Сказка про белого бычка - Страница 54

— Э, какого сатира?! — возмутился Садай, когда один из гвардейцев оказался уж слишком бесцеремонным, ущипнув юношу за задницу.

Стражник оскалил желтые, похожие на лошадиные зубы и заржал. Его поддержали и остальные воины.

— Вот я вас! — схватился за гладиус араб.

И тут же ему в грудь уперлось три или четыре меча гвардейцев. А воин, что их привел, жестом показал, чтобы оружие было положено на землю.

— Еще чего! — воспротивился Зуль-Карнайн.

— Делай, как велено, — процедил сквозь зубы Роман. — Видишь же, нам здесь не рады.

— То-то я и смотреть, что эти гады похожи на тех, который на нас нападал.

— Глазастый ты, — похвалил Роман, уже давно понявший, откуда ветер дует.

Значит, нападение было организовано местным духовенством. Только зачем? Хотели поссорить царя Артава с римлянами? А смысл? Что за игру ведет почтенный Вазамар?

Молодых людей в буквальном смысле отконвоировали в какое-то сырое подвальное помещение, освещенное несколькими жутковатого вида светильниками, сделанными из собачьих или волчьих черепов.

— Нас тут не будут пытать? — передернул плечами Садай. — Нехороший место!

— Это точно, — согласился с приятелем Градов.

— Проходите, гости дорогие, — послышался из сумрака скрипучий старческий голос.

Вслед за ним на свет вышла высокая фигура. В благообразном бородатом старце Роман узнал верховного жреца. Только сейчас он был не в огненно-желтом одеянии, а в белом, как и приличествует служителю зороастрийского культа. Цвет чистоты духа и тела.

Мобедан мобед приблизился, и журналисту впервые представилась возможность получше разглядеть его. Вазамару было лет под шестьдесят или чуть больше. Высокий, худощавый, но не болезненно. Лицо чистое, почти без морщин. Борода и усы седые, а брови, домиком нависавшие над глазами, черные.

Жрец тоже разглядывал питерца своими желтыми глазами старого тигра. Взгляд у святейшего был очень тяжелым. Пронизывающим до самых потаенных глубин души.

— Мир тебе, достопочтенный Вазамар! — пискнул красавчик, которому надоела эта странная игра в гляделки между жрецом и бактрийцем.

Святейший не ответил. Его занимал только один из этих двух чужаков.

— Так это ты расправился с разбойниками? — наконец осведомился он. — Один?

— Да, достойнейший, — подтвердил русский.

— Как твое имя, и откуда ты родом?

— Румийцы зовут меня Ромулом Урбино, а родом я из Бактрии, — по легенде отрапортовал журналист.

— Ну-ну, — прищурился старик. — Из Кушан, значит…

Сделал приглашающий жест рукой, показывая куда-то в темноту, и произнес пару слов. Каких, Роман не разобрал, поняв только, что таки влип. Потому как речь уж больно походила на индийскую, которая Градову не была знакома.

Кивнув, парень смело подался вперед, заметив ехидную ухмылку, мелькнувшую в усах Вазамара.

Пройдя шагов десять, молодые люди наткнулись на мужика с факелом. Тот вежливо поклонился им и осветил пол.

В паре метров от них, на полу, на расстеленном одеяле лежало четыре тела, одетые все в те же черные одежды. Присмотревшись, Роман понял, что эти люди уже несколько дней как мертвы. Тление уже слегка тронуло их. Если бы не процедура опознания, то по маздаяснийским поверьям покойников уже давно следовало бы отдать на растерзание орлам и хищному зверью, чтоб очистились кости, которые затем собрали бы и захоронили.

И еще одно увидел журналист, осмотрев трупы.

Этих людей убили… из огнестрельного оружия. Откуда оно здесь взялось? Хотя понятно, в руки жрецов попали пушки узбеков. Интересно, как неграмотные хорезмийцы научились так лихо обращаться с пистолетами и так метко стрелять?

— Это те самые люди, что напали на вас? — тигриные глаза старца не отлипали от лица Романа.

— Они, — засвидетельствовал питерец.

— Хорошо. Значит, рука Ахура-Мазды совершила справедливую месть. Вы удовлетворены? — обратился мобедан мобед к легионеру.

— Я доложу послу, — пообещал Садай.

— И ладно. Не стану вас задерживать, дети мои. К тому же мне пора к малеку, доложить его величеству о результатах вашего осмотра.

Молодые люди, испытывая большое облегчение от того, что их «не стали задерживать», поспешили откланяться.

Когда Садай уже покинул помещение, а Роман замешкался на выходе, Вазамар окликнул его.

— Постой, юноша.

Подойдя вплотную к русскому, святейший протянул ему руку.

— Вот, возьми в награду от меня.

В руке жреца была зажата увесистая золотая цепь с зороастрийским амулетом фраваши, представлявшим собой крылатый солнечный диск с возвышающейся над ним фигурой Ахура-Мазды. Точно такой же знак, только величиной почти в две ладони, висел на груди у самого мобедана мобед.

— Позволь, я сам одену тебе его, — попросил старец.

Молодой человек замялся.

— Спасибо, святейший. Однако я уже ношу на груди священный амулет, подаренный мне моим учителем…

Он вытащил из-под туники серебряную тришулу Спитамена-ака.

При виде её у старика затряслись губы. Протянутая рука с цепью безвольно опустилась.

— Ну, как знаешь, — сухо выдавил из себя Вазамар. — Ступай… бактриец.

По выражению желтых старческих глаз журналист понял, что нажил себе смертельного врага.

— …Эх, дурак ты, Ромул. Такой кусок золота не взять, — возмущался Садай по дороге к базару. — Дедушка от всей душа подарок тебе сделать, а ты… тьфу.

— Ты не понимаешь, я просто не мог этого сделать, — замялся Роман. — У меня уже есть амулет, тришула. Подарок моего учителя, который очень много для меня значит. Это что-то вроде веры, тайной истины. Принять дар от Вазамара означало бы предать самого себя, все то, чего я достиг и к чему стремлюсь.

— Тебя же никто не заставлять носить этот амулет. Мы могли бы его продавать и выручить столько ауреусов… — Юноша закатил глаза, что-то прикидывая. — Ух, я даже подсчитать не мочь! Можно было б гулять целый неделя, нет, месяц! А то и того дольше. Может, вернемся, а?

— Прекрати, если бы я взял ожерелье, это бы значило, что склоняюсь перед мобеданом мобед и признаю его могущество. Я не собираюсь преклоняться перед этим стариком, хотя и отлично понимаю, что, отвергнув его подарок, стал его врагом. Но в любом случае, поступить по-другому я не мог, просто не имел права. Так что тема закрыта.

С этими разговорами парни и не заметили, как дошли до базара.

Градов помнил о просьбе врачевателя купить барашка для гаруспиций, а также о том, что обещал коммилитос устроить пирушку.

— Пойдем-ка, разведаем, что почем.

— Оу, я любить базар, очень любить, — заулыбался араб. — Только смотри, без меня ничего не покупай, а то ушлый продавцы могут подсунуть гадкий товар.

Так, сначала бараны. Потом можно прикупить немного вина для товарищей, а еще зелени, сыру да лепешек на закусь.

Зуль-Карнайн, отчаянно жестикулируя, уже вовсю разговаривал с одним из торговцев.

— Да что ты говоришь! — возмущался он, щупая за бок упитанного барашка. — Это ведь сплошные кожа да кости. Больше двух денариев я тебе не дать.

Лицо щуплого мужичка, очевидно хозяина животины, удивленно вытянулось.

— Ты чего, парень, он же верных шесть серебрушек стоит. Посмотри, жирный какой. Самое оно, шашлык отличный выйдет, это я тебе обещаю.

Садай хитро прищурился, ткнув пальцем в скотину.

— Какой-то он больной у тебя на вид, — подмигнул он питерцу. — Глаза мутные, шерсть весь в колтунах, копытца облезлые. Ну, точно чумной, ты только глянь, Ромул.

Понятное дело, что никаких признаков той или иной болезни рогатый на самом деле не имел, поэтому Градов решил не участвовать в маленькой игре товарища, только хмыкнув себе под нос.

— Какая чума, упаси пресветлый Ахура-Мазда! — вытаращив глаза, испугался мужичок. — Думай, что говоришь, уважаемый. У меня самые лучшие бараны на весь Хорезм. Еще никто не жаловался. Всего пять серебряных монет! Замечательная цена! Только для тебя. С утра по восемь продавал, клянусь Анахитой!