Сказки гражданки Малковой - Страница 2

…Встает, значит, этот Толик Колотый над столом. Ему тамада бумажку дала прочесть с какой-то телеграммой. На свадьбах у нас в районе принято разные телеграммы читать: про готовенький улей на Гавайях, где молодые медовый месяц проведут, про то, что раз дети — цветочки жизни, так клумбу надо цельную настрогать… У нас на все свадьбы одна ведь тамада ходит. Вот и Бублик эту тетку нанял за недорого. Тамада наша — бывшая заведующая садика Управления МВД. Менты в нонешнее время размножаются плохо, садик закрыли, поэтому ихняя заведущая стала по свадьбам ходить с аккордеоном и кучей бумажек. Бумажки раздаст тем гостям, ну, кто читать умеет и не нажрался еще вусмерть — собрание как-то оживится. Она еще чтецу на аккордеоне подыграет, «Горька-горька!» крикнет… Не бог весть что, но копейка верная.

А Толик-то, он же с малолетства по тюрягам, в самодеятельности там участие принимал. Во всех беспределах. Лучше его у Бублика телеграммку никто бы не прочел.

«Пришла нам телеграмма от Гиппопотама! Гы-гы..» — сказал Толик вслух от себя, а потом осекся…

— И сколько же этот Толик в общей сложности отбухтел? — задумчиво произнес Веретенников, развалившись на кровати.

— Не знаю, вообще-то речь не о Толике, — отозвалась Малкова от батареи, гремя цепью.

…Пробежал, значит, Толик косыми глазами эту телеграмму и говорит: «Чушь какая-то!», но взялся читать с выражением: «Привет, Бублик! Думаешь, если пакет акций бидонного заводика к рукам прибрал, так самый умный, да? А вот и фиг! Я тебе щас от хера уши покажу!»

И подо всем подпись — «Сыроежка».

Бублик тут раз! — и подавился семгой. Все закричали! Заметалися! Невеста заплакала…

— Да не может быть! Ведь Сыроежку Плинтус урыл! Полгода как! Ты чо народ зря пугаешь, сука? — испуганно завопил Веретенников.

— Сыроежку уроешь! Как же! И вот что я тебе скажу, Веретенников, хочешь, чтобы с тобой не случилось того же, что со всей этой свадьбой Бублика, близко не подходи к заправкам Сыроежки! Он…он… я думаю, он душу дьяволу продал! — добавила Малкова драматическим шепотом не хуже Толика Колотого. Потом, подумав, прибавила, что вообще-то Сыроежка, как ей по секрету рассказывала Любка-буфетчица, в какой-то жизненный момент к военным тайнам отношение имел. В специальной колонии шесть лет отирался. Так что вся эта сказка может быть и не о чудесах вовсе, а о развитии высоких технологий в российской военной промышленности.

Веретенников укрылся одеялом с головой и внимательно прислушивался к Малковой, надрывавшейся снаружи.

— Кстати, а знаешь, почему Сыроежка получил таку кликуху? — спросила его страшным свистящим шепотом Малкова. — Он, говорят, Лешку Фраера сырым сожрал! Вместе с акциями Газпрома!

— Сказки! — убежденно ответил ей Веретенников из-под одеяла.

— Конечно! — согласилась Малкова и продолжила сказ…

…Ага. Все подумали, что сейчас Сыроежка, как в прошлый раз, подъедет на джипе с ребятами и начнет короткими очередями по окнам палить. Все сразу за столы полезли, на пол попадали, плачут, конечно. Вдруг то из одного конца банкетного зала, то из другого крики дикие стали раздаваться. Душераздирающие! Все слилось в вопль из тысячи грудей… Если точнее, из трехсот шестидесяти семи грудей, поскольку банкетный зал ресторана «Север» рассчитан на 350 человек. Семнадцать человек выскочили из подсобных помещений, гардероба и кухни с точно такими же воплями. Смотрят друг на друга, пальцем тычут кричат от ужаса и… ревут!

Потом Павлик Бабазян заорал Бублику: «Ты где водку брал, гнида? Это же он нас всех водкой потравил!»

— Да чо с ними такое Сыроежка делал? Чо случилось-то? — возбужденно высунулся Веретенников из-под одеяла.

— У всех, включая жениха и невесту, выросли от хера уши, — скорбно ответила Малкова.

— Врешь! — резко выдохнул Веретенников. — И чтобы никто об этом не знал? Врешь! Ну, положим, раз с ними со всеми такое случилось, то круговая порука налицо, никто в здравом уме такое не расскажет! Но ведь на свадьбах фотографируются, видик снимают… Нет, не поверю я тебе, фуфло брехливое! — зло и разочарованно стукнул кулаком по кровати Веретенников. А потом, откинувшись на подушку, протянул мечтательно: «Эх, если бы такую фотку с Бубликом увидать, хоть бы одним глазочком…»

— Ни чо бы это тебе не прибавило! — убежденно сказала Малкова. — Две камеры у фотографа разбили, но не нарочно, там первое время народ от трагедии опомниться не мог. Но одна камера у него осталась, она им потом еще пригодилась, щас расскажу. А вот видеокамера крутилась до упора. Я пленку сама видала, но там только люди носились на уровне пояса. Камеру, видно, на столе бросили. Потом чья-то голова из-под стола высунулась на минуту, так я даже смотреть дальше не смогла — в туалет блевать убежала. Думала поначалу, что вообще беременна, а потом думаю, с чего бы это, а?..

— Малкова, слушай, Малкова! А какие они…ну… эти? — возбужденно перебил ее Веретенников.

— Да я краем глаза только и видела, — ответила Малкова в некотором ступоре. — Большие… мясистые… фиолетовые… сочные… Ой, не могу я про такое говорить, ей богу! Скажу одно, друг ситный! Под бейсболкой такое не спрячешь!

— Ух, ты! — радостно поскреб за ушами Веретенников.

Потом из кухни вынесли полотенца, рулоны туалетной бумаги из подсобки, все головы обмотали бумагой и утерли слезы полотенцами. Бабазян скомандовал ехать в деревню Старые Зятцы к одной старухе-знахарке.

Хорошая была старуха, крепкая такая была ведьма. Один на один выходила с половыми призраками бороться в баню на улице Карла Маркса. Ну, которую еще группировка с мыльного завода держит. Нет, это были не призраки жизни половой, как ты подумал. Ерунда это все, а не жизнь. Баня, оказывается, была построена на месте старинного языческого капища, как говорила эта бабка. Вот, в дополнение к обычным банникам, типа широко известных домовых, завелись там под всеми полками призраки тех, кого когда в далекие века приносили в жертву язычники нашего района.

Так вот бабка их всех победила! А тут… как такое увидела… короче, нет теперь знахарки в Старых Зятцах.

Потом они поехали к колдуну-буддисту из Сухого Лога. С ним случилась та же петрушка.

Потом они разделились. Часть поехала в районную клиническую больницу для хирургического вмешательства — переполох там устроили жуткий, но все до сих пор молчат за большие деньги. Врачебную тайну Гиппократа сохраняют.

А другая часть, вместе с Толиком Колотым, отправилась в Киясовский район. Там надо паромом по течению немного в лесок спуститься и будет последняядеревенька, где уже не то чтобы колдуньи-ведуньи, но сама нечистая сила водится. Толик всех уговорил душу черту продать, стать всем, как Сыроежка, уши себе отчехвостить и тогда уж Сыроежку урыть окончательно, а заодно расправиться с бригадами Верхнего и Нижнего Поливанова, несколько тяготевших к авторитету Сыроежки.

Пока парома ждали, Толик в карман полез за этой телеграммой. Вспомнил он кое-что. Ну, что до конца ее не дочитал. Там под подписью еще какое-то «пы-сы» стояло.

Дочитал и опять выть начал. Сыроежка им написал, что противоядие от ушей он передал своему подельнику Димке Фортунатову в Митяевскую КПЗ. Поэтому, если Бабазян и Бублик такие гордые и не хотят до конца жизни с этими ушами ходить, пускай они через прокурора области Димку из узилища выгребают, раз сами его туда спровадили. И на все про все у них пять часов, потом уши начнут прирастать по-настоящему.

Все опять завыли. Сколько времени зря потеряли! Скоро сказку сказывать, а телепортации в нашем районе пока не придумали! Поэтому Толика самого тогда чуть вместо Сыроежки не кокнули! Митяевка — вон где, прокурор — в области, а они — в Киясовском районе с херовыми ушами, парома ждут!