Сказания о Титанах - Страница 3

Так размножились титаны, что уже появились на земле титанические благие народы – островные, лесные, горные, степные, порою диковинные по образу, одаренные от природы мудростью, вольные и правдолюбивые: блаженные феаки и кентавры, древолюди-лапифы и дриопы, амазонки, нимфы на конях, и другие народы титановой крови.

Не стерпела мать-Земля мук рождения и тяжести ввергнутых Ураном обратно в ее чрево рожденных ею исполинов; создала она тогда в недрах своих адамант – металл пожелезнее железа и потверже алмаза, сделала из него серп и взмолилась к своим сыновьям – перворожденным титанам, чтобы освободили ее от свирепой власти Урана.

И внял ее мольбе титан Крон. Принял он от Геи волшебный адамантовый серп и, подкравшись к Урану, лишил его ударом серпа деторождающей силы.

Радостно вздохнула Гея. Вышли снова на свет из ее материнского чрева Сторукие и киклопы. Главой мира и титанов стал Крон.

Но и новый владыка мира устрашился мощи Сторуких и киклопов. И когда сковали киклопы адамантовые цепи, наложил он эти цепи на самих киклопов и на Сторуких и снова сверг их в тартар.

Говорит предание, будто тогда, в царствование Крона, наступил на земле золотой век – век блаженства детей Земли.

Женой Крона была перворожденная титанида – Рея.

Стала Рея рождать детей от Крона. Но, опасаясь участи Урана – утраты власти, ревниво следил Крон за рождением детей и, как только рождался юный бог, сын или дочь, тотчас поглощал новорожденного.

Но все в мире изменилось, когда Рея родила третьего, самого младшего из сыновей, Зевса, и тайно выпестовала его, обманув Крона.

Говорит предание устами поклонников Олимпа.

Как крив был серп, так криводушен был Крон. Кривыми путями пришел он к власти. Но Зевс был властительноумен. И когда вырос в тайном убежище и стал могуч, решил он овладеть миром и покорить титанов Уранидов. Но сперва дал он Крону волшебное зелье, и Крон вырыгнул проглоченных им детей – богов Кронидов: братьев Зевса – Посейдона и Аида – и его сестер.

По совету Геи – она всем мать и советчица – первыми вывел Зевс из тартара киклопов, подземных ковачей, и благодарные киклопы выковали Зевсу громовой перун-молниемет, Посейдону – трезубец, холодную молнию, и Аиду – шапку-невидимку.

Стали сильны боги. И возгорелась Титаномахия – великая борьба богов и титанов Уранидов с Кронидами.

Титаны Ураниды боролись за свою титанову вольность и свою титанову правду, Крониды – за власть над миром.

Долго длилась эта борьба, и не одолел бы Зевс с Кронидами титанов, если бы не вывел Зевс из тартара Сторуких.

Близ древней Фтии, в горной Фессалии, где протекает бурный Сперхей, меж Офридским хребтом и Олимпом разыгралась мировая битва. Титаны стали на отрогах Офриды, Крониды – на многовершинном Олимпе.

Бесхитростность погубила титанов. Они поплатились за свою простоту чувств, прямолинейную честность и гордость, за веру в прямую силу. Они пренебрегали лукавством ума: лукавство претило их гордости. Они пренебрегали силой мысли, овладевшей оружием. Коварство было непонятно их правде. Здесь в мифе эллинов дано первое столкновение меж сердцем и умом, меж знанием и наивностью.

Исход битвы решили Сторукие и молнии киклопов. Взвились тьмы рук-вихрей. С такой быстротой устремились, будто само бегущее время помогало Кронидам. Полетели в титанов тучи исполинских глыб и жгучие молнии. В глубины тартара были свергнуты самые могучие из перворожденных титанов-вождей, и рассказывает предание, будто дальновидный новый властитель мира поставил над ними стражами Сторуких, чтобы избавить богов от опасной мощи своих союзников-исполинов.

Над миром воцарились Олимпийцы.

Но не завершилась борьба великой битвой. Еще долгие века всё новых и новых не покорившихся Крониду одиноких грозных титанов низвергали в тартар молнии Зевса и солнечные стрелы его сына – Солнцебога Аполлона. А других отверженных титанов, утративших бессмертие, истребили полубоги-герои.

Об их участи повествуют сказания этой книги.

В те далекие времена, когда мудрость еще не была седой, а была юной, как раннее утро, жил могучей жизнью в счастливой Аркадии[1] титан-исполин, брат Прометея – Атлант. Было ему тысяча лет или еще и еще тысяча, о том не знали ни боги, ни люди. Годы и века скользили по нему, словно мимо него, а он оставался в расцвете сил, бессмертный, как каменная гора.

Опаленный молниями, пребывал во мраке тартара низвергнутый туда его отец, титан Япет. И, как все сыновья Япета, знал Атлант больше, чем другие титаны, и больше, чем того желали победители Крониды, боги Олимпа.

Но не любят боги тех, кто хочет быть мудрее богов.

Высоки Аркадские горы. Каменной грядой опоясали они счастливую Аркадию, отделив ее от угрюмо-бурных морей и печальных долин. И всех выше поднималась среди Аркадских гор Чудо-гора. И впрямь, не гора, а чудо!

На той Чудо-горе и жили титан-исполин Атлант и его семь дочерей-титанид, по имени их матери, красавицы Плейоны, прозванных плеядами – звездными девушками.

Да и чем плеяды не звездные девушки! Разве есть еще где-нибудь на земле такие сияющие девушки-титаниды, как на Чудо-горе, под небом счастливой Аркадии! И пусть будут у них дети полубоги или боги, на небе или на земле – они все те же плеяды, звездные девушки.

Был счастлив титан Атлант, так счастлив, что, бывало, говорили меж собой пастухи далеко за хребтом Тайгета:

– Есть на Чудо-горе невиданный сад, недоступный для смертных. Перед входом в сад стоит великан, счастливый Атлант, и на поднятых руках держит небо.

А когда в полдень чудно сверкали каменные горы, говорили меж собой пастухи:

– Плейону встречает счастливый Атлант у небесной дороги.

А когда наступал вечер и зажигались первые звезды, говорили меж собой пастухи:

– К счастливому Атланту, выйдя из моря, прошла через горы сияющая Айфра.

Такое прозвище дали Плейоне пастухи.

Семь дочерей у Атланта, семь плеяд: шесть веселых, а седьмая, Меропа, невеселая. Веселых любили бессмертные боги Олимпа, а невеселая, Меропа, полюбила титана Сизифа.

О, и сметлив же Сизиф! И смел умом. Не то что с богами – с самой Мойрой-Судьбой мог бы поспорить. Сам хотел быть ковачом своей судьбы. И за смелый ум полюбил Сизифа мудрый Атлант. Но Сизифа не любили боги и таили коварные замыслы. И, как оно часто бывает при борьбе с коварным врагом, научился и Сизиф коварству: стал лукавейшим из лукавых. Потому много небылиц, как птицы на ягоды, налетело на жизнь Сизифа и поклевало правду о нем.

Говорила одна птица-небылица, будто был смертен Сизиф и будто до того стыдилась Меропа своей любви к смертному, что, бывало, чуть станут играть сестры-плеяды в мерцание звездных огоньков, перебегая по исполинским елям, уходила Меропа из хоровода сестер, садилась одна над глубоким ущельем Киллены и окутывала лицо, словно шалью, туманом.

Знал Сизиф о стыде Меропы, видел, как тускнеет она от смущения, что он смертен, и задумал Сизиф перехитрить Смерть. И когда повстречался со Смертью, обманул ее хитрец, умудрившись прожить две жизни. Вот каков был Сизиф! Уравнял себя с бессмертными богами.

Долго смеялся Атлант в счастливой Аркадии над хитростью Сизифа. Еще дольше смеялись боги Олимпа и, смеясь, даровали Сизифу бессмертие, да только не в жизни живой, а в жизни мертвой[2] – в тартаре: вечную казнь бесцельным трудом. По отвесному скату катил он в гору огромный камень – не камень, а солнце, не в гору, а в небо, но у самой вершины той горы до неба камень-солнце срывался и летел стремглав к подножию горы. И вновь катил его Сизиф в гору, будто солнце на купол неба.