Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова - Страница 49

Как мы видели, за все время своего великого княжения ему приходилось быть постоянно наготове против ненасытных крымских разбойников. С целью их обуздания он придавал важное значение своим сношениям с турецким султаном, и для поддержания их он отправил в 1513 году послом в Константинополь Алексеева, который должен был напомнить султану Селиму дружеские отношения, существовавшие между их отцами; при этом Алексееву дан был наказ: «Поклониться султану, руки пригнув к себе выше пояса, по их обычаю, а на колени ему не становиться и в землю челом не бить».

В 1515 году из Москвы был отправлен другой посол в Константинополь – Коробов – с поручением постараться заключить союз против Литвы и Крыма.

С этою же целью в 1517 году настойчивый Василий Иоаннович послал и третьего посла к Селиму, дворянина Голохвастова. Султан уклонился от заключения союза с Василием, но запретил крымскому хану нападать на Москву. «Слышал я, – писал он последнему, – что хочешь идти на Московскую землю, так береги свою голову, не смей ходить на Московского, потому что он мне друг великий, а пойдешь на Московского, так я пойду на твою землю». Такие же добрые отношения поддерживал Василий и с преемником Селима – султаном Солиманом.

Мы говорили уже, что в целях повлиять на Литву Василий продолжал по смерти Максимилиана дружескую переписку с его сыном императором Карлом – хитрым и алчным до власти юношей, который мечтал создать по примеру Карла Великого огромную империю. Как мы видели, Карл прислал в Москву графа Нугароля и барона Герберштейна, при посредстве которых и было заключено перемирие с Литвой. Эти добрые отношения Василия с молодым германским императором вызвали, разумеется, большое неудовольствие короля Сигизмунда; при проезде упомянутых послов в Русскую землю через его владения он сказал им, что может сам унять Москву, и промолвил с досадой: «Какая дружба у князя Московского с императором? Что они, близкие соседи или родственники?» Но, однако, затем отправил также своих послов в Москву, которые и заключили перемирие.

Римские папы дважды пытались склонить Василия присоединиться к Флорентийской унии. В 1517 году папа Лев X, прославивший себя возведением в Риме многих памятников искусства, но вечно нуждавшийся в деньгах, поручил сказать великому князю через посла магистра Альбрехта Прусского: «Папа хочет великого князя и всех людей Русской земли принять в единение с Римской церковью, не умаляя и не переменяя их добрых обычаев и законов, хочет только подкрепить эти обычаи и законы и грамотою апостольскою утвердить и благословить. Церковь Греческая не имеет главы; патриарх Константинопольский в турецких руках; папа знает, что на Москве есть духовнейший митрополит, хочет его возвысить, сделать патриархом, как был прежде Константинопольский, и наияснейшего царя всея Руси хочет короновать христианским царем. При этом папа не желает себе никакого прибытка, хочет только хвалы Божией и соединения христиан».

Вместе с этим предложением папа предлагал Василию также помочь ему в добывании его отчины – Константинополя, побуждая начать войну против турок.

На эту тонкую речь Василий приказал вежливо ответить послу Льва X: «Государь наш с папою хочет быть в дружбе и согласии, но, как прежде государь наш с Божиею волею от прародителей своих закон Греческий держал крепко, так и теперь с Божиею волею закон свой держать крепко хочет».

На предложение же о союзе против турок ответ был такой: «Мы, с Божиею волею, против неверных за христианство стоять будем. А с вами и с другими христианскими государями хотим быть в любви и докончании, чтобы послы наши ходили с обеих сторон наше здоровье видеть». Не больше успеха имело подобное же предложение от преемника Льва X – Климента VII; Василий принял его посла с величайшим уважением, честил его два месяца в Москве и отправил с ним вместе в Италию своего гонца Димитрия Герасимова, о котором известный итальянский историк Павел Иовий отзывался с великой похвалой как о человеке весьма образованном, знавшем латинский язык, и при этом очень разумном и приветливом; качествами этими, как мы видели, отличались и все остальные московские люди – бояре и дьяки, назначавшиеся для сношения с иноземными государями и их послами.

Кроме Литвы и татар, борьба с которыми заполнила почти все время княжения Василия Иоанновича, с остальными державами отношения наши были дружественными: со Швецией в 1518 году был заключен мирный договор на 60 лет, а с Ливонией перемирные договоры в 1509, 1521 и 1531 годах; кроме того, в 1514 году было подписано 10-летнее перемирие с 70 городами ганзейскими, «с сей стороны Поморья и с оной стороны Заморья», причем была возобновлена старинная взаимная свободная торговля с Новгородом. Наконец, с Данией у нас был союзный договор, по которому датским купцам было позволено выстроить дворы и в них церкви в Новгороде и Ивангороде.

Приезжало во времена Василия в Москву посольство и от знаменитого индийского царя Бабура, основавшего империю Великие Моголы.

Важным внутренним делом при Василии Иоанновиче было присоединение к Москве после Пскова Великого княжества Рязанского. Мы видели, что Иоанн III имел уже своих наместников в Рязани во время малолетства рязанского князя Ивана Ивановича, но затем посадил его там, причем последний ходил в его полном послушании; сын же этого князя Ивана Ивановича не желал исполнять того же в отношении сына Иоанна III – великого князя Василия – и не замедлил войти в соглашение с заклятым врагом Москвы крымским ханом Магмет-Гиреем и даже хотел жениться на его дочери. Узнав про это, Василий вызвал его в Москву и заключил под стражу, откуда он вскоре бежал в Литву; Рязанское же княжество было окончательно присоединено к Москве, причем наместником в Рязани был назначен Хабар Симский, так доблестно отбивший Магмет-Гирея от ее стен.

Кроме Пскова и Рязани при Василии же Иоанновиче к Москве были присоединены и два больших удельных княжества – Новгород-Северское и Стародубское, перешедшее при Иоанне III под руку Москвы из-под власти Литвы. Произошло это так: в княжествах этих сидели два заклятых врага – князь Василий Иванович Новгород-Северский, внук Шемяки, и князь Василий Иванович Стародубский, внук князя Ивана Можайского. Вражда их окончилась тем, что Василий Иванович Новгород-Северский изгнал Василия Ивановича Стародубского из его отчины, но затем в 1527 году был вызван в Москву и заключен под стражу, так как было перехвачено его письмо к киевскому воеводе, в котором он предлагал свою службу королю Сигизмунду. Обе волости же, Новгород-Северская и Стародубская, которыми он владел, были присоединены к Москве.

Во время заключения Шемячича по московским улицам ходил юродивый с метлой в руках и громко говорил: «Государство не совсем еще очищено – пришла пора вымести последний сор».

Эти слова юродивого были прямым выражением взглядов народа на власть московских государей и на оставшихся последних удельных князей; действительно, присоединение Рязани, Новгорода-Северского и Стародуба не вызвало никаких волнений у населения; только часть рязанцев по примеру Новгорода и Пскова была расселена по другим областям. Вслед за тем и удел дяди Василия – Бориса Васильевича Волоцкого – тоже отошел к Москве после смерти его бездетного сына Феодора.

Таковы были дела Василия III Иоанновича в отношении исполнения прародительского завета – собирания Русской земли. Надо заметить, что во всей своей деятельности он никогда не встречал никакой поддержки со стороны своих братьев. Мы видели, что один из них, Симеон Калужский, хотел бежать в Литву и только благодаря заступничеству митрополита был прощен Василием. Другой, Димитрий Иоаннович, как мы знаем, крайне неудачно начальствовал над войсками при первом походе Василия на Казань; при этом он не мог забыть старинного своеволия князей, за что старший брат и вынужден был посылать ему выговоры. Самый старший, Юрий Иоаннович, также был недоволен порядками, установившимися в Москве, где вся власть принадлежала великому князю, и собирался тоже уйти в Литву, почему Василий должен был установить за ним надзор. Наконец, младший, Андрей, был человеком ничем не замечательным, ни в хорошую, ни в плохую сторону; таким образом, Василию Иоанновичу не на кого было опереться из своих близких в тяжелые времена, которые ему приходилось неоднократно переживать.