Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля - Страница 33

Будучи истинно благочестивым и в точности исполняя евангельские веления о милосердии, Владимир вместе с тем был гостеприимным и ласковым хозяином; он со своей княгиней постоянно задавал веселые пиры – как по случаю особых церковных торжеств, так и вообще, в каждый воскресный день. На эти пиры приглашались, во-первых, дружина, а затем сотские, десятские и другие выборные мужи от города. Было за княжескими столами всего во множестве: было мясо и от скота, и от зверей, и всего было в великом изобилии. Народ прозвал своего ласкового и щедрого князя Красным Солнышком.

Особенно любил князь свою дружину и ничего не жалел для нее. Однажды подпили его гости и начали роптать на своего князя: «Горе нашим головам, дает нам есть деревянными ложками, а не серебряными!» Услышав это, Владимир тотчас велел сковать серебряные ложки и промолвил при этом: «Серебром и золотом не соберу дружины, а дружиной сыщу и серебро и золото, как и дед мой, и отец мой дружиной доискались и золота, и серебра». Насаждая Христову веру и устраивая порядки в Русской земле, Владимиру и после своего крещения немало приходилось заниматься ратным делом. Он удачно воевал с дунайскими болгарами, посылая на помощь русские войска своим новым родственникам, греческим царям.

Однажды он послал отряд русских воинов, в шесть тысяч человек, своему зятю – царю Василию. Этот Василий, около 1000 года, взял их с собой в Армению, куда он приходил с миром и делал дружеский прием владетелям Грузии и Кавказа. Тут произошел такой случай. Как-то раз из отряда русских какой-то воин нес сено для лошади. Подошел к нему один из грузин и отнял у него сено. Тогда на помощь русскому прибежал другой русский. Грузин крикнул своих, которые, прибыв, убили первого русского. Тогда все русские, бывшие там, как один человек, поднялись на бой и побили всех находившихся здесь грузин. «В этот день не уцелел ни один благородный грузин; все заплатили немедленно смертью за свое преступление», – рассказывает один армянский писатель по этому поводу. Это показывает, почему Русь всегда была грозной; она всюду жестоко платила за полученные обиды и никогда не оставляла их без отмщенья; даже и после принятия христианства обычай кровавой мести существовал еще весьма долгое время и был даже узаконен.

Самыми главными и тяжелыми походами для Владимира были его походы против ближайших соседей – печенегов. С тех пор как их навел на Русскую землю, чтобы отомстить за смерть Ярополка, его верный дружинник Варяжко, они постоянно тревожили Владимира и часто подходили к самой границе, которая проходила тогда близко от Киева.

В 992 году печенеги двинулись на Киев от реки Сулы; Владимир же встретил их на реке Трубеже, на броде, где стоит город Переяславль. Каждая рать стала на своем берегу, и никто не решался переходить реку. Наконец, печенежский князь подъехал к реке, крикнул Владимира и сказал ему: «Выпусти своего мужа, а я своего; пусть борются. Если твой муж ударит моим, то не будем воевать три года; если же мой муж ударит твоим, то будем воевать три года». Владимир согласился и, возвратясь в свой стан, приказал кликать клич по всем палаткам: «Нет ли кого, кто бы взялся биться с печенегом?» Но никто не отозвался. А на другой день уже приехали печенеги и привезли своего бойца. Стал тужить Владимир, что нет у него никого против печенежского силача, и вот пришел к нему один старик и говорит: «Князь! Есть у меня один сын меньшой дома; с четырьмя сынами вышел я сюда, тот дома остался; с детства никому еще не удавалось им ударить; однажды я его журил, а он мял воловью кожу, так в сердцах он разорвал ее руками». Князь обрадовался, послал за меньшим сыном старика и рассказал ему, в чем дело; тот отвечал: «Не знаю, могу ли я сладить с печенегом; пусть меня испытают; нет ли где быка большого и сильного?» Нашли быка, разъярили его горячим железом и пустили; ко гда бык бежал мимо силача, тот схватил его рукой за бок и вырвал кожу с мясом, сколько мог захватить. Тогда обрадованный Владимир сказал: «Можешь бороться с печенегом».

На другой день пришли печенеги и стали кликать: «Где же, наконец, ваш боец; наш уже давно готов». Владимир велел вооружиться нашему молодцу, и оба выступили друг против друга. Выпустили печенеги своего великана страшного, и когда выступил боец Владимиров, то печенег стал смеяться над ним, потому что тот был среднего роста. Затем размерили место между обоими полками и пустили борцов: они схватились и стали крепко жать друг друга; русский, наконец, сдавил печенега в своих могучих руках до смерти и ударил им о землю; раздался крик в полках; затем печенеги побежали, а русские погнались за ними. Обрадованный Владимир заложил на том месте, где стоял, город и назвал его Переяславлем, потому что русский богатырь перенял славу у печенежского; отца же, вместе с сыном, князь пожаловал в знатные бояре. Звали нашего славного кожемяку Ян Усмошвец.

По истечении трех лет после этого единоборства, в 995 году, печенеги, согласно уговору, открыли военные действия и подошли к городу Василеву. Владимир вышел им навстречу с малой дружиной и едва не погиб; дружина была разбита, а сам он с несколькими человеками еле спасся, укрывшись где-то под мостом. Это было в самый день Спаса Преображения, 6 августа. В благодарность за свое избавление от неминуемой смерти Владимир построил в Василеве обетную деревянную церковь и затем праздновал Преображение целых восемь дней; он сварил 300 провар меду, созвал бояр, посадников, старейшин со всех городов и множество простых людей и богато одарил всех убогих. К Успеньеву дню великий князь воротился в Киев и опять устроил великий праздник, созвавши бесчисленное множество народа.

Через два года, в 997 году, печенеги опять в огромном количестве появились у наших границ. Владимир пошел в Новгород собирать конных людей, а печенеги, узнав, что великого князя нет, пришли и стали вокруг Белгорода, отчего в нем скоро наступил большой голод. Наконец, съевши почти все запасы и видя пред собой голодную смерть, белгородцы, рассказывает летописец, собрались на вече и сказали: «Нам приходится помирать с голоду, а от князя помощи нет; что же, разве лучше нам помирать? Сдадимся печенегам: кого убьют, а кого и в живых оставят, все равно умираем уже с голода». На том и порешили.

Один старик не был на вече; когда он спросил, зачем собирались, и ему сказали, что на другой день люди хотят сдаться печенегам, то он послал за городскими старейшинами и спросил их: «Что это я слышал, вы уже хотите передаться печенегам?» Те отвечали: «Что же делать, не стерпят люди голода». Тогда старик сказал им: «Послушайтесь меня, не сдавайтесь еще три дня и сделайте то, что я велю». Те обещали с радостью его слушаться, и он приказал: «Соберите хоть по горсти овса, или пшеницы, или отрубей». Когда все это сыскали, старик велел женщинам сделать кисельный раствор; потом он приказал выкопать колодец, вставить туда кадку и налить в нее раствору; кроме того, велел выкопать еще один колодец и вставить в него тоже кадку; потом приказал искать меду; лукошко меду нашли в княжей медуше; из него старик велел сделать сыту и вылить в кадку, что стояла в другом колодце.

На другой день он послал за печенегами; горожане пошли и сказали им: «Возьмите к себе наших заложников и пошлите человек десять своих к нам в город, пусть посмотрят, что там делается». Обрадованные печенеги, думая, что белгородцы хотят им сдаться, взяли у них заложников и послали своих лучших мужей в город посмотреть, что там делается. Когда они вошли в Белгород, то люди сказали им: «Зачем вы себя губите; можно ли перестоять нас? Хотя десять лет стойте, так ничего нам не сделаете, потому что у нас корм от земли идет; не верите – смотрите своими глазами». Затем привели их к одному колодцу, почерпнули раствора и сварили кисель; кисель этот понесли к другому колодцу, почерпнули сыты и начали есть, прежде сами, а потом дали отведать и печенегам. Те удивились и сказали: «Не поверят наши князья, если сами не отведают». Горожане налили корчагу раствора и сыты и дали печенегам; они пришли в свой стан и рассказали все, что видели. Печенежские князья сварили кисель, отведали, подивились, разменялись заложниками и, отступив от города, пошли домой.