Сказано — сделано - Страница 33

Я взял письмо и пошёл во двор.

Противники сидели на скамейке. Васька щёлкал Петьку по лохматой голове и медленно приговаривал: «… Шесть, семь, восемь, девять…» Петька лениво подставлял свою макушку и сонно жмурился, будто щелбаны его не касались.

— Стропила, дело есть, — сказал я.

— Ну? — буркнул Васька, продолжая щёлкать.

— Тебе письмо.

Васька нехотя взял листок, развернул его и стал читать.

— «Ос-кор-били жен-щину…» Какую ещё женщину?

— Зинку Пилюгину. Ты чего к ней пристал? Огрызком швырнул. Скажешь, не было?

— Пилюля?! — Васька вытаращил глаза. — Это она-то женщина?! Ой, ой, держите меня!

— Ты читай, читай дальше, — сказал я.

Васька дочитал письмо.

— Ну, умора. На дуэль, значит, меня вызывает. Хорошо. Я ему покажу труса!

— Говори прямо: принимаешь вызов?

— Принимаю!

— Оружие?

— Рогатки. Устроит?

— А кто будет твоим секундантом?

— Да хоть бы Петька. Петька, пойдёшь ко мне в секунданты?

— А что мне надо будет делать? — спросил секундант Петька.

— Ничего. Сиди и смотри комедию.

— Только вы тогда уж не камнями стреляйтесь, а желудями. Они тоже твёрдые.

— Соображаешь. Прощаю десять щелбанов. Слышь, Серый, желудями будем стрелять.

— Идет, — сказал я. — Встречаемся на этом месте через полчаса.

Я побежал домой, набрав по дороге карман желудей.

— Ну? — спросил Генка.

— Он согласен. Его секундантом будет Петька. Встречаемся во дворе через полчаса.

— А оружие?

— С этим хуже. Он выбрал рогатки.

— Ну и что?

— Ты же знаешь, как он из рогатки стреляет. С двадцати шагов в портфель попадает.

— Ерунда.

— Нет, не ерунда. Вот я тут жёлуди принес, потренируйся пока.

Я покопался в столе и нашёл свою старую рогатку. Резинка немного рассохлась, но делать было нечего. Я протянул рогатку Генке и поставил в углу комнаты спичечный коробок.

— Стреляй.

И Генка стал стрелять. Но жёлуди летели куда угодно, только не в коробок.

— Долго целишься, — сказал я. — Если долго целиться, то руки начинают дрожать. И потом, почему ты правый глаз прищуриваешь? Левый надо.

— А мне так удобнее.

— Не может тебе быть удобнее. Ты же не левша. Стреляй ещё и долго не целься.

Генка вскинул рогатку и торопливо выстрелил. Раздался звон, и стакан, стоявший совершенно в другом углу комнаты, разлетелся на кусочки.

— Сорвалось, — мрачно сказал Генка.

— Ну и мазила! — сказал я. — Ты нам сейчас все стекла перебьёшь. Нет, тебе только со слонами на дуэлях драться. И то с пяти шагов.

— Рогатка у тебя какая-то кривая. Вот если бы на шпагах… Вжих-вжих! — И Генка запрыгал и замахал руками.

— Ну, правильно. Я же тебе сразу на швабрах предлагал. Ладно. Нам пора.

Васька с Петькой по-прежнему были во дворе. Мы подошли.

— Начнём, что ли? — сказал Васька, доставая из-за пазухи огромную рогатку.

— Предлагаю стрелять с десяти шагов, — сказал Генка.

— А мне хоть с тридцати, — небрежно ответил Васька.

Тогда я воткнул в землю прутик, отсчитал пять шагов в одну сторону, провёл там черту, потом пять шагов в другую — и тоже провёл черту.

— Можно начинать, — сказал я.

— А кто первый стреляет? — спросил Васька.

— Ты, — сказал Генка. — Как вызванная сторона.

— По местам! — сказал я.

Дуэлянты заняли позицию.

— Ну, держись, крокодил Гена! — сказал Васька и зловеще вложил жёлудь в резинку.

— Генка! — крикнул я. — Встань боком и прикройся рогаткой! Это разрешается.

Но Генка не двигался. Он стоял и как заворожённый смотрел на ужасную Васькину рогатку. Васька лихо вскинул руки и, не целясь, выстрелил.

— Ой! — Генка схватился за лоб и закружил на месте.

— Ген, очень больно? — растерянно спросил Васька и подошёл.

— К барьеру! — промычал Генка.

— Чего? — не понял Васька.

— На место, на своё место встань, — сказал я. — За ним выстрел.

Васька возвратился назад. Генка поднял рогатку и начал целиться. Целился он долго, старательно прищуривая правый глаз. Я уже был совершенно уверен, что он промахнётся. И вдруг я увидел, что за Васькиной спиной появилась Зинка Пилюгина со своей бабушкой!

— Стой! — закричал я не своим голосом.

Но было поздно. Генка отпустил резинку.

— А-а-а-а!!! Бабушка-а-а! Они стреляются! — закричала Зинка, хватаясь за ухо.

— Все назад! — крикнул Васька и вместе с Петькой рванулся прочь.

— Бежим! — закричал я.

Но Генка не двигался. Он хлопал глазами, растерянно глядя на Зинку и совершенно не понимая, что же произошло. К нему подошла Зинкина бабушка и схватила его за воротник.

— Хулиганы! Настоящие хулиганы! — запричитала она. — Ребёнок не может спокойно по своему двору пройти. Ну, погоди, негодник. Я к родителям твоим пойду, в школу пойду к директору! Я до милиции доберусь! Вот они, преступники, откуда берутся!

— Они и в школе безобразничают, — запищала Зинка. — Из трубочек плюются, курят во дворе. А вчера в кабинете географии парту сломали. Они и Васька ещё, который вот убежал. А Васька, так тот в меня сегодня морковкой кинулся. И обзывался.

— Ну, я им покажу! Я и до Васьки этого доберусь. А к тебе, Петров, сегодня же домой зайду. Идём, Зинаида.

Они ушли. А Генка молча стоял и ковырял землю ботинком.

— Эх, зря ты, Геныч, связался с этим, — сказал я. — Нашёл из-за кого на дуэли драться.

— Да я и не из-за неё, — тихо сказал Генка. — Я так, вообще… Нельзя же ни за что в человека огрызком кидаться. Пусть даже в Пилюлю.

Когда однажды я попал в камеру потерянных вещей, то был потрясён до глубины души. Чего только люди не теряют! Ну, я понимаю, пятачок посеять или зонтик в трамвае оставить — дело нехитрое. Но потерять арфу в футляре или правое переднее крыло автомобиля «Москвич» — это постараться нужно. Так что кому-то Генкина находка может показаться пустяком. Но я не согласен. Находочка была что надо! Такое не каждый день на дороге валяется.

А дело так было.

Я поднимался по Генкиной лестнице, мучительно соображая, как убедить Генку, что завтрашний опрос по русскому — дело нешуточное. И вдруг услышал выстрелы. Чем ближе я приближался к Генкиной квартире, тем громче становились выстрелы. «Вероятно, на Генку напали, — решил я. — Он отстреливается». Я торопливо пробежал последние ступеньки и позвонил. Выстрелы прекратились, и на пороге появился Генка. В руках он держал здоровенный молоток, а в коридоре стоял запах пороха.

— Жив? — спросил я.

— Жив, — ответил он, пропуская меня в квартиру.

— Сколько их было?

— Кого?

— Ну, гангстеров, кого же ещё. Они ведь хотели тебя похитить, а потом потребовать выкуп с твоих родителей.

— Какой там выкуп, — махнул рукой Генка. — Мы ж только что телевизор цветной в кредит купили. Погляди-ка лучше, что я в парке под скамейкой нашёл.

Генка протянул мне небольшую квадратную коробочку. В коробке густой жёлто-золотистой россыпью лежали капсюли от охотничьих патронов. Гладкие серебряные донышки капсюлей заманчиво поблёскивали.

— Ну как?! — торжествующе спросил Генка.

Я потрясённо молчал. Да и что тут скажешь? Такая удача, может, раз в жизни и бывает. Везёт всё-таки Генке с находками. То увеличительное стекло найдёт, то ножик перочинный, то фломастер. А недавно он лошадиную подкову нашёл. И главное — где? В тридцать седьмом автобусе! Прямо мистика какая-то.

Мы вошли в комнату. На полу у окна стояла наковальня, а вокруг валялись сплющенные блинчики капсюлей.

— На, бабахни, — сказал Генка и протянул мне молоток.

Я положил капсюль на наковальню и, вытянув руку, с опаской ударил. Капсюль пшикнул, выпустив струйку дыма.

— Кто же так бабахает! — возмутился Генка и выхватил у меня молоток. — Вот как надо! — И он с размаху трахнул по наковальне. Грохнуло так, что в голове зазвенело.

Ну, после этого и я не оплошал.

Когда от грохота мы почти оглохли, а в комнате стало невозможно дышать, мы вдруг с удивлением обнаружили, что в коробке остался один-единственный капсюль. На улице уже горели фонари, и с минуту на минуту должны были прийти Генкины родители.