Сказка про белого бычка - Страница 37

Зато какие штуки они могли вытворять!

Зажигательные танцы, где каждый жест что-то означал и вызывал прилив жгучего неосознанного желания.

А эти их йоги и факиры, умевшие изогнуться, словно завязывая свое тело в узел. Владевшие непостижимым искусством ходить босиком по горящим углям или битому стеклу и лежать на подстилке, утыканной острыми гвоздями. Заставлявшие жутких ядовитых змей плясать под свою дудку…

Вот и этот удивительный парень был, наверняка, из их породы.

Еще в первый раз взглянув на него, Валерия почувствовала какой-то непонятный толчок в груди. Словно обожгло сердце жарким пламенем.

Потом лечение отца. Было что-то странное в движениях и взгляде молодого человека. Римлянка готова была поклясться, что, когда он протянул руки к ране сенатора, из них выскочил сгусток пламени, прижегший рану и заставивший её почти моментально затянуться. А на лбу Романа, или это ей только почудилось, на пару неуловимых мгновений проступил… третий глаз. Точь-в-точь как у кушанских богов.

И затем, во время своего танца, он снова напомнил ей одного из необычных небожителей Бактрии. Того самого, которого изображали танцующим.

Ух, эта пляска!..

Валерия и представить не могла, как возбуждающе может действовать на женское естество вид танцующего обнаженного мужчины.

Ей не раз, как хозяйке дома, приходилось принимать участие в пиршествах, устраивавшихся отцом для гостей. Обилие голых тел не смущало её. Видела она и то, чем обычно завершались эти оргии, хотя Руф оберегал целомудрие дочери и отсылал её еще до того, как гости начинали терять человеческий облик, превращаясь от вина и разожженной им похоти в диких зверей. Но ни разу не испытывала она ничего подобного.

На миг потеряла способность здраво соображать и почти уже сорвалась с места, чтобы вцепиться в это сильное, несказанно красивое тело, будто вышедшее из-под резца искусного ваятеля. Что бы она стала делать с ним, Валерия не знала, но… тут пляска закончилась, и девушка застыла, так и не сделав рокового шага.

С того дня она не находила себе места. И только забота о здоровье отца отвлекала её от мыслей об удивительном варваре.

Но это днем…

А ночью кошмар продолжался. Ей грезилось это смуглое танцующее тело, с которым она проделывала такое, о чем приличной незамужней девушке не то что говорить, но и думать не полагалось. О чем писал срамник Овидий в своей «Науке любви».

Занятно, что варвар, как оказалось, хорошо знал эту поэму. И не только её.

Он подолгу мог пересказывать сюжеты различных произведений греческой и римской литературы. Разбирался в вопросах живописи, скульптуры и архитектуры. Еще и побывал во многих местах. Но о своих путешествиях почему-то распространялся неохотно, чего-то явно не договаривая.

Ну и пусть. Валерия уже привыкла к тому, что у мужчин бывают важные тайны. Взять хотя бы её отца. Вот уж точно Двуликий Янус. Наверное, в его голове сосредоточены все тайны мировой политики Империи.

Сенатор, благодаря совместным усилиям Сорана Эфесского и пленного бактрийца, заметно шел на поправку. Уже на третий день он так окреп, что даже велел, чтобы его на носилках вынесли из палатки подышать свежим воздухом.

Марк Сервий, видя такое дело, решил развлечь начальника и родственника диковинным зрелищем.

— Ты что-то говорил о поединке против десятерых моих воинов? — напомнил он Роману.

Если бы бактриец отказался, центурион не стал бы настаивать. Уж больно пригодился парень. Буквально вытащил посла с того света.

По-хорошему, с него бы годилось снять рабский ошейник, но…

Ладно, сам ведь напросился на единоборство с римлянами. На всякий случай офицер предупредил своих парней, чтоб не усердствовали в избиении варвара. Так, поучили малость уму-разуму, но без членовредительства. Бактриец еще может пригодиться.

— Говорил, — подтвердил глупец.

— И как, готов?

— Конечно, — улыбнулся молокосос, щеря идеальные белые зубы.

— Не бойся, я отобрал самых слабых, — ободрил его ветеран.

— Достойнейший, — поклонился центурион консулу. — Вот этот варвар утверждает, что может выстоять против десятерых наших легионеров. Без оружия против невооруженных. Как, позволишь ли доказать ему свою удаль?

Руф, отхлебнув из кубка странного отвара под названием «чай», посмотрел, прищурившись, на своего спасителя. Ничего похожего на благодарность он к дикарю не испытывал. Тот выполнил долг перед великим Римом, и не больше. Как должен это делать любой носящий рабский ошейник по отношению к своему господину.

— Дозволяю! — кивнул милостиво и, услышав тревожный вскрик дочери, вздел брови. — Ты чего, дорогая?

— Нет, нет, ничего, — поспешно молвила девушка, метнув косой взгляд на варвара.

Взор этот был замечен сенатором и, надо сказать, весьма ему не понравился. Не хватало еще, чтобы девочка потеряла голову от этого самца, надо отдать ему должное, весьма породистого. Нет, надо быстрее отвезти ее в Рим и подыскать хорошую партию.

Десяток крепких мужчин. Пожалуй, даже слишком крепких для «самых слабых бойцов», как выразился центурион. Видать, специально отобрали.

— Хотите посмеяться над глупым варваром? — с улыбкой не то сказал, не то подумал Градов. — Так посмеемся вместе.

Легионеры стаскивали рельефные нагрудники и оставались в коротких рубахах и туниках. Каждый был обут в широкие сандалии на мягкой подошве. Журналист, наоборот, разулся.

— Здесь не борьба, — ухмыльнулся центурион. — Будешь драться босой?

— А почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответил питерец.

Настоящий варвар.

Когда широкоплечие римляне построились в шеренгу, Роману стало не по себе.

Легкая неуверенность прокатилась по затылку, застучало в груди. Дыхание участилось, и парень с трудом удержал себя, чтобы не сделать успокаивающую гимнастику. Проклятые инстинкты!

Вышел на расчищенное для поединка пространство. Несколькими движениями размял затекшие от длительного стояния плечи. Взмахнул руками и глубоко вдохнул.

Римляне приблизились строем. Совсем как в пошлом анекдоте: «…и дружным строем отправились на…»

От глупого воспоминания стало очень весело. Журналист разулыбался в полный рот.

Легионеры непонимающе переглянулись. Мало того, что нашелся дурак, голыми руками собравшийся уложить десятерых. Так еще ухмыляется. Тут явно Бахус замешан.

— Ну что, начинаем? — спросил центурион.

Он обращался к Роману, и на лице офицера была написана готовность отменить поединок. Видно было, что жалеет глупого юнца.

Ну нет, решил Градов, демонстративно кивая головой. Раз захотели представления — тогда устроим.

— Вперед! — скомандовал командир легионеров, убираясь из круга.

Он понимал, что сейчас начнется заварушка и лучше держаться подальше.

— Дайте я сперва попробую, — тяжелым басом попросил самый здоровый римлянин.

Он почти на полголовы превышал любого присутствующего. В том числе и Ромку.

Остальные легионеры не возражали. Без сомнений, здоровяк пользовался немалым авторитетом.

Противник вышел вперед, поигрывая мышцами. Туника на груди затрещала, жалуясь на нелегкую судьбу.

Роман подступил на шаг и остановился. Больше никто не двинулся с места. Все с интересом наблюдали за разыгрывающимся зрелищем.

— Порвет он варвара, — сказал кто-то из толпы легионеров и добавил святотатственное: — Клянусь сосками Венеры — порвет!

— А ну, цыц! — рявкнул Марк Сервий.

И в тот же момент здоровяк накинулся на журналиста.

Еще до начала поединка Градов правильно оценил соперника. Слишком большой и сильный, чтобы двигаться быстро. Такая махина не станет уклоняться от ударов, а попытается подмять соперника под себя. Задавит весом.

Как и ожидал Роман, боец без ложных выпадов просто шагнул вперед и раскинул руки. В глазах так и читалось: дай только обнять тебя маленько — мигом ребра затрещат.