Сказания о Русской земле. Книга 3 - Страница 22
Конечно, эта внутренняя слабость Ливонии в связи с крайней враждебностью к Московскому государству и кощунственным разграблением православных церквей, о чем свидетельствует сам ливонский летописец, в Дерпте, Ревеле, Риге и многих других местах, заставила Иоанна обратить свой взор на нее, тем более что Балтийское побережье, столь нам необходимое, было исконным владением Русской земли, потерянным нами в тяжкие времена междукняжеских усобиц.
В 1553 году окончился срок 50-летнего перемирия между Москвой и орденом, причем послы последнего стали просить о его продлении еще на 15 лет. Государь через Алексея Адашева потребовал уплаты за истекшие 50 лет дани с Юрьевской волости, исстари установленной договорными грамотами между русскими и немцами. Орденские послы отговаривались сначала своим незнанием о таковой дани, но затем написали перемирную грамоту, включив в нее эту дань (по немецкой гривне с каждого человека), с обещанием уплатить и недоимку за прошлые годы; кроме того, по той же грамоте они обязывались очистить разграбленные русские церкви, не помогать Польше и Литве против Москвы и допускать к нам свободный проезд иностранных купцов.
Однако, когда послы вернулись в Ливонию, то там не хотели исполнить требований Иоанна, который, по свидетельству их летописца, послал им бич как знак исправления и следующее письмо: «Необузданные Ливонцы, противящиеся Богу и законному правительству! Вы переменили веру, свергнули иго императора и папы Римского: если они могут сносить от вас презрение и спокойно видеть храмы свои разграбленными, то я не могу и не хочу сносить обиду, нанесенную мне и моему Богу. Бог посылает во мне вам мстителя, который приведет вас в послушание». Вслед за этим в Ливонию прибыл посол новгородских наместников келарь Терпигорев, который потребовал, чтобы перемирный договор был скреплен безотлагательно; скрепа эта в те времена производилась так: скрепляющий договор, в данном случае епископ Юрьевский, должен был отрезать от грамоты посольские печати и вместо них привесить к ней свою и магистра ордена.
Опасаясь гнева Иоанна, а вместе с тем не желая подтверждать скрепой обязательства о ежегодном платеже Юрьевской дани, немцы решили нас обмануть, полагаясь на простоту Терпигорева и самого государя, а именно: требуемые печати привесить, но объявить Терпигореву, что для окончательного решения дела они передают договор на усмотрение их верховного владыки, германского императора; Терпигорев, однако, отлично понял их хитрость и отвечал им: «А какое дело моему государю до императора? Не станет ему дани платить, он сам ее возьмет».
А. Висковатов. Русское вооружение XIV – XVII вв.
Срок для уплаты дани был назначен трехлетний. Когда он истек, ливонские послы прибыли в 1557 году в Москву, но не с деньгами, а с просьбой сложить с них эту дань. Иоанн не велел их пускать себе на глаза и приказал ответить, что он сам будет искать на магистре и на всей Ливонской земле за ее неисправление. Послы поехали домой и по дороге видели, что русские усиленно готовятся к войне: строились мосты, чинились пути к западной границе, тянулись большие обозы с военными и съестными припасами; вместе с тем государь приказал строить в устье Нарвы, ниже Иван-города, «корабельное пристанище», или гавань.
Тогда испуганные немцы в декабре того же 1557 года прислали новое посольство с предложением внести сейчас же часть следуемой дани; однако когда Иоанн на это согласился, то денег у них не оказалось. Убедившись, что немцы только тянут время, и, без сомнения, узнав также, что они уже заключили оборонительно-наступательный союз с Литвою в явное нарушение перемирной грамоты, государь в январе 1558 года приказал вторгнуться в Ливонию нашим войскам, собранным во Пскове под начальством бывшего казанского царя Шиг-Алея, воеводы князя Михаила Васильевича Глинского, дяди государя, брата царицы – Даниила Романовича Захарьина и других. Воеводам был дан наказ – не тратить время на осаду крепких замков и городов, а пройти несколькими отрядами страну до Ревеля и Риги, производя всюду опустошения, по обычаю тех времен. Этот поход окончился полным успехом; немцы пытались кое-где обороняться, но везде были без труда побиваемы за своею малочисленностью. Наши же вернулись во Псков с богатейшей добычей.
Бывший в числе воевод князь Андрей Курбский говорит по поводу этого похода: «Земля была богатая, а жители в ней гордые; отступили они от веры христианской, от обычаев и дел добрых праотеческих, ринулись все на широкий и пространный путь, на пьянство, невоздержание, на долгое спанье, лень, на неправды и кровопролитие междуусобное». Ливонский летописец тоже смотрел на этот карательный поход, предпринятый Иоанном, как на справедливое возмездие; по его словам, разврат в стране дошел до такой степени, что его не стыдились, но гордились им, причем правители подавали пример подчиненным.
Выйдя из Ливонии, Шиг-Алей и воеводы отправили магистру грамоту, в которой говорили, что государь послал их наказать немцев за неисправление и клятвопреступление, но если они покаятся, то Иоанн готов дать им мир.
Магистр Фюрстенберг не замедлил послать просить опасной грамоты для послов, во главе коих он решил отправить своего родного брата. Узнав об этом, государь тотчас же приказал выдать эту грамоту и приостановить все военные действия, пока будут идти переговоры.
Но не успели ливонские послы доехать до Москвы, как сами же ливонцы нарушили наступивший перерыв в военных действиях.
Был Великий пост, и в Ивангороде, выстроенном, как мы помним, Иоанном III против Нарвы, русские люди усердно посещали церковные службы, в то время как нарвские немцы, принявшие лютеранство, пили пиво и веселились. С Нарвской башни была видна вся внутренность Ивангорода, и вот пьяные немцы стали для потехи осыпать картечными выстрелами из пушек православных людей, собравшихся в храме Божием, причем некоторых убили. Русские на выстрелы не отвечали, но тотчас же послали донесение об этом государю. Иоанн приказал стрелять по Нарве, но только из одного Ивангорода. Огонь наших пушек был таким действенным, что скоро нарвские граждане запросили пощады, обвиняя в нарушении перемирия своего «князьца» (правителя), и предложили перейти под власть Москвы, для чего снарядили особое посольство к Иоанну. Узнав об этом, государь тотчас же приказал прекратить стрельбу по городу и для приема его отправил Алексея Басманова и Даниила Адашева. Но в это время в город успело войти 1000 человек, присланных магистром в подкрепление, и нарвцы, ободренные этим, стали отпираться от собственного своего посольства к царю.
Однако город все-таки перешел в наши руки. 11 мая в нем вспыхнул страшный пожар, возникший следующим образом: один немец, в доме которого останавливались русские купцы, нашел икону Божией Матери; чтобы насмеяться над нею, он бросил ее в огонь под котел, в котором варил пиво; внезапно вспыхнуло огромное пламя, взвившееся до потолка, немедленно же загоревшегося; в то же время налетел вихрь и разнес огонь во все стороны, произведя ужаснейшее смятение среди жителей. Видя это, русские люди в Ивангороде решили тотчас же воспользоваться благоприятным случаем; храбрые войска наши кинулись через реку к пылающей Нарве: кто плыл в лодках, кто на бревне или доске; они увлекли за собой воевод и после жестокого боя взяли ее, вместе с Вышгородом, или кремлем, где сидел гарнизон, выпущенный по условию сдачи на свободу. Жители же Нарвы присягнули Иоанну. Конечно, государь был крайне обрадован приобретением столь важного города; он дал жалованную грамоту гражданам и вернул в Нарву всех ранее взятых пленников, бывших из нее родом; вместе с тем он тотчас же послал из Новгорода священников для сооружения здесь двух православных церквей и постановил в одну из них чудотворную икону Божией Матери, кинутую немцем в огонь и найденную невредимой.
Вслед за этим успехом последовало взятие нашими войсками крепкого замка Нейшлота, при истоке Нарвы из Чудского озера, и города Везенберга, древнего Раковора, где русские люди одержали в 1268 году свою знаменитую победу над немцами.