Сказать до свидания - Страница 5

Одоевского, написанную по этому случаю, называется “На приезд в

Сибирь к жениху…”. Их случайный, в общем-то, брак оказался на удивление удачным – Камилла вскоре сообщает в письме своей матери, что год замужества прошел для нее как один день.

Таня вздыхала, так же невидяще глядела в плохо беленную стену.

– Но счастье недолговечно. Через восемь лет Камилла умирает от преждевременных родов. А Василий Петрович, лишенный душевного покоя, почти сошедший с ума от горя, расстается с жизнью ровно через год, в день ее смерти.

Ляля дергала во сне ножкой, и Таня на цыпочках выходила из комнаты.

Радовало, что Андрей вроде больше не пил. Тут, правда, и нечего было. Ухитрялись, конечно, некоторые. Один русский парень, из барнаульских пожарников, зашел как-то, посидел, чай попил.

Аккуратный такой, вежливый – про буддизм рассказывал, про шаманов местных, потом расспрашивал про московскую жизнь.

– Останетесь или возвращаться собираетесь?

– Нет, Володя, конечно вернусь в Москву, отпуск-то не вечный, а на пенсию пока не хочу.

– Так работайте здесь. Устроят вам ставку какую-нибудь фиктивную – дизелистом или конюхом. И Андрюхе все же помощь – огород, да и со скотиной.

– Ему моя помощь не так уж сильно нужна. Сделаю что смогу и поеду.

Все-таки не мое это место. И могилы мои все в Москве. Дедушкина, папина, мужа моего. Кто за ними ухаживать будет?

– Это тоже верно. По-восточному прямо рассуждаете. Кто-то должен семейную карму улучшать. У меня тоже мать в Красноярске живет, а я вот в Барнауле осел после армии. – Володя почесал голову, потом пригладил волосы, посмотрел в пол. – А это… я хотел спросить, у вас случайно нет выпить немного? Так, чуть-чуть только. Полечиться. А то что-то тяжело сегодня.

– Нет, Володь. Совсем нет. – Ей понравился парень, было жалко, что пьет.

– Ну ладно, извините. Спасибо за чай. Будете в Барнауле – заходите.

Вечером она рассказала Андрею про него.

– Ты посмотри, в каком рванье ходишь. Володя, например, обрати внимание – куртка чистая, следит за собой, даже одеколоном пользуется.

Андрей засмеялся:

– Конечно чистая. Они там на берегу сидят, квасят, а мы тушим. А одеколон он у Женьки сегодня с утра надыбал – опохмелиться.

В Актале кроме них жили еще две семьи. Оба лесника были из городов -

Женя закончил лесохозяйственную академию в Питере, женился здесь на местной девчонке, алтаечке. Лесничий Виктор, сильный, молчаливый мужик, работал раньше зубным техником в Новосибирске, приехал на

Алтай с женой Тамарой лет пятнадцать назад. Километрах в семи, где-то за рекой на пастушьей стоянке, жила семья алтайцев. Вот и все население в округе.

По субботам и воскресеньям на кордоне заводили дизель, все собирались в помещении конторы и смотрели телевизор. Когда мужики были в тайге, Таня по вечерам, после дойки, забегала к Тамаре поболтать. Иногда они утром вместе ходили на рацию, слушали, как в эфире переговариваются кордоны и центральная усадьба. Весь этот огромный заповедник, территория почти в миллион гектаров, где все друг друга знали.

– “Вершина-4” – “Вершина-1”. “Вершина-4” – “Вершина-1”, как слышишь?

Прием.

– “Вершина-1” слушает, прием.

– Саша, у меня просьба. Будешь в Аирташе, передай Сереге Санько, чтобы за яблоками приезжал. Я ему пять ящиков летних обещал. Прием.

– Гена, Санько утонул. Санько утонул два дня назад. Как слышишь? Прием.

– Как утонул? Прием.

– К вам поехал, за Ажами волна пошла. Одну куртку нашли у берега.

Хорошо, ребятишек не взял с собой. Прием.

– Понял, понял. Тогда до связи.

– До связи. Всем – конец связи. До четырех.

Тамара щелкнула тумблерами, выключая приемник и передатчик.

– Иногда за них, дураков, так волнуешься, вот здесь все сожмется. -

Она поднесла сжатую ладонь к груди. – Лезут куда попало, ни о чем не думают, а потом как с ребятёшками вот так одна останешься… Ведь и лавины какие-то, и лошади где оступятся. Сколько у него – один, двое?

– Двое остались. Сынишке шесть, девочка в пятый пошла. – Таня ответила не сразу, боролась с желанием бежать куда-то, остановить их всех, собрать дома.

– Ладно бы еще трезвые. А ведь иногда… Соображалка-то не работает.

Хорошо, мы с Витей сюда уехали. В поселке до этого жили – хуже было.

Иногда и каждый день пьяный напивался. А здесь тоже – думаешь порой, детишки дичают, без школы, без друзей. Да и учить самим приходится.

Я уж рада, что сейчас Наташка с Лялей хоть играют. Потом заскучает.

Андрюха-то твой как сюда попал?

– Развелся, с работой не ладилось, все найти себя не мог. Потом тоже начал увлекаться этим делом. А потом сбежал сюда. Он же природу всегда любил, еще муж его приучил в походы ходить.

– Таких непутевых балбесов тут полно, по кордонам. Молодые ребята, кто даже университет закончил, большинство неженатые. Вроде и парни-то все хорошие, но какая дура тут согласится… Разве только местная, как у Женьки.

Лето прошло очень быстро. Покос заканчивался, а Тане с Лялей пора было собираться в обратную дорогу. Женя съездил в Улаган за почтой и договорился, что через неделю Катуков приедет на мотоцикле встречать их в Улаан-Бажи.

За оставшееся время Таня провела последнюю проверку, перестирала все грязное Андрюшино, кое-где зашила. Начала немного волноваться, взгрустнула, привыкнув к жизни втроем, семьей, в одном доме.

Вспомнила свою пустую московскую квартиру, ожидание писем. Лялю ведь удавалось брать к себе только по субботам-воскресеньям, да и то не каждые выходные.

Мужики сметали и привезли на тракторе последний стог. С утра Андрей с Виктором отправились на тот берег реки помочь пастухам закончить покос. Обещали вернуться в середине дня. Назавтра уже нужно было уезжать. Таня с Лялей сходила по тропинке в ледник, который находился в полутора километрах от кордона в каменной россыпи под огромным обломком скалы. Даже теперь, в конце августа, мясо здесь хранилось замороженным. Она взяла кабанью лопатку, донесла в рюкзаке до дома, приготовила суп. В остывающую печку поставила формы с тестом. Подмела и помыла пол. В избе запахло уютным запахом свежего хлеба. Собрала свои и Лялины вещи, поставила на стол бутылку

“Алазанской долины”, коробку шоколадных конфет, которые везла из

Москвы и берегла до последнего дня, не показывала Андрюше. Коля как-то сказал, что это хорошее вино. Хотела пригласить соседей, сделать сюрприз на прощание.

Последний раз подергала редкие сорняки на грядках, понимая, что это почти не нужно. “На следующее лето поменьше будет”.

Она отгуляла отпуск за два года.

Таня увидела Андрея в окошко, он в одних штанах, босиком семенил зигзагами от поскотины. Она выскочила из дома, побежала навстречу.

– Отойди. – Лицо как будто не его. Все расслабленное какое-то, глаза полуприкрыты, один заплыл в синяке. К телу прилипли сосновые иголки, мох. Волосы мокрые, в реке, что ли, плавал? Или перевернулись они в лодке?

– Андрюша, ты что? Где ты успел?

– Уйди, сука, убью н-нах…

Таня заплакала. Опять, все опять как в Москве. И ведь она думала, что тут он сумел с этим справиться, он такой здоровый, веселый был.

– Андрюша, Андрюша, это я, это мама. Миленький, посмотри на меня, где же ты… Где Виктор?

Он остановился и мелко шатался, дергаясь.

– Витька х… знает где. Витька… А, Витьку я убил на берегу. Горло нах… вырвал нах… – Он поднял к глазам скрюченные пальцы и смотрел на них.

– Как убил? Пойдем, переоденься, ты же ведь весь мокрый. Пойдем.

Вроде бы узнал ее, или это только показалось. По крайней мере поплелся за ней. Она завела его в дом, дала сухие штаны и рубаху.

Быстро убрала под матрас вино, пока не увидел. Потом выбежала на улицу и припустила к Тамариному дому, предупредить. Они с ней встретились посередине пути.

– Татьян, Татьян, не ходи… Там Витька вернулся, говорит, Андрюху ножом зарезал на речке. Сейчас ружье достал. Я убежала от него. Где ребятёшки?