Сказания о нартах - Страница 76

— Пойдем-ка навстречу ему и покоримся ему добровольно, а в это время другие из нас наготовят столько каменных глыб и тяжелых чурбанов, чтобы ими можно было заполнить всю эту глубокую яму.

Как сговорились, так и сделали они. Пошли навстречу Батрадзу и так сказали:

— Ты видишь, мы безоружны, мы покоряемся тебе добровольно. На пути твоем мы разостлали ковры. Гостем войди в наше жилище.

Смело идет Батрадз к кадзи. Ступил он на ковер и провалился на дно ямы. Возликовали коварные кадзи.

— Погоди же! — кричат они ему. — Теперь ты попал в беду!

И стали они бросать в яму все, что приготовили: и камни, и чурбаны, все, что попадало им под руку. А у Батрадза на дне ямы был только его меч. Но поднял он его над головой своей, и все, что ни бросали кадзи — и камни, и чурбаны, и стволы деревьев, — все, ударяясь об острие меча, распадалось на куски. Куски эти падали к ногам Батрадза. Целая куча вырастала на дне ямы. Батрадз все выше и выше поднимался по ней, а кадзи ярились все больше и по-прежнему все, что попадалось им под руку, бросали в яму.

Но вот показалась из ямы голова Батрадза, и крикнул на них булатногрудый нарт:

— Ну, берегись, дурное племя! Сейчас я к вам выйду!

От зычного крика его обмерли кадзи, а нарт Батрадз выпрыгнул из ямы и, увидев башню, в которой скрывался Мукара, влетел в нее, умертвил его и перебил всех кадзи. Вывел он из башни жен и дев нартских и проводил их обратно в селение нартов, а сам снова скрылся в свое небесное жилище.

Большую пляску завели раз нарты на поле Зилахар. Такой шел пляс, что земля тряслась под ногами у нартов. Никого из именитых нартов не было на этом симде — ни Урызмага, ни Сослана, ни Батрадза.

Спесивый Алаф, сын кривого уаига Афсарона, сидел на высокой горе и с завистью смотрел на пляску нартов.

— Спущусь-ка я к нартам, — сказал он. — Посмотрю на их пляску, да и сам по-своему попляшу, покажу себя и натешусь над нартской молодежью — заставлю их раздеться и унесу всю их одежду.

Но на эти слова возразил ему отец:

— Нельзя тебе к ним ходить. Ведь если попадешь ты в руки кому-нибудь из именитых нартов, они тебя покалечат. Разве ты не знаешь, что даже не всякая птица решится пролететь над ними? В молодости я тоже был спесив, как ты, да повстречался однажды с нартскими юношами, вызвал их на драку — и вот гляди, на всю жизнь остался с одним глазом.

Не послушался спесивый Алаф отца своего, сунул он себе за пазуху двенадцать хлебов на дорогу и зашагал к полю Зилахар.

— Ну что ж, — сказал отец. — Посмотришь сам, что будет.

А спесивый Алаф шел себе по пастбищам. Увидел он большое стадо коров, и стал он доить их одну за другой. Выдоил двенадцать коров, тут же присел и позавтракал. Подкрепившись, зашагал он дальше. По дороге вырвал с корнями большой дуб, положил его на плечо и в таком виде явился на симд к нартам. С силой ударил он дубовым деревом об землю, и от этого удара юные нарты подскочили кверху, а потом каждый сел, где стоял.

Пляска прекратилась, а довольный собой сын кривого уаига от души расхохотался, а потом сказал:

— Пришел я, нартские собаки, поплясать с вами. Попробуем-ка наши силы!

Что было делать перепуганной молодежи! С тяжелым сердцем взялись они за руки, и симд снова начался. В середину круга вошел заносчивый Алаф. С насмешкой смотрит он на пляшущих. Кто придется ему по сердцу, того выхватывает он из круга и пляшет с ним. Пляшет гордый Алаф с нартской молодежью. Так пляшет, что кому руку поломает, кому плечо вывихнет, кому бока помнет. Стонет от него нартская молодежь. Но ничего не может с ним поделать — силен сын кривого уаига.

Вот настал вечер. Хочет разойтись нартская молодежь, а сын уаига снял с юношей и девушек одежду и пошел домой.

Родная сестра Алафа вышла на гору встретить его. Издали заметила она его, когда шел он по ущелью. Побежала она скорее в дом и сказала матери и отцу:

— Там снизу подымается брат мой и тащит мне много нарядов, отнятых у нартских девиц.

Не поверил старый уаиг этой вести и сказал дочери:

— Сбегай посмотри-ка еще: идет ли он быстро по косогору или тайком крадется по лощине?

Побежала сестра Алафа и видит: широким шагом идет ее брат по косогору, и весело его лицо. Рассказала она об этом отцу, и все же не верит кривой уаиг. Но тут распахнулась дверь в жилище уаига, с высоко поднятой головой вошел Алаф и сказал отцу:

— Ты не пускал меня, отец. А вот видишь, и поплясал я весело, и вволю поиздевался над нартской молодежью. Всю их одежду принес домой.

И тогда спросил старый Афсарон:

— Значит, не было среди них смуглого юноши с выпуклым лбом?

— Были там и черные, и белые, и с высокими лбами, и с низкими, и с выпуклыми лбами, и с вогнутыми. Все юноши нартские были на этом симде, но ни один из них не посмел перечить мне, — ответил сын.

— Право, лучше будет, сын мой, если ты больше не будешь задирать их. Смуглого юноши с высоким лбом не было среди них — ну и будь этим доволен.

С пренебрежением махнул Алаф рукой, кичливо задрал голову и спиной повернулся к отцу своему.

На другой день опять встал рано Алаф, снова сунул двенадцать хлебов себе за пазуху и опять зашагал в Зилахар. Как и вчера, свернул он к стаду, выдоил двенадцать коров, съел хлеб свой и запил его молоком, снова вырвал с корнями дубовое дерево. Опять явился он на поле, где танцевали нарты, и снова начал издеваться над нартскими юношами.

Но как раз в это утро Батрадз, сын Хамыца, сидел высоко в горах, на леднике. Разгорячился он в последней битве и теперь охлаждал свое стальное тело. И видел он сверху все, что происходило на поле Зилахар. Второй день издевается над нартской молодежью заносчивый сын кривого уаига, и никто не дает ему отпора. «Нет другого выхода, придется пойти мне, помериться с ним силой», — подумал Батрадз.

Отломил он половину ледника, взвалил ее на свою голову, чтобы охладиться, и, подобно горному орлу, спустился на поле Зилахар. Тает лед на голове его, и бурные ручьи бегут по лицу Батрадза и падают на землю.

И, увидев Батрадза, подумал заносчивый Алаф: «Вот он, тот смуглый юноша с высоким лбом, которым пугал меня мой отец». И похолодело тут сердце Алафа.

С детства хорошо был воспитан сын Хамыца.

— Здравствуй, — сказал он сыну уаига, протянул ему руку, и Алаф тоже подал свою руку.

Так пусть же врага твоего постигнет то, что постигло Алафа! В кровавую кашу смяла рука Батрадза руку заносчивого Алафа. И сказал ему Батрадз:

— Ну как, гость, не угодно ли тебе будет плясать со мной? Со всеми ты плясал, не откажи и мне.

Лихорадка била молодого уаига, но что было ему делать? Должен был он согласиться. Вот взялись они под руку, и начался симд. Прошли подряд несколько кругов, и наступил тут Батрадз Алафу на ногу и кверху подтолкнул его руку. В кровавую лепешку расплющилась нога Алафа, и вывихнутой оказалась рука его. Все быстрее и быстрее кружится хоровод симда, и толкнул тут Батрадз в бок заносчивого Алафа, и сразу сломал ему несколько ребер. Взмолился тут сын Афсарона:

— Ой, прошу, отпусти меня живым!

Но Батрадз, посмеиваясь, продолжал тормошить его, точно в руках его был цыпленок. А потом, когда кончился симд, отпустил его. И, почувствовав, что свободен он от этих стальных рук, напряг Алаф свои последние силы и, волоча за собой раздробленную ногу и накренясь набок, заковылял домой.

Сестра опять поджидала его на горе. Издали увидела она его и побежала скорее к родителям:

— Вот возвращается брат мой! С трудом тащит он на себе красные шелковые наряды нартских девиц!

— Подожди радоваться, — ответил отец. — Вот вернется он, и увидишь, что за красные наряды он тебе принесет.

Вначале страх перед Батрадзом гнал Алафа вперед и, как раненый заяц, ковылял он домой. Но когда увидел он, что Батрадз и не думает за ним гнаться, покинули силы заносчивого Алафа, и свалился он на землю. Долго ждали дома прихода его, а потом сказал Афсарон своей дочери: