Скажи герцогу «да» - Страница 2

– Вы непозволительно дерзки! – вспыхнула Дженис. – Но да, мы приехали не на чашку чаю, а собираемся пробыть здесь месяц.

Гордо выпрямившись на сиденье, Дженис, несмотря на раздражение, которое вызывал в ней этот нахал, вдруг ощутила безумное желание дотронуться до его лица, обхватить ладонью подбородок, просто чтобы удержать эту его улыбку и любоваться ею столько, сколько захочется. Все остальное в нем ее совершенно не трогало.

– Мы здесь по приглашению вдовствующей герцогини.

– Как такое могло случиться без ведома герцога? Она что, вообразила себя королевой?

Дженис буквально потрясли его слова.

– А что, только королевы приглашают гостей?

Брошенный скептический взгляд им вовсе не обескуражил ее.

– К вашему сведению, она все ясно и понятно изложила в своем письме. – Дженис произнесла это холодно, хотя внутри у нее все кипело: что значит – «возомнила себя королевой»? – Оно в моем чемодане, и я готова показать его ответственному лицу, но уж никак не вам. И вообще: кто вы такой, скажите на милость? Фермер-арендатор? Или один из грумов герцога?

Мужчина надменно вздернул бровь и уже открыл рот, собираясь ответить, когда Изобел, ахнув, воскликнула:

– Да это же сам герцог!

– Иззи! – похолодела Дженис.

Губы незнакомца изогнулись в довольной усмешке.

– Я и в самом деле грум, однако мои обязанности не ограничиваются конюшней. Мне поручено охранять неприкосновенность этого поместья, поэтому не трудитесь выдумывать какую-нибудь нелепую историю, почему вам просто-таки необходимо здесь остаться. Я достаточно таких наслушался, уверяю вас.

Насмешливый блеск в его глазах необычайно нервировал Дженис. Что его так забавляло? И даже если была тому причина, как он смел смотреть на нее подобным образом? Она все-таки дочь маркиза, и хотя ей нечасто доводилось бахвалиться этим фактом, разве она не вправе требовать к себе по меньшей мере чуточку уважения?

Она окинула его надменным взглядом:

– Но мы не сделали ничего дурного. Вдовствующая герцогиня действительно пригласила меня погостить, и я могу это доказать. А вы самый дерзкий, непочтительный, – «и обворожительный», – грум из всех, кого я когда-либо встречала…

– Полагаю, ваш кучер ушел вперед с лошадьми, – спокойно перебил ее грум. – Эту дорогу содержат в безукоризненном порядке, так что здесь ней нет никаких рытвин или выбоин. Признавайтесь, которая из вас придумала этот трюк? Или это проделка вашего кучера? Письмо достаточно легко сбросить со счетов – кругом полно умельцев подделывать документы, – но сломанное колесо дает дополнительный шанс задержаться до тех пор, пока историю с письмом подвергают проверке. Замысловато-усложненная уловка, леди.

– Здесь нет никакой уловки, – горячо возразила Дженис, но ей трудно было продолжать на него сердиться.

Его же глаза тем временем наполнились бурным восхищением. Или, возможно, он против собственной воли почувствовал к ней уважение, но уважение совсем не того рода, к которому она привыкла, не то формальное показное почтение, которое ей обычно оказывали поклонники, слуги и вообще окружающие как падчерице маркиза.

Его уважение больше походило на то, которое она заслужила в детстве у своего старого друга Дикона. Когда ей было восемь лет, а ему девять, она умела балансировать на одной ноге гораздо дольше, чем он. И этот мужчина смотрел на нее точно так же, как будто она обладала особым талантом, неким мастерством, неповторимой сноровкой.

Но ведь так оно и есть, подумала Дженис: у нее действительно множество всяческих талантов и достоинств.

Это была важная и чудесная мысль – такие не посещали ее уже очень давно, – и уверенность девушки в себе значительно окрепла.

– Хотелось бы понять, что за шутку вы затеяли, любезный. Я леди Дженис Шервуд, а это моя камеристка, мисс Изобел Дженкинз.

– Из бродячего цирка Дженкинзов, – вставила Иззи с гордостью.

Грум удивленно приподнял бровь, но Дженис даже не подумала объяснить. Изобел никогда не упускала возможности напомнить о своих родичах и их необычном образе жизни, и никто не смел упрекнуть ее за это.

– Вы глубоко заблуждаетесь, предполагая, что мы оказались здесь под вымышленным предлогом и заранее спланировали это небольшое происшествие, – обвинительным тоном заявила Дженис, а он лишь лениво оперся о дверцу кареты, по-видимому, ничуть не тронутый ее гневными словами. – Не будь я так взволнована известием о недомогании вдовствующей герцогини, после того как мы едва не разбились в этой карете, обиделась бы еще больше. Кстати, вы до сих пор не представились.

– Люк Каллахан к вашим услугам. Спасибо, что поинтересовались. Вы первая из потаскушек, что набивались в гости к герцогу за те шесть недель, что я нахожусь здесь, кто пожелал узнать мое имя.

«О Господи! Эти глаза… Зрачки как маленькие черные бриллианты в окружении сапфиров радужной оболочки».

– Приятно познакомиться, мистер Каллахан… – Дженис вдруг судорожно сглотнула. – Минуточку, что вы сказали?

Она посмотрела на Иззи:

– Я не ослышалась – он назвал меня потаскушкой?

Изобел молча кивнула, глядя на нее широко раскрытыми глазами.

– Готов взять свои слова обратно, – лениво проговорил Каллахан, в тоне его не было и намека на сожаление, – если вы прекратите ломать комедию. Отправлять вас обратно уже поздно: снегопад предоставил вам прекрасный повод остаться, даже лучший, чем сломанное колесо, – но вам придется вести себя прилично, пока вы здесь.

– Прилично? – едва ли не выкрикнула Дженис. Она и так ощущала себя ужасно чопорной, что случалось с ней только тогда, когда происходящее было выше ее понимания. – Я не знаю, что вы имеете в виду, но это лишено всякого смысла. Абсолютно. Боже мой! Раскройте глаза: что непристойного во мне вы увидели? Шляпку, накидку? Они вполне пристойны…

– Ну полно. – Он сочувственно улыбнулся. – Мы с вами прекрасно знаем, что даже самые скромные вещи не в состоянии скрыть вашу страстную натуру.

– Мою… что? – Она шумно втянула воздух. – Если вы не перестанете говорить глупости…

– Позвольте объяснить доходчивее. – И не успела Дженис ахнуть, как Каллахан без излишних церемоний схватил ее за руку и с силой потянул на себя.

Сердце Дженис бешено забилось.

– Что вы делаете, во имя всего святого? Подумать только, что вы себе позволяете!

Потрясение мгновенно переросло в гнев, гнев побудил к действию, и она изо всех сил вцепилась в дверцу кареты. Ему, однако, хватило одного резкого движения, чтобы оторвать ее от экипажа и заключить в объятия, где она и затрепыхалась, как муха в паутине.

Изобел пронзительно вскрикнула как раз в тот момент, когда он ногой захлопнул дверцу кареты и опустил Дженис на землю.

– А вы неплохо подготовились, – даже с некоторым одобрением произнес Каллахан, продолжая крепко прижимать ее к груди. – Мало кому известно, что вдова находится в поместье. А это колесо… должно быть, вы готовы любой ценой добиться освобождения. От чего только, хотелось бы знать? Почему такая горячая особа нуждается в спасении?

– Отпустите меня, – произнесла сквозь зубы Дженис, услышав, как за ее спиной Изобел открыла окошко кареты. – Я дочь маркиза.

– Все вы так говорите, – усмехнулся негодяй, заводя ее руку ей за спину. – Но должен вас предостеречь: если возлагаете какие-то надежды на объяснение с герцогом, которого преследуете, то вас ждет разочарование. Если вы благоразумны, то уедете сразу же, как только очистится дорога. – Он умолк, но только для того, чтобы окинуть всю ее фигуру, от головы до пят, оценивающим взглядом.

Дженис не осталась в долгу и в свою очередь смерила его самым надменным, на какой оказалась способна, взглядом, вложив в него все имевшееся в ее распоряжении презрение. И тут случилось неожиданное: он вдруг впился в ее губы, да так сочно и непристойно, что она чуть не потеряла сознание.

В то же мгновение ее отношение к поцелуям чудесным образом изменилось. Поразительно, как превосходно ее губы слились с его губами за несколько кратких секунд, прежде чем к ней вернулась способность соображать и она попыталась ударить нахала коленом в промежность, но попала только в бедро.