Сказки для психов (СИ) - Страница 2

Виновник происшествия – неуклюжий громадный велосипедист – по странной зигзагообразной траектории ехал дальше вдоль домов, громко и невнятно матерясь сквозь зубы и даже не оглядываясь на того, кого сбил. Аромат свежего перегара летел за ним, как шлейф.

- Идиот! – крикнула Лялечка ему вслед. – Придурок, болван!

Еще несколько секунд она ошарашенно лежала на асфальте, а потом все-таки заплакала. От боли, от обиды, от недоумения. От непонимания, что произошло и почему. От того, как по-дурацки начался этот день – вот уж воистину понедельник! – и как совершенно по-идиотски он продолжается. Мимо торопливо прошли несколько человек; полная растрепанная тетка с большой сумкой покосилась неприязненно, как на пьяную.

- Девушка! – пробился в сознание громкий мужской голос. – Девушка, вы живы?

Крепкая рука подхватила ее под локоть, и опершись на нее, Лялечка села. Спасителем оказался мужчина на вид лет сорока с небольшим, в потрепанной кожаной куртке, очкастый и носатый, похожий на ворона взъерошенной черной гривой.

- Встать можете?

- Кажется, да, - опираясь на протянутую руку, Лялечка попыталась встать – и охнула от резкой боли в колене и бедре. – Ой, кажется, нет… Больно!

Уверенно, но осторожно спаситель поднял ее под мышки, поставил на ноги.

- Ногой пошевелите. Сильно больно? Стоять можете? Как же это вы так неудачно… Неужели не видели?

- Он же сзади был, - всхлипнула Лялечка, отряхивая юбку, - а я номер набирала. Откуда я знала, что он дурак?

- Просто пьяный. Вам еще повезло, что насмерть не зашиб, от пьяных всего можно ожидать. Ну, как? Идти можете?

- Н-не знаю… - пробормотала Лялечка. – Кажется… Ой!

Мужчина поднял с земли ее отлетевшую сумочку и в лучшем стиле фронтовой санитарки перекинул Лялечкину руку через свое плечо.

- Вам, похоже, в травмопункт надо, девушка. Давайте-ка я вас подвезу, у меня тут машина рядом. Я у магазина остановился, а тут смотрю – этот горе-чемпион через дорогу рулит… едва затормозить успел, остановился у обочины, а тут – вы…

Голос его был негромким, спокойным и странным образом отвлекал от боли, поэтому кое-как, кривясь и шипя сквозь зубы, Лялечка сумела доковылять до стоящей у обочины большой серебристой иномарки. Какой именно – Бог его знает, она никогда в машинах не разбиралась.

- Не бойтесь, - сказал ее неожиданный спаситель, распахивая дверцу, - я вас никуда, кроме травмопункта не увезу. Я, конечно, люблю похищать девушек, но не с утра в понедельник.

Лялечка сквозь слезы рассмеялась немудреной шутке. На самом деле, у нее и мысли не возникло… хотя ведь предупреждала мама: не садись в машину к посторонним мужчинам… какая разница, сама она все равно не дойдет, а так… что с нее взять, в кошельке только мелочь, а длинные бабушкины серьги она вчера сняла, когда мыла голову, и забыла с утра надеть. Кое-как подобрав подол плаща и юбки, Лялечка угнездилась на переднем сиденье. Колено горело, бедро тоже. Хорошо хоть, что телефон уцелел.

Да, приятно ехать в теплом салоне машины со всеми удобствами, а не трястись в трамвае. Если бы еще не повод для такого путешествия… украдкой Лялечка рассматривала своего спасителя. Худой, очкастый, растрепанный, в лице и фигуре что-то птичье – в повороте головы, в резких движениях рук. Да и одет как-то… небогато. А машина хорошая. Усмехнулась, вытирая глаза: на принца на белом коне явно не тянет. Скорее, уж на Короля-Дроздоборода. Ой, Господи, а на работу-то она совсем опоздала! Позвонить же надо!

Когда Лялечка закончила сбивчиво и путано объяснять Насте Палне, что с ней приключилось, когда выслушала всю положенную к случаю порцию «кто бы сомневался!» и «за НДС сама отчитываться будешь!» и все-таки опять расплакалась, спаситель сочувственно заметил:

- Видимо, у вас порядки строгие.

- Нет, - сказала она и снова расплакалась, - это просто потому, что я такая…

- Какая? – не отрываясь от дороги, спросил спаситель.

- Непутевая.

- Интересное заявление, – заметил он. – Обычно люди склонны считать виноватыми других, а не себя. Впервые встречаю такое. И что, на самом деле непутевая?

Машинально Лялечка отметила грамотную и чистую его речь, без обычных «типа того», блинов и прочих вкраплений. Объяснила, комкая в пальцах платок:

- Я все время все путаю, теряю, делаю не так. И опаздываю не в первый раз. Поэтому так… а еще сегодня – последний срок сдачи НДС, вот Настя Пална и сердится.

- Вы бухгалтер?

- Да. А вы? – рискнула спросить она.

- А я директор.

- Своя фирма?

- Нет, - он рассмеялся. – Музей.

«Вот почему так правильно говорит», - подумала Лялечка, но уточнить, что за музей, не успела: они приехали.

В травмопункте им повезло: не было очереди, зато нашлась удобная скамейка в коридоре. Врача, правда, на месте тоже не оказалось, но ждать пришлось недолго, минут пятнадцать, по российским меркам – мгновенное обслуживание. Только вот очень уж холодно – отопление еще не включили, пусто и как-то… тоскливо, что ли. Но такая тоска нападала на Лялечку во всех казенных местах, от поликлиник до сберкасс или налоговых.

Пока сидели и ждали, спаситель рассказал, что живет вообще-то не здесь, а сюда приехал в отпуск, к матери. Решил приехать пораньше, завернул к магазину, чтобы к завтраку маме печенья купить, а тут…. вот.

- Так вы идите, я же вас задерживаю! – ужаснулась Лялечка. – Как же можно!

- Пустяки, - отмахнулся он. – И кстати, давайте уже познакомимся?

Лялечка вспыхнула.

- Ляля, - пробормотала она. - То есть Елена Викторовна.

- Костя, - сказал он ей в тон. – То есть Константин Сергеевич.

- Кто там с травмой? – раздался голос из кабинета. – Проходите!

Все оказалось не так уж плохо – только ушиб, ни перелома, ни трещин в костях. Покой, холод и лежать, а больничный – в поликлинике у хирурга. Ковылять еще и до поликлиники Лялечка отказалась категорически – там очередь в два часа длиной, больно, да и совесть надо иметь, у человека свои дела, пусть даже в отпуске. Так что она попросила Костю отвезти ее домой и этим ограничиться. А с хирургом разберется сама.

Обратно ехали молча. Только однажды, притормозив на светофоре, Костя, глядя на капли дождя, барабанящие по лобовому стеклу, негромко пробормотал:

- «В нас тлеет боль внежизненных обид,

Томит печаль и глухо точит пламя».

Лялечка, в этот момент рывшаяся в сумке в поисках ключей от квартиры, машинально отозвалась:

- «И всех скорбей развернутое знамя

В ветрах тоски уныло шелестит».

- Ничего себе! – Костя развернулся в ее сторону. – В первый раз встречаю девушку, которая с ходу опознает Волошина и знает его наизусть.

- Да ведь и я тоже… в первый раз… - отозвалась Лялечка, ошарашенная не меньше.

- Вы ведь бухгалтер?

- А что, бухгалтеры не могут любить поэзию? – с вызовом спросила она.

- Нет, отчего же. Но – не Волошина.

- Почему, позвольте спросить?

- Он слишком… необычен и своеобразен, на мой взгляд. Обычно люди говорят, что любят Пушкина, даже если это не так, потому что проще, понятнее…

- Это Пушкин-то проще? – перебила возмущенная Лялечка. – Да ничего подобного!

- Простите, Елена Викторовна, вы меня не так поняли. Считается, что Пушкина любят все, понимаете? Вроде как неприлично признаваться в том, что ты его не любишь. Поэтому и знают его все – ну, хотя бы пару строк из школьной программы или сказки. А учить наизусть Волошина… вы заканчивали филфак?

- Нет, - грустно призналась Лялечка, - экономический. Я просто очень люблю поэтов Серебряного века.

- Как же вас занесло на экономический? Если не секрет?

- Мама заставила. Да я уже и привыкла вообще-то.

- Понятно, - пробормотал Костя и замолчал.

- Ну, а вы? – робко спросила Лялечка. – Вы-то откуда Волошина знаете?

- Вас это удивляет?

- Вы же мужчина, а не юная барышня, - ответила она хмуро.

- Я… - Костя усмехнулся. – Я музейный работник. Искусствовед по образованию. Мне по должности положено. Кстати, мы почти приехали. Командуйте, куда сворачивать, я, признаться, подзабыл за прошедшие годы, где тут какой проезд.