Сказки гор и лесов - Страница 6

– Я моряк, сказал он. – Море – могучий титан, а суда мои ничтожные щепки. Море хитро и обманчиво, вздымает внезапные бури и выдвигает сегодня подводные скалы там, где вчера была бездонная глубина. Однако, назло его коварству, я полжизни провел на его поверхности, плавая на удачу то к сикулам, то к иберам, то к жителям далекого Тира. Я привык бороться с неведомым и не боюсь черного всадника.

Третий муж просто сказал:

– Пошли меня, вождь: я поеду.

Венд подумал и сказал:

– Вы поедете все трое.

И он встал с седалища, распрямил свою старую спину, расправил широкие плечи и повелел:

– Скажите ему, скажите злодею: старый Венд, который поразил Азов и шестьдесят лет правит Золотым городом, зовет тебя к престолу Зевса судиться за безвинно погубленный тобою народ! Завтра, на рассвете, Венд будет ждать тебя у городских ворот и сразится с тобою на жизнь и смерть, копьем и мечом, на коне и пеший, со щитом и без щита!

Так как борода Венда сильно тряслась, когда он говорил эти слова, то дружина окружила его, умоляя:

– Вождь! Успокойся!

Но Венд дал им знак молчать и вышел из палаты.

Безмолвно ехали три богатыря сквозь темную ночь к холму черного всадника. Круглая луна уже выставила из-за гор большой свой отрезок, но была еще красна и не давала света. Ночь молчала. Только копыта коней позвякивали о кремнистую дорогу. Было душно: казалось, будто небо стало ближе к земле и, как низкий потолок, придавило и сгустило воздух над нею. Ветра не было; неподвижные тучи лежали кое-где на небе, точно спящие чудовища, и закрывали своими черными тушами звезды.

Кони стали. Три рога загремели в ночной тишине. Эхо загрохотало по холмам. Звуки его домчались и в Золотой город. У тысяч жителей дрогнули сердца, потому что молва о вызове Венда разошлась уже между народом, и все поняли, что значит этот грозный призыв.

Еще… и еще… Трижды трубили богатыри, но трижды им не было ответа с вершины холма.

– Явное дело, братья, враг ушел, и мы ждем отклика от пустого места, – воскликнул богатырь-убийца льва, и товарищи согласились с ним.

Но, когда луна поднялась и побледнела, ночь из черной сделалась синею, и черный всадник предстал глазам послов Венда, такой же угрюмый и застылый, как видели они его днем. Тогда богатырь-моряк закричал ему своим густым голосом, привычным к борьбе с ревом ветра и стоном седого моря:

– Витязь! Мы трое – послы к тебе от Венда, царя Золотого города. Дозволь нам говорить с тобою. Коней и оружие мы оставим у подножия холма по посольскому обычаю нашей страны, и верь, что мы не нападем на тебя изменой. Можем ли мы приблизиться к тебе без боязни, что ты поразишь нас?

Моряк замолк… Месяц доплыл до облака и нырнул в его глубь; небо потускло; ветер нежданным порывом коротко свистнул в ущелье; ночная птица где-то крикнула… Наконец послышался ответ – как будто издалека, глухой, сиплый, но такой могучий, словно весь холм вздохнул глубиною своей песчаной груди:

– Идите!

Богатыри поднялись на холм, поклонились всаднику и подивились его росту, коню и тяжелому оружию. Они хотели взглянуть ему в лицо, но черная стальная сетка висела у него с шелома на грудь, спину и плечи. Кольчатая рубаха, кольчатые рукавицы, кольчатая обувь: весь всадник был – как выкованный из стали. Напрасно приветствовали его богатыри: он не ответил им ни словом, ни наклонением головы. Богатыри сели на песок, и так заговорил первый из них – убийца льва:

– Мы привезли тебе вызов на смертный поединок от нашего вождя, старца Венда. Будь на рассвете у городских ворот. Вождь встретит тебя и сразится с тобой за обиженный тобою народ, как некогда сразился он с Азами и уничтожил их. Если же ты силой чар или оружия победишь нашего государя, то не один он богатырь в своем народе! Я первый…

Но – на этом слове – затрепетал богатырь; голос его прервался, и он впился безумными от испуга очами в ночную тьму, которая, за спиной всадника, была как будто и гуще, и туманнее, чем всюду. Слыша, что товарищ умолк, не скончав речи, – богатырь-моряк подумал: «верно, оробел!» и продолжал, за него:

– Наш вождь и все мы в Золотом городе – дружина и народ – одно тело. Не знаем, одолеешь ли ты вас, но, если и одолеешь, дорого станет тебе победа. Грудью пойдет дружина Венда на твои чары, и вот эта, привычная к битвам с людьми и морем, грудь будет первою, которую ты встретишь в бою…

Но тут и моряк оборвался на слове: очи его расширились, волосы на голове зашевелились, колена задрожали, и зубы застучали, как у лихорадочного. Заметив это, третий богатырь встал с земли и, закрыв глаза рукой, чтобы подобно товарищам, как предположил он, не увидать чего-нибудь страшного, спросил:

– Что же прикажешь ты передать Венду?

И опять раздался голос, подобный вздоху песчаного холма:

– Буду!

На обратном пути к Золотому городу третий богатырь спросил:

– Братья! что было с вами? Отчего вы так странно замолкли?

Убийца льва сказал:

– У меня открылись очи на невидимое. Знай, брат: всадник не один на холме. За ним видел я великое полчище образов, бледных, страшных, искаженных судорогами смертельной муки. И в полчище этом был… мой покойный отец. Он рыдал, ломал руки и делал мне знаки, чтобы я замолчал… О, брат! Слово само застыло у меня на устах!

Моряк сказал:

– Я видел то же самое… и своего старшего брата Арна. Лицо его было бело, как известь, а на лбу краснела рана, что привела его к погребальному костру. Далеко, на счастливых островах великого моря, за столбами Мелькарта, убили брата черные люди; а вот в эту ночь он предстал предо мною здесь на горе и, рыдая, молил меня взглядом и движениями, чтобы я не раздражал черного всадника.

– Братья! ‑ воскликнул третий богатырь, – у кого же были мы, кого видели, если он творит такие чудеса?

– Это волшебник! ‑ сказал убийца льва.

– Это злой дух! ‑ сказал моряк.

«Это сама смерть!» ‑ подумал третий богатырь.

Венд ждал возвращения богатырей в своей опочивальне. Бессонный лежал он на ложе, блуждая в темноте открытыми глазами, и думал об умершем сыне и о своем народе, но не плакал и крепко сдерживал накипевшие в сердце слезы, потому что боялся ослабить рыданиями силу своих мышц пред утренним поединком. Молча выслушал он послов и отвернулся от них лицом к стене. Пред рассветом оруженосец вошел в опочивальню, чтобы разбудить Венда, но нашел его уже вооруженным: со шлемом на голове и с мечом у бедра.

– Вождь! заметил он: разве нет у тебя лучшего меча? Ты препоясал свой старинный меч, выкованный из плохой стали неискусными руками грубых горных кузнецов.

– Да! ‑ возразил он. – Но не бойся: его не съела ржа, и он по руке мне, как в дни юности. Им когда-то поразил я азов; им сослужу я последнюю службу своему народу. Дух живет в моем старом мече, – вещий дух любви, чести и свободы, и горе тому, против кого восстаёт этот дух! Верую в него, и не надо мне лучшего меча! Седлай мне коня, и – смело на врага!

Белый туман лежал на горах, долине и стенах Золотого города. Все зубцы на стенах были усеяны людьми, пришедшими видеть поединок, но напрасно они искали своего царя в молочной мгле рассвета. Только его серебряный рог звучал где-то под стеной, в бездне тумана, вызывая ответные трубные звуки на песчаном холме. На дальней вершине загорелась золотая точка; к ней, как стрелы к цели, полетели луч за лучом еще не видного в долине, но уже взошедшего за её крутыми границами, солнца. Горные скаты и обрывы расцветились румяными пятнами. В зыбкие клубы тумана посыпались розы, серебро, золото и драгоценные камни. Молочная мгла заволновалась и стала таять, оседая росою к земле или всплывая паром к легким облакам лазурного поднебесья.

Горожане увидели Венда. В белой одежде, сверкая золотом на панцире и шлеме, возвышался он, верхом на белом коне, на бугре у большого пути из гор в Золотой город. Он был светел лицом, и булатное копье не дрожало в его руке. Он смотрел навстречу солнцу, выплывающему большим шаром из-за высот востока, и, казалось, читал молитвы. Единодушный вопль привета вырвался, как из одних уст и одной груди, у всех горожан, когда они увидели своего героя; а он наклонил свое копье – приветствуя их и прощаясь с ними…