Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля - Страница 17

По его словам, русский набег случился в один из прекрасных летних дней, под вечер, при совершенно тихом море. В этот прекрасный летний вечер царьградские горожане любовались красотами своего любимого моря не только из великолепных палат, но и из бедных хижин, с своих улиц и площадей, из бесчисленных садов и даже со стен самого города, которые опоясывали его со всех сторон по берегу моря.

Император Михаил отсутствовал со всем своим войском, так как двинулся против арабов, и спокойный и беспечный город вовсе не ожидал ничего чрезвычайного, как вдруг в проливе из Черного моря обозначилось что-то невиданное, которое скоро обнаружило целую кучу русских ладей. Весь город обезумел от страха. Все в один голос с ужасом воскликнули: «Что это?! Что это?!» А руссы подплывали все ближе и ближе, навевая на всех своим видом что-то свирепое, дикое и убийственное; скоро они стали сходить на берег и угрожать городу, простерши свои мечи.

«Мрак объял все трепетные умы, – говорит Фотий, – слезы и рыдания распространились во всем городе; крайнее отчаяние объяло всех; со всех сторон разносилась одна весть, один крик: «Варвары перелезли через стены! Город взят неприятелем!» Неожиданность бедствия и нечаянность набега заставили всех воображать и слышать только это одно».

По свидетельству Фотия, руссы из-за загородных ворот напали на красивые предместья города и опустошили их огнем и мечом до самой крепости, или Царьградского кремля, стоящего на выдающемся в море высоком холме. Они огнем и мечом опустошили и морские пристани, распределив их между собой для разгрома по жребию.

Это показывает, что руссы хорошо обдумали все подробности своего нападения; они внезапно пришли вечером, во время отсутствия царя с войском, чтобы поразить неожиданностью врага, а затем совершить нападение под покровом ночи, дабы скрыть свою малочисленность; при этом, чтобы не было никакого беспорядка, заранее определили жребием, кто в какой части города будет действовать.

После опустошения морских пристаней руссы быстро окружили городские стены и стали валить к ним земляную присыпь, намереваясь скорее перелезть в самый город. При этом «трусость дрожью пробежала по всему телу и обессилила даже и тех, которым предоставлено было распоряжаться в опасное время», – говорит Фотий.

Народ, лишенный всякой помощи и защиты, теперь помышлял только о молитве и наполнил все храмы. Повсюду во всю ночь совершалась служба: с воздетыми руками воссылались усердные и слезные моления о помиловании. Общее несчастье заставило раскаяться в грехах, образумиться и приняться за добрые дела.

Не встречалось благодатнее часа, как этот, для проповеди и поучения к народу о грехах, о всеобщем покаянии, об исправлении своей жизни добрыми делами.

И святитель Фотий начал в соборе Святой Софии свою проповедь:

«Что это! Откуда поражение столь губительное! Откуда гнев столь тяжкий? Откуда упал на нас этот дальнесеверный страшный Перун! Откуда нахлынуло это варварское, мрачное и грозное море! Не за грехи ли наши все это ниспослано на нас! Не обличение ли это наших беззаконий и не общественный ли это памятник им. Не доказывает ли эта кара, что будет суд страшный и неумолимый. И как не терпеть нам страшных бед, – продолжал святитель, – вспомните, как греки несправедливо обижали в Царьграде приезжих руссов, когда мы убийственно рассчитались с теми, которые должны были нам что-то малое ничтожное. Мы получали прощение и не миловали ближнего. Сами обрадованные, всех огорчали; сами прославленные, всех бесчестили; сами сильные и всем довольные, всех обижали; безумствовали, утолстели, разжирели, расширились. Вы теперь плачете, и я с вами плачу. Но слезы ваши напрасны. Кого они могут умолить теперь, когда перед нашими глазами мечи врагов, обагренные кровью наших сограждан, и когда мы, видя это, вместо помощи им, бездействуем, потому что не знаем, что делать, и только ударились все в слезы…

Часто внушал я вам: берегитесь, исправьтесь, обратитесь, не попускайте отточиться Божью мечу и натянуться его луку. Не лукавьте с честными людьми. Горько мне от того, что я дожил до таких несчастий; от того, что мы сделались поношением соседей наших. От того, что поход этих варваров схитрен был так, что и молва не успела предуведомить нас, дабы мог кто подумать о безопасности. Мы услышали об них уже тогда, когда их увидели, хотя и отделяли нас от них столькие страны и народоначальства, судоходные реки и пристанищные моря. Горько мне от того, что я вижу народ жестокий и борзый, смело окружающий наш город и расхищающий его предместья. Они разоряют и губят все: нивы, жилища, пажити, стада, женщин, детей, старцев, юношей, всех поражая мечом, никого не милуя, ничего не щадя. Погибель всеобщая! Как саранча на ниве. Или страшнее, как жгучий зной, наводнение, или не знаю, что и сказать, этот народ явился в стране нашей и сгубил ее жителей.

О, город-царь! Какие беды столпились вокруг тебя! О, город-царь едва не всей вселенной! Какое воинство ругается над тобою, как над рабом! Необученное и набранное из рабов (хазарских)! О, город, украшенный делами многих народов! Что за народ вздумал взять тебя в добычу? О, город, воздвигший многие победные памятники после поражения ратей Европы, Азии и Ливии!.. А слабый и ничтожный неприятель смотрит на тебя сурово, пытает на тебе крепость своей руки и хочет нажить себе славное имя! О, царица городов царствующих!

О, храм мой, святилище Божие, Святая София, Недреманное Око Вселенной! Рыдайте, девы. Плачьте, юноши. Горюйте, матери. Проливайте слезы и дети. Плачьте о том, что умножились наши несчастья, а нет избавителя, нет печальника».

Святитель закончил свое обращение к народу воззванием: «Наконец, настало время прибегнуть к Матери Слова, к Ней, Единой Надежде и Прибежищу. К Ней возопием: Досточтимая, спаси град Твой, как ведаешь, Госпоже!»

После этого, при стечении трепетавшего от ужаса народа, с горячей мольбой о спасении, из Влахернского храма была поднята риза Божией Матери и крестным ходом обнесена вокруг стен города и погружена в воду.

И Царица Небесная вняла мольбам своего грешного, но раскаявшегося народа, и во второй раз, подобно тому как это было в 628 году, во время набега аваров, Она явила Свою чудесную помощь и отвратила неминуемую гибель от города. Вид православного крестного хода, с патриархом и духовенством в полном облачении, множество хоругвей, стройное пение и несомая впереди чудотворная риза – все это представило совершенно необычное зрелище для язычников руссов; они настолько были устрашены им, что повсюду, как только видели приближение к себе крестного хода, поспешно бросали работы по ведению приступа и спешили к своим ладьям, после чего оставили город.

Так, заступничеством Божией Матери, был чудесно спасен Царьград от полного истребления. Руссы же возвратились из своего смелого набега домой в Киев с богатейшей добычей и громкой славой.

Через несколько дней после набега руссов Фотий опять собрал свою паству и в поучении по поводу чудесного избавления города от полного истребления говорил между прочим:

«Разразилась у нас внезапная беда, как явное обличение нас в наших грехах. Она совершенно не похожа на другие нападения варваров: напротив, и нечаянность нашествия, и чрезвычайная быстрота его, и бесчеловечность варварского народа, и жестокость его действия, и свирепость его нрава доказывают, что поражение, как громовая стрела, было ниспослано с неба.

Поистине, гнев Божий бывает за грехи; гроза скопляется из дел грешников. Ибо эти варвары справедливо рассвирепели за умерщвление соплеменников их и справедливо требовали и ожидали кары, равной злодеянию…

Народ, до нападения на нас, ничем не давший себя знать, народ не почетный, народ, считаемый наравне с рабами, не именитый, но приобретший славу со времени похода на нас, незначительный, но получивший значение, смиренный и бедный, но достигший высоты блистательной, народ, где-то далеко от нас живущий, варварский, гордый оружием, не имеющий ни гражданского устройства, ни военного искусства, так грозно, так мгновенно, как морская волна, нахлынул на пределы наши и, как дикий вепрь, истребил живущих здесь, словно траву. И какие зрелища скоплялись пред нами: младенцы были разможжены о камни, матери, зарезываемые или разрываемые, умирали подле своих малюток… Лютость губила не одних людей, но и бессловесных животных: волов, коней, кур и других, какие только попадались варварам. А что делалось над мертвыми телами! Речные струи превращались в кровь. Колодезей и водоемов нельзя было и отыскать, потому что они через верх были наполнены телами.