Сказки и легенды - Страница 13
Вейт так искренне и глубоко был тронут этим, что в восторге воскликнул:
— Радуйся, дорогая жена, и вы, дети, радуйтесь и веселитесь. Он нас видел, слышал нашу благодарность. Наш добрый друг невидимо присутствовал среди нас и знает, что Вейт — честный человек. Я свое обещание исполнил. Теперь со спокойной совестью можно вернуться домой.
Родители и дети пролили еще много радостных слез благодарности, прежде чем вернулись к своей повозке. Жене очень хотелось нанести визит жадным родственникам и похвастать своим богатством, уж больно она разозлилась на этих скряг после рассказа мужа. Они быстро покатили за горы и под вечер остановились в деревне у того самого крестьянского двора, откуда три года назад выгнали Вейта. На этот раз он смело постучался и спросил хозяина. На стук его появился совершенно чужой человек, и Вейт узнал от него, что их родственников нет в общине. Один умер, другой разорился, третий уехал бог весть куда, и местожительство его никому не известно.
Вейт со своими домочадцами переночевал у гостеприимного хозяина, который подробно рассказал ему и жене о родичах, и на следующий день вернулся в деревню к своему хозяйству. Он приумножил свое состояние и всю жизнь оставался честным и зажиточным человеком.
Легенда четвертая
Жена Вейта доверила свою тайну молчаливой соседке, та — куме, кума — своему крестному, деревенскому парикмахеру, а тот всем своим клиентам. Так слух разнесся по деревне, а потом и по всему приходу. Разорившиеся хозяева, лодыри и тунеядцы навострили уши. Они толпами уходили в горы, дразнили гнома, заклинали его, а потом обращались к нему с мольбами. За ними потянулись кладоискатели и странники, исходившие горы вдоль и поперек в надежде найти котел с деньгами. Некоторое время Рюбецаль не мешал им хозяйничать как вздумается: не стоило труда сердиться на таких глупцов. Лишь изредка, в ночное время, он проделывал над ними невинные шутки: то тут, то там зажигал он голубые огоньки, а когда искатели сокровищ кидались к ним, набрасывали на них шапки да шляпы и принимались копать, тут он и подкладывал тяжеленный горшок; торжествуя, те несли находку домой, девять дней хранили в строгой тайне, а когда приходили взглянуть на сокровище, то вместо денег находили зловонные нечистоты или же черепки да камни. И все равно они не оставляли своих попыток и продолжали безобразничать. Это наконец рассердило гнома. Он осыпал беспутный сброд обильным градом камней и выгнал вон из своих владений. Он так озлобился и ожесточился, что ни один путник не проходил теперь через горы без страха и редко кто избегал колотушек, а имя Рюбецаля забыли когда и слышали в горах.
В один прекрасный день дух грелся на солнышке у ограды своего сада. Мимо него легкой походкой прошла маленькая женщина в сопровождении такой странной свиты, что привлекла к себе внимание гнома. Одного ребенка она держала на руках, другого несла за спиной, третьего вела за руку, а четвертый, постарше, семенил за ней с порожней корзиной и граблями, чтобы нагрести листвы для скота.
«Да, — подумал Рюбецаль, — мать — это действительно доброе создание; плетется с четырьмя детьми и безропотно выполняет свой долг, да еще потащит тяжелую корзину с листвой. Дорога расплата за радости любви!»
Это зрелище настроило его на добродушный лад и расположило завести с женщиной беседу. Она усадила детей на лужайку, а сама стала обрывать листья с кустов. Малюткам скоро наскучило сидеть, и они громко заплакали. Тотчас же мать оставила работу и принялась с ними играть, шалить и развлекать их. Она брала детишек на руки, кружилась с ними, пела и шутила, а затем, убаюкав, опять возвращалась к делу. Но вскоре малюток начали жалить комары, и они захныкали. Мать, не выказывая нетерпения, побежала в лес, набрала земляники и малины для старших, а самого маленького покормила грудью. Эта материнская забота растрогала гнома. Но крикун, который приехал на материнском горбу, никак не унимался. Упрямый и своенравный мальчишка отшвыривал ягоды земляники, с любовью протянутые матерью, и ревел, будто его резали. Тут наконец терпение женщины лопнуло.
— Рюбецаль! — позвала она. — Где ты? А ну, съешь крикуна!
Немедля на ее зов появился дух в образе угольщика и, шагнув к ней, молвил:
— Я здесь. Что тебе надобно?
При его появлении мать охватило великое смятение, но, бойкая и храбрая по натуре, она не растерялась и тут же, собрав все свое мужество, схитрила:
— Я звала тебя утихомирить моих крошек, но видишь, они замолкли. Больше мне ничего от тебя не надо. Спасибо, что откликнулся!
— Иль ты не знаешь, — возразил гном, — что меня нельзя вызывать безнаказанно? Ловлю тебя на слове, — подавай сюда крикуна, я его съем. Такого лакомого кусочка мне давненько не перепадало. — И он протянул перепачканную сажей руку, чтобы схватить дитя.
Как наседка, заметив парящего над крышей коршуна или расходившегося во дворе пса, тревожным клохтаньем сзывает цыплят в надежную плетенку, а затем, взъерошив перья и распластав крылья, кидается в неравный бой с более сильным врагом, так женщина яростно вцепилась черному угольщику в бороду, с невообразимой силой сжала кулак и закричала:
— Чудовище, скорее ты вырвешь из материнской груди сердце, нежели отнимешь у меня невинного крошку!
Такого мужественного нападения Рюбецаль не ожидал. Он робко отступил назад; не приходилось ему еще получать колотушек от людей. Он дружелюбно улыбнулся женщине:
— Ну, не сердись, не сердись, я не людоед, как тебе показалось, и вовсе не хочу зла ни тебе, ни твоим детям. Но крикуна мне все же отдай, приглянулся он мне! Он заживет у меня барчуком, будет ходить в шелку да бархате и вырастет славным парнем, который будет кормить своих родителей и братьев. Хочешь за него сто гульденов?
— Ха, ха, — засмеялась бойкая женщина, — так вам нравится мой мальчуган? Да, это — лихой парень, и ни за какие сокровища мира я его не отдам!
— Чудачка, — возразил Рюбецаль, — ведь у тебя останутся еще трое, они тебе в тягость и часто надоедают. Ломай голову, чем их накормить, да и покою ни днем, ни ночью.
Женщина. На то я и мать, и это мой долг. С детьми много хлопот, это верно, но немало и радости.
Дух. Хороша радость! Целыми днями возиться с этакими озорниками, водить их на помочах, купать и обстирывать, терпеть капризы и шалости.
Она. Вижу, сударь, вам, к сожалению, незнакомы материнские радости. Все заботы и труд скрашивает один ласковый взгляд, милая улыбка и лепет маленького невинного создания. Вы только взгляните, как он, мое золотко, виснет на мне! Ах ты подлиза, словно и не он ревел. Будь у меня сто рук, я бы всеми работала, чтобы растить вас и нянчить, милые вы мои крошки!
Дух. А разве у мужа твоего нет рук, чтобы работать?
Она. О да, руки у него есть! Он ими здорово орудует, и я это иногда чувствую на себе.
Дух (возмущенно). Как? Твой муж осмеливается поднимать на тебя руку? На такую жену? Да я ему шею сверну, мерзавцу!
Она (улыбаясь). Право, многим пришлось бы свернуть шею, накажи вы всех мужчин за обиды, учиненные женам. Мужья — скверный народ, недаром говорят: супружество — мука, но вышла замуж — терпи.
Дух. Раз ты знала, что мужчины — скверный народ, тогда зачем было выходить замуж.
Она. И правда, только Стефан казался расторопным малым, имел хороший заработок, а я — бедная девушка, бесприданница. Когда он пришел свататься и дал мне талер с изображением дикого человека, я тут же согласилась, и сделка была заключена. Талер он после отобрал, а дикий муж у меня и по сей день.