Сказки дервишей - Страница 16

– Только из алчности ты решил, что Хаким трус. Побольше таких умников, как ты, и окажется, что его жизнь и вовсе не имела никакого смысла.

Тут Хаким вышел из своего укрытия и, представ перед изум-ленными супругами, сказал, обращаясь к дровосеку:

– Я – Хаким Тай. Отведи меня к правителю и потребуй от него обещанную награду.

Его слова произвели на старого человека такое сильное впечатление, что он, устыдившись своего поведения, заплакал и сказал:

– Нет, о великий Хаким, я не могу этого сделать.

– Если ты меня не послушаешь, я сам явлюсь к султану и расскажу ему, что ты меня укрывал. Тогда тебя казнят за измену.

Между тем люди, разыскивающие в горах беглого султана, услышали их спор и подошли к ним. Поняв, что перед ними ни кто иной, как сам Хаким Тай, они схватили его и повели во дворец. Позади всех плелся несчастный дровосек.

Представ перед правителем, каждый из толпы, стараясь перекричать остальных, заявлял, что именно он первым схватил Хакима. Султан же, ничего не понимая, смотрел то на одного, то на другого, не зная, как поступить. Тогда Хаким попросил позволения говорить и сказал: «О, султан, если ты хочешь решить это дело по справедливости, то выслушай меня. Награды заслуживает только тот старик, а не эти люди. – И Хаким указал на дровосека, стоявшего в стороне. – Выдай ему обещанные пять тысяч и поступай со мной, как хочешь».

Тут дровосек вышел вперед и рассказал правителю о том, как Хаким ради спасения его семьи предложил себя в жертву.

Султан был так изумлен услышанным рассказом, что тут же вернул Хакиму его трон, а сам возвратился назад в свое царство и увел с собой армию".

Дервиш окончил рассказ и замолчал.

– Отличная история, дервиш! – воскликнул иранский султан, позабыв о своей угрозе. – Из такой истории можно извлечь пользу. Но для тебя она в любом случае бесполезна, ведь ты ничего не ждешь от этой жизни и ничем не владеешь. Другое дело я. Я султан, и я богат. Аравийские правители, питающиеся вареными ящерицами, не могут сравниться с персидскими, когда речь идет об истинной щедрости. Меня посетила счастливая мысль, но не будем тратить время на болтовню, к делу!

И султан тут же велел созвать к себе самых лучших в Иране архитекторов и строителей, когда же они, коленопреклоненные, предстали перед ним, приказал им выстроить на широкой городской площади дворец с сорока окнами, чтобы в нем размещалась огромная казна для золотых монет.

Спустя некоторое время такой дворец был выстроен. Султан приказал заполнить размещавшуюся в нем казну золотыми монетами, и со всей страны в столицу согнали множество людей, верблюдов и слонов, которые в течение нескольких месяцев перевозили золото из старой казны в новую. Наконец, когда работы были окончены, глашатаи огласили указ: «Слушайте все! По воле царя царей, фонтана щедрости выстроен дворец с сорока окнами. С этого дня Его Величество через эти окна собственноручно будет раздавать золото всем нуждающимся. Спешите все ко дворцу!». Итак, ко дворцу потекли, что вполне естественно, неисчислимые толпы народа. Изо дня в день султан появлялся в одном из сорока окон и одаривал каждого просителя золотой монетой.

И вот однажды, раздавая милостыню, султан обратил внимание на одного дервиша, который каждый день подходил к окну, получал свою золотую монету и уходил.

Поначалу монарх решил, что дервиш берет золото для какого-либо бедняка, который не в состоянии придти за милостыней сам. Затем, увидев его снова, он подумал: «Может быть, он следует дервишскому принципу тайной щедрости и одаривает золотом других». И так каждый день, завидев дервиша, он придумывал ему какое-нибудь оправдание. Но когда дервиш пришел в сорок первый раз, терпению султана пришел конец. Схватив его за руку, монарх в страшном гневе закричал: «Наглое ничтожество! Сорок дней ты ходишь сюда, но еще ни разу не поклонился мне, даже не произнес ни одного благодарственного слова. Хоть бы улыбка однажды озарила твое постное лицо. Ты что же, копишь эти деньги или даешь их в рост? Ты только позоришь высокую репутацию залатанного одеяния!»

Только султан умолк, дервиш достал из рукава сорок золотых монет, которые он получил за сорок дней, и, швырнув их на землю, сказал:

– Знай, о султан, что щедрость тогда воистину щедрость, когда проявляющий ее соблюдает три условия.

Первое условие – давать, не думая о своей щедрости.

Второе – быть терпеливым.

И третье – не питать в душе подозрений.

Этот султан так никогда и не стал по-настоящему щедрым. Щедрость для него была связана с его собственными представле-ниями о «щедрости», и он стремился к ней только потому, что хотел прославиться среди людей.

Эта традиционная история, известная читателям из классического произведения на урду «Истории четырех дервишей», кратко иллюстрирует весьма важные суфийские учения.

Соперничество без основных качеств, подкрепляющих это соперничество, ни к чему не приводит. Щедрость не может быть развита в человеке до тех пор, пока другие добродетели так же не будут развиты.

Некоторые люди не могут учиться даже после того, как перед ними обнажили учение. Последнее продемонстрировано в сказании первым и вторым дервишами.

Мауляну Бахааддина Накшбанда спросили однажды: «Как объяснить встречающиеся во многих историях случаи, когда великие учителя одним взглядом или каким-либо иным косвенным воздействием одухотворяли невежественных людей или детей, находящихся с ними в контакте?»

В ответ Бахааддин рассказал следующую притчу, заметив при этом, что притчи тоже представляют собой метод косвенного одухотворения. Итак, вот история, рассказанная Накшбандом:

Во времена великой Византийской империи один из визан-тийских императоров заболел какой-то странной болезнью и никто из его докторов не знал от нее лекарства.

Во все концы страны были разосланы гонцы, которые должны были оповестить великих мудрецов и искусных лекарей о болезни византийского государя и подробно описать им симп-томы этой болезни.

Один посланец прибыл в школу аль-Газали, ибо слава этого величайшего восточного мудреца достигла Византии.

Выслушав послание, аль-Газали попросил одного из своих учеников отправиться в Константинополь и осмотреть императора.

Когда этот человек, а звали его аль-Ариф, прибыл к византийскому двору, его приняли со всевозможными почестями и тут же ввели в императорские покои. Шейх аль-Ариф первым делом спросил у придворного врача, какие лекарства уже применяли и какие намеревались применять. Затем он осмотрел больного.

Кончив осмотр, аль-Ариф сказал, что необходимо созвать всех придворных и тогда он сможет назвать средство, которое излечит императора.

Все приближенные собрались в тронном зале и суфий обратился к ним:

– Его Императорскому величеству лучше всего использовать веру.

– Его величество нельзя упрекнуть в недостатке веры, но вера нисколько не помогает ему исцелиться, – возразил духовник императора.

– В таком случае, – продолжал суфий, – я вынужден заявить, что на свете есть только одно средство для спасения императора, но оно такое страшное, что я даже не решаюсь его назвать.

Тут все придворные принялись его упрашивать, сулить богатства, угрожать и льстить, и наконец, он сказал:

– Император излечится, если искупается в крови нескольких сотен детей не старше семи лет.

Когда страх и смятение, вызванные этими словами, несколько улеглись, государственные советники решили, что это средство нужно попробовать. Некоторые, правда, сказали, что никто не имеет права брать на себя ответственность за такую жестокость, подсказанную к тому же чужеземцем сомнительного происхожде-ния. Большинство, однако, придерживалось мнения, что все средства хороши, когда речь идет о спасении Великого императора, которого все уважали и чуть ли не обожествляли.

Когда об этом рассказали императору, он наотрез отказался. Но его принялись упрашивать: «Ваше Величество, вы не имеете права отказываться, ведь ваша смерть большая потеря для империи, чем смерть всех ваших подданных, не говоря уже о детях». В конце концов им удалось его убедить.