберешь ему правителя. Ужели ты пренебрежешь сердцем, которое живет и бьется для тебя одной? Чтобы стать достойным твоей любви, я жертвовал своей кровью и жизнью, помогая тебе взойти на престол отца. Позволь же мне поддерживать тебя и дальше в союзе нежнейшей любви. Разделим власть над троном и твоим сердцем. Первым будешь владеть ты, а второе отдай мне. Этим ты подаришь мне счастье, которое вознесет меня над всеми смертными.

Слушая эту речь, Либуша вела себя, как подобает девице. Она спрятала лицо под покрывалом, чтобы скрыть под ним нежную краску смущения, выступившую на ее щеках, и, не размыкая уст, подала рукой знак князю Владомиру удалиться: надо, мол, ей обдумать ответ на его предложение.

Вслед за ним появился удалой рыцарь Мицысла и потребовал принять его.

— Прелестная дочь Крока, — сказал он, входя в парадный зал, — нежной голубке, королеве птиц — тебе это хорошо известно — не пристало столько ворковать в одиночестве, а надлежит найти достойного супруга. Говорят, будто гордый павлин уже сверкал перед ней пестрым оперением, полагая ослепить голубку блеском своих перьев, но она умна и скромна и не захочет сочетаться браком с надменной птицей. Хищный коршун, некогда столь кровожадный, в корне изменился, стал благонравным, честным и правдивым, и все от любви к прекрасной голубке, с которой мечтает соединиться. Пусть тебя не смущают крючковатый клюз и острые когти — они нужны для защиты возлюбленной, его прекрасной голубки. Никто из пернатых не посмеет нарушить покой ее царствования, ибо коршун так же предан ей, как и в день, когда народ выбрал ее правительницей и он первый присягнул ей на верность. Теперь скажи мне, мудрая госпожа, удостоит ли нежная голубка верного коршуна любви, о которой он просит ее?