Сказания о нартах - Страница 106
— Не горюй, мой мальчик. Одинокий вынослив, может, как-нибудь справишься, — сказала мать.
Пока они вели этот разговор, кто-то опять крикнул под окном:
— Эй, Одинокий, здесь ли ты?
И опять Одинокий быстро вышел из дома.
— Здесь я, а где же мне быть? Кто ты и откуда?
— Я принес тебе плохую весть. Завтра рано утром убийца твоего отца собирается увезти девицу, просватанную за тебя, в жены своему сыну. Торопись, не то убийца твоего отца ускользнет от тебя, да и невесту свою прозеваешь!
Одинокий вернулся домой, сел на скамью, и слезы градом посыпались у него из глаз.
— Что с тобой? — спросила мать. — О чем ты плачешь, мой Что тебя опечалило?
— Как мне не плакать, нана, — ответил Одинокий, — печалиться! Некому за меня заступиться, и никто меня не боится! Когда я вырасту, и то люди будут издеваться надо мной и кричать: «Одинокий! Одинокий!»
— Ничего, мое солнышко, — сказала ему мать. — С утра не на весь день погода. Что тебя еще опечалило?
— Получил я плохую весть: завтра рано утром убийца моего отца хочет увезти девицу, за меня просватанную, в жены своему сыну. «Поторопись, — сказал мне вестник, — не то убийца твоего отца ускользнет от тебя, да и невесту свою прозеваешь!» Все худшее собралось вместе на завтрашний день. И очередь пасти нартский скот подошла, и побратимы отца моего совершают раздел, и я должен присутствовать при этом, а тут еще завтра рано утром убийца моего отца увезет мою невесту в жены своему сыну. Разве, по чести, могу я упустить убийцу моего отца, прозевать свою невесту, хотя я и в глаза не видел убийцу своего отца и совсем не знаю девицу, за меня просватанную! Что же может быть хуже всего этого, нана, что?
И мать ответила своему единственному дорогому дитяте:
— Ничего, единственный свет в моем окошке! Погода с утра не на весь день становится. Подумай, может, что и придумаешь… Ты многого не знаешь, я все тебе расскажу. Был у твоего отца побратим-товарищ, и однажды вместе ушли они на охоту. Я тогда ожидала тебя, а жена побратима-товарища твоего отца — тоже ожидала ребенка. И дали клятву друг другу отец твой и его друг-побратим: «Если у нас у обоих родятся сыновья — пусть будут братьями! Если родятся девочки — станут сестрами друг другу, если же у одного родится сын, а у другого дочь — мы их поженим!» У побратима твоего отца родилась дочь, а у нас родился ты. Вот откуда у тебя невеста. А убийца твоего отца — это жестокосердый Сайнаг-алдар, чтобы без остатка расплескалась его спесивая сила! А ты пока расти-подрастай, мой светик, и помни: с утра не на весь день становится погода!
Так утешала бедная вдова своего сына, хотя сама чувствовала, как тревога подступала к самому ее горлу. Молча сидели мать и сын, и тут вдруг юноша спросил:
— А как ты думаешь, белый конь моего отца еще годен на что-нибудь?
Мать сразу ободрилась, услышав этот вопрос.
— Белый конь твоего отца хорош, — сказала она, — если только ты с ним справишься!
— А сохранилось ли после моего отца что-нибудь из его оружия? — спросил Одинокий.
— Как же, как же! На чердаке сохранились и кинжал его, и меч, но покрыла их ржавчина, — ответила мать.
Всю ночь не сомкнул глаз Одинокий. Разыскал он заржавленный меч и кинжал своего отца и до блеска наточил их на камне. Навострил он также и стрелы. Долго занимался он отцовским белым конем, готовя его к трудному дню. На следующий день рано утром сел Одинокий на белого отцова коня и спросил у матери:
— Каков я, нана, на отцовом коне?
— Пусть нана твоя за тебя принесена будет в жертву! — ответила ему мать. — Как утренняя роса блестит под лучами солнца, так ты блестишь на отцовом коне.
— Чем человеку жить бесславно, лучше совсем не жить… — грустно сказал Одинокий, взмахнул плетью и поехал со двора.
— Мальчик мой, очаг дома моего! Задержись, я еще что-то тебе скажу! — крикнула мать.
Юноша придержал коня, и мать сказала ему:
— Как утренний ветер при утреннем солнце серебристый колышет ковыль на белой горе и он красуется и сверкает, так ты красуешься и сверкаешь на белом отцовом коне!
— Если я так прекрасен[70], то что может лучше предвещать мне прекрасную жизнь? Можно ли досыта насладиться радостной жизнью и боевыми походами! — весело воскликнул Одинокий, взмахнул плетью и поскакал на своем белом коне на нартскую площадь, быстро собрал в одно стадо буйный скот нартов и погнал его на пастбище. Оставив скот пастись, направил он белого отцова коня на восток, туда, где жили побратимы — друзья его отца, и вскоре был уже с ними.
Пожелал он братьям, друзьям, своего отца, доброго дня и посоветовал им:
— Лучше живите по-прежнему вместе! О том, что одинокий беднее бедного, этого никто не знает лучше меня.
Но ответили ему братья:
— Пусть мы будем самые несчастные после раздела, но все же мы просим: раздели нас по справедливости!
— Прошу вас, откажитесь от этой несчастной мысли о разделе! — сказал им Одинокий. — Ведь большую ошибку вы совершаете. Разделиться легко, но каждый из вас станет одинок, а одинокий подобен единственному дереву, что выросло у дороги. Каждый норовит ударить по стволу и он покрывается шишками. Когда у дороги растет одинокое дерево, каждый норовит пригнуть его и сесть на него, и оно вырастает искривленным. Я одинок, и сегодня три обязанности сразу легли на меня. А как я могу, одинокий, исполнить все три? Вот об этом-то я и горюю, потому и прошу: выкиньте из головы эту затею, прекратите раздел, живите вместе!
— Об одном мы просим тебя: раздели нас, пожалуйста! — сказали три брата. — Долго раздумывали мы о том, что ты сказал, и пока была у нас возможность жить вместе, мы за тобой не посылали. Но не можем мы больше жить вместе, вот и послали мы за тобой и просим: раздели нас!
Видит Одинокий, нет у него иного исхода, и он по справедливости разделил братьев. Тут же вывел он своего коня и вскочил на него.
— Что это ты? Куда ты торопишься? — спросили его братья.
— У меня дело! — ответил Одинокий.
— Нельзя тебе так быстро от нас уезжать, садись с нами за стол, помолись за нас, поешь на дорогу.
Но Одинокий не соглашался. Тогда вышла их мать и сказала:
— Я знаю о твоем деле. Но прошу, слезай с коня, выпей хоть чашу ронга, отведай жертвенный кусок, приготовленный моими руками. И тогда будет путь твой удачен.
Разве мог возразить Одинокий? Слез он со своего коня и вошел обратно в дом. Сесть за стол он не сел, стоя произнес молитву, выпил чашу ронга, но ничего не отведал, — он сыт был своими заботами. Поблагодарил, вскочил на своего белого коня и тронулся в путь. Скачет, скачет Одинокий, и вот в полдень прибыл он в селение побратима своего отца. Несколько раз ударил он плетью своего коня, и просватанная за него девица, по удару плети узнав, что приехал Одинокий, выглянула из окна. И Одинокий сказал ей:
— Эй, коварная, почему ты обманула меня?
— Я ни в чем не виновата, это меня вынудили, — ответила девица.
— Если так, то выходи ко мне, садись со мной на седло, и поедем!
И девица сказала:
— Разве достойно тебя так увозить меня? Нет, поезжай отсюда вниз, на развилку семи дорог, и сам узнаешь, как тебе надлежит поступить.
Ударил Одинокий своего коня и быстро поскакал на развилку семи дорог. Там надел он на коня треножные путы, пустил его пастись, а сам, подложив под голову седло, лег и попробовал уснуть. Но разве могли заботы оставить его в покое?
«Обманула меня коварная…» — подумал он, вскочил с земли, быстро сел на коня и хотел вернуться к дому своей невесты. Но только немного проехал — вдруг земля заколебалась, туман наплыл, а над ним что-то вроде дыма заклубилось, и выше тумана и выше дыма взлетели черные вороны. Удивился Одинокий: откуда бы все это в такой солнечный день? А это дружки Сайнаг-алдара ехали за невестой. От топота их коней земля дрожала, туман — это была пыль, поднявшаяся из-под копыт, а что казалось дымом — было паром, вылетавшим из конских ноздрей. И не черные вороны взлетали — это комья земли вылетали из-под копыт коней.